Дневник. Том II. 1859-1860. Богопознание и самопознание, или внутренее священнонаучение от Святого Д - Кронштадтский Иоанн
У всякого на молитве должна быть своя основа: сердечная вера (сердечное зрение); без своей основы молитва не молитва, потому что говорить чужими словами — не значит молиться. Если чужие слова молитвенные, как на нитку бисер, навязываются на нашу основу — на сердечную веру: тогда и молитва будет наша, хотя слова и не наши.
Вы слышите в церкви больше всего гласы священнослужителя и поющих — о помиловании нас. Что это значит? Это значит, братия, что все мы, сколь нас ни есть в храме Божием, по грехам своим достойны казней Божиих и что прежде всего по пришествии нашем в храм мы должны помнить, что мы — грешники, что пришли к Господу неба и земли, Творцу и Благодетелю, ежедневно и ежечасно прогневляемому нашими неправдами, умолять Его — каждый за себя и даже по христианской любви — за других о помиловании Божием. — Моления о помиловании бывают — то великие, то сугубые; так как в Церкви нет ни одного лишнего слова — то при пении сугубой ектении нужно особенно сильно молиться Богу, из самой глубины души, от сердца самого сокрушенного, как и говорится об этом в начальной ектении: рцем ecu от всея души и от всего помышления нашего рцем [346] — в это время отложить нужно и малейшую холодность, малейшее невнимание сердечное, но, горя духом смиренным и ставши весь вниманием, возносить Создателю теплейшую молитву о помиловании нас, грешных. — Но что мы видим при возглашении священнослужителя и пении певцов сугубой ектении и великой? — Большею частию — обыкновенную невнимательность и равнодушие молящихся.
Как после недостойного причащения, так и после недостойной, холодной молитвы бывает одинаково худо на душе. Это значит: Господь не входит в наше сердце, оскорбленный нашим сердечным неверием и холодностию, и попускает в сердце нашем возгнездиться духам злым, дабы дать нам почувствовать разницу между Своим и их игом.
Священнику. Хощу вас безпечальных быта (1 Кор. 7, 32), говорит Апостол. Особенно от тебя хочет этой беспечальности о мирских вещах Бог. Он на каждом шагу почти дает тебе чувствовать, чтобы ты все житейское, вещественное предоставил жене, а сам занимался бы только духовным.
Вменил вся уметы быта, да Христа приобря щу (Флп. 3, 8), говорит Апостол. Так и ты, если не вменишь все житейское, все вещественное — за уметы, не приобретешь Христа: надобно счесть все мирское за ничто, чтобы возвеличился в нашем сердце Христос. Потому что где есть предпочтение Христу чего–либо другого, там не может быть места Христу: Христос должен быть дороже всего для нашей души, как ее Творец и Творец всего что ни есть. Оттого у тебя на сердце всегда бывает мучение, когда ты обнаружишь хоть малую любовь к вещественному, когда из любви к вещественному ты — или сильно пожелаешь вещественного, или сердцем пожалеешь, побережешь (по скупости) вещественного.
Страшная истина. Нераскаянные грешники после смерти теряют всякую возможность изменяться к лучшему, но остаются неизменными и, значит, преданными вечным мучениям (грех не может не мучить). Чем доказать это? Это с очевидностию доказывается настоящим состоянием некоторых грешников и свойством самого греха — держать человека в плену своем и заграждать ему все исходы. Кто не знает, как трудно без особенной благодати Божией обратиться грешнику с любимого им пути греха на путь добродетели? Как глубоко — без преувеличения можно сказать — грех пускает в сердце грешника и во всем существе его корни свои, как он дает грешнику свое зрение, которое видит вещи совсем иначе, чем как они есть в существе своем, представляясь ему в каком–то радужном сиянии? Потому мы видим, что грешник весьма часто и не думает о своем обращении и не считает себя великим грешником, потому что самолюбие и гордость ослепляют ему глаза; если же почитает себя грешником, то предается адскому отчаянию, которое разливает глубокий мрак в его уме и сильно ожесточает его сердце. — Если бы не благодать Божия, кто бы из грешников обратился к Богу? Так как свойство греха — омрачать нас, связывать нас по рукам и по ногам. Но время и место для действия благодати только здесь; после смерти — только молитвы Церкви и то на раекаянных грешников могут действовать: на тех, у которых есть приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому может привиться благодать Божия, или благодатные молитвы Церкви. — Нераскаянные грешники — несомненные сыны погибели. (Ср.: Ин. 17, 12.)
