Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Слушателей учения и ныне у Семена, по его словам, человек 35; по отзыву о. Никиты, он человек трудящийся усердно. Посмотрим ныне после богослужения, каковы его верующие…
Верующие собрались довольно аккуратно, к восьми часам вечера, когда и начата была вечерня. Но что это за пение? Женщины и дети, человек семь, держат ноты и поют — Бог весть что! Какой–то особенный, своеобразный напев, в котором только изредка можно уловить мотивы настоящего нотного пения; и неудивительно, когда никого не было до сих пор здесь поучить пению, катихизатор же, как сам неучившийся, да и не в тоокейской школе воспитывавшийся, а вышедший из местных помощников катихизатора, присланного из Токио, потому и по слуху не знающий, что такое нотное пение, очевидно, не мог научить. После службы и проповеди, я советовал христианину Иоанну Огата послать свою дочь, пятнадцати лет, в Женскую школу, в Токио, месяца на два — три перенять пение, или они должны призвать учителя из Токио. — Советовал христианам завести здесь «кейтей–но симбокквай», наподобие устраиваемых везде христианками, то есть раз в месяц, в воскресенье — чтобы сами христиане приготовляли «кооги» — один толкование места из Священного Писания, другой жизнь Святого, третий что–либо из Священной Истории и прочее. Согласились; выбрали из себя троих для приготовления «кооги» к третьему воскресенью сего месяца. Такого рода симбокквай не мешают иметь и другого рода определенные собрания, например, «ринкоо» и подобные. Только эти последние, обыкновенно, по Церквам охотно заводятся и скоро же лопаются, как пузыри, или от частого повторения их, например, каждую неделю, или от пустоты и бесполезности; вышеозначенные же месячные, наверно, будут прочней. Нужно вперед советовать заведения этих симбокквай христианам и в других Церквах.
Затем последовало женское собрание, бывающее здесь в третьи числа; сегодня же 8–е июня. Но, вероятно, потому что собрания так часты, они и не производятся как должно: было пять христианок, — все говорили или читали Священное Писание; одна даже сочинила целую проповедь, и преумную; но сами говорили, были и единственными своими слушательницами; очевидно, и для них интереса мало трудиться много, готовиться к собранию, оттого некоторые читали по книге — «Доотокуно кангами», или «Новый Завет», совсем неподготовленными; даже проповедница, потрудившись написать свою проповедь, не была заинтересована должным ее произношеньем и по тетрадке прескучно везла ее. Чтобы вышла настоящая польза от сих собраний, и здесь нужно посоветовать обратить их в месячные и придать им устройство такое, как в других Церквах; но это отложено до завтра, ибо сегодня было уже одиннадцать часов, и все довольно устали. Христиане вместо того, чтобы послушать, что христианки будут говорить на свои симбокквай, ушли в комнату катихизатора и проболтали там все время. Когда я пришел к ним, усталый и полусонный, они все еще продолжали сидеть и болтать, что показано неудобство остановки там, где нельзя иметь отдельной комнаты; когда все наконец разошлись в двенадцать часов, — вновь пожаловал один — с визитом в этот столь удобный для того час, и не христианин, а только намеревающийся быть оным — бесцеремонность и недогадливость по другим чисто японская!
23 мая/4 июня 1892. Суббота.
Вакимаци.
Утром с семи часов должна была начаться служба, ждали до восьми, собралось человек шесть; отслужили обедницу; сказано краткое поучение. Потом отправились посещать христиан; до полдня восемь домов посетили в Вакимаци; бедных христиан нет; служащие чиновники все люди, чисто и достаточно живущие; Иоанн же Огата, из местных дворян, ныне занимающийся земледелием, настоящий богач; сын его, восемь лет тому назад послан им в Америку на воспитание; в нынешнем году ждет возвращения сына; здесь же в семье у него две дочери, отроковицы. Советовал очень и ему озаботиться покупкой земли и постройкой церковного дома; по расчету, сделанному здесь же у него в доме, на то и другое нужно не более четырех сотен ен; я обещал иконы, которые все для Церкви могут стоить не меньше ста ен; дом у него построенный из вывозного с Киусиу лесу — в двух больших комнатах нигде в дереве нельзя было найти ни одного сучка; для Церкви ладен был бы и здешний лес, роскоши не нужно; но будут ли мои увещания иметь пользу, Бог весть; Господь знает, как выбить у этих японских верующих предвзятую мысль, что все должна делать для них Русская Церковь! Ведь вот и здесь, даже деньги на наем дома идут из Миссии, и сами сто раз могли бы платить за наем еще лучшего дома, чем нынешний церковный, и ни малейшего стыда, что являются какими–то нищими, ни малейшего чувства обязательства пред Богом и Церковью! Пусть бы не знали, так ведь толкуется им до того, что самому совестно становится — все клянчишь и клянчишь! Сегодня, например, как, по–видимому, убедительно говорил этому седому Огата — и от Слова Божия и от разума, что жертвовать для Бога значит давать в долг Богу и готовить себе на небе вечное вознаграждение! Куда? Смотрит благодушно и с улыбкой, даже соглашается, но тут же бы показать движение душевное в направлении увещания — ничуть и никогда нигде, кажется! Несчастные эти сжавшиеся и сморщившиеся души, даже свежее обновление их духом благодати, который все же сколько–нибудь входит в их души, — не в состоянии расширить и сыграть, оживить их! Труднейший вопрос, этот денежный вопрос — все держится на великодушной русской помощи; отними Россия руку, не рухнет ли все в пропасть ничтожества? Невеселые эти мысли, а от них никогда не отделаться. — После обеда посетили, в одно ри, деревню Соеяма, где восемь домов христиан, — тоже все зажиточные, тоже могли бы жертвовать на Церковь: мужики все основательные и солидные, — у некоторых же дома совсем барские. В каждом доме говорил что–нибудь в поучение; в одном говорил очень с душой, обратясь к хозяйкам, еще язычницам, — слушали, улыбаясь, поддакивали, в конце спросил: «Поняли ли?» — «Нет, не поняли», — отвечают также с улыбкой; поди тут говори бабам, не зная местного наречия! Ведь в захолустьях множество слов и оборотов речи местных, которые нужно знать и употреблять, чтобы быть понятным; например, здесь нужно сказать не «кередомо», а «кендо», и прочее подобное.
Вечером, с шести часов, отслужили всенощную; образ украшен большой гирляндой из роз. Пение — очень понравилось; совсем оригинальное; стоят по стене шесть певиц, каждая держит в руках развернутую книгу обихода, несколько певиц и один маленький певец стоят еще глаголем к тому ряду, без книг, должно быть не хвативших для них, но заглядывают в ноты также — и все хорошо поют во всем не так, как в нотах — даже и узнать напева нельзя; напев вышел вполне новый, несколько грустный; но все так хорошо спелись, что ни одного повышения или понижения не делают врозь — все голоса постоянно звучат самым правильным унисоном; оттого и выходит пение очень странным, даже трогающим внушающим молитвенный дух; слушая его, у меня родилось колебание — нужно ли слать сюда учителя, не лучше ли оставить так? Пусть образуется своеобразный напев — зачем заковывать пение в одну форму!
Итак, не буду настаивать: пришлют они сами кого в Токио поучиться правильному пению — ладно; или попросят учителя из Миссии — дадим, нет — пусть остаются при своем оригинальном напеве.
После службы, с восьми часов, должна была начаться проповедь для язычников; началась с половины девятого; сначала говорил катихизатор Симеон Огава — говорил бойко и неглупо; только примеры очень разводит, так что мысль теряется, о чем говорит; говорил на тему «Не здоровые требуют врача, а больные», — и выходило объяснение телесных болезней и подобное; это называется «нагано хети Дании». Слушателей собралось, с мальцами, пробивающимися всегда вперед и засыпающими или уходящими во время проповеди, человек 60–70; серьезно слушающих язычников было человек двадцать; я говорил обычную начальную язычникам; в конце еще о том, что христианство необходимо для благосостояния и прочности японского государства, а не наоборот — не вредит оно государству, как многие ныне зря болтают. Продолжалось все до половины двенадцатого.