Что говорит мне опыт, когда я бываю в плену греха? Я целый день иногда только мучусь и всем сердцем не могу обратиться, потому что грех ожесточает меня и как–то надымает [347] меня, делая для меня недоступным Божие помилование: я горю в огне и добровольно остаюсь в нем, потому что грех связал у меня силы и я, как закованный в цепи внутренно, не могу обратиться к Богу — пока Бог, видя мое бессилие, мое смирение и мои слезы, не умилосердится надо мною и не пошлет мне благодать Свою. — Недаром человек, преданный грехам, называется связанным пленицами грехопадений [348].
Жизнь твоя духовная видимо разделяется на два резко различающихся между собою состояния: на состояние мира, радости, широты сердечной — и на состояние скорби, страха, тесноты души; причиною первого состояния всегда бывает согласное действование души моей с законами Творца, а причиною последнего — нарушение Его святых законов. Я всегда могу примечать и действительно примечаю начало того и другого состояния: в сознании моем всегда бывает то и другое. Потому всегда бывает так, что, уничтоживши начало, от которого произошло состояние скорби и тесноты, уничтожаешь и следствие, то есть самую скорбь и тесноту души.
Помни, что спокойствие и рассудительность в духовной жизни — есть самое важное дело.
Рассудительность эта необходима как в делах добродетели, так, особенно, при находе страстей.
Не в словеси (молитвы), но в силе (ее) Царство Божие (1 Кор. 4, 20).
Зная по опыту, как строго наказывает Господь за каждое незаконное сердечное движение и как милостиво принимает нас, обращающихся, и ты наблюдай также милость и суд (Пс. 100, 1) над другими.
Лукавый омрачает у человека ум и сердце, чтобы он не помышлял о небесном, не желал небесного: он скрывает во мраке красоту мира горнего.
Знаешь, чрез что лукавый водит тебя за нос, — отвергни это, и он не будет иметь над тобою силы. — Господи Иисусе! Помози ми.
Ты подозреваешь иногда: не крадут ли слуги твоей собственности; но разве Господь не оградил Своими законами нашей собственности, разве Он не заботится об ней, разве не Его голос вопиет в совести каждого: не укради (Исх. 20, 15) — и желающего красть или самым делом укравшего смущает и бичует страхом? Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс. 126, 1).
+ Поставь себя мысленно в доме своем — не хозяином, а пришлецом и последним из находящихся в доме, после слуг: и тогда будешь смирен и ко всем ласков — хозяйская гордость лишает тебя душевного спокойствия.
Смотри, как нагло страсть тебя обманывает: в то время как продолжается действие, от которого возбуждается страсть, — ты пылаешь адским огнем и негодуешь на лица, совершающие действие, но как кончено действие, ты сам раскаиваешься и видишь ясно, как ты был слеп.
Имя Господа моего Иисуса Христа значит Спаситель, и самое существо Его — любовь к нам; дело Его — спасать нас. Твое есть — миловать и спасать нас. [349]
От плод их познаете их (Мф. 7, 16). Какова должна быть по душевным свойствам Владычица наша Богородица, когда Плод Ее такой Совершенный и Сладкий? Поистине, внутрь Ея вся, всевозможная красота добродетелей, вся слава Ея внутрь (Ср.: Пс. 44, 14).
Ум — дядька, наставник нашего внутреннего человека (да даст вам… утвердитися во впут рением человеце, вселитися верою Христу в сердца ваша) (Еф. 3, 16–17); когда совершится наше земное странствование и воспитание, ум, как ненужный уже опекун по пришествии в возраст человека, будет отстранен: самая сложность его (не простота) действительно доказывает, что он не есть принадлежность всегдашняя. А сердце — просто: оно зрит прямо, просто. Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8). Вот почему иногда и самое разумение приписывается сердцу, как главному в нашей природе (уразумеют сердцем, и обратятся, и изцелю их) (Деян. 28, 27); (потаеныи сердца человек) (1 Пет, 3, 4).
