Русская народно-бытовая медицина - Попов Г. (чтение книг TXT) 📗

Помимо религиозного мотива в таком снисходительном и добром отношении к слабоумным и идиотам, большую роль играет то обстоятельство, что они не делают вреда окружающим и их можно заставить хоть что-нибудь делать. Иногда ими пользуется для переноски тяжестей, часто они ухаживают за малолетними и исполняют несложные домашние работы, – метут пол, носят воду, стерегут лошадей, коров, а нередко исполняют обязанности общественных пастухов или подпасков: «дурак хошь пыльным мешком ударен, а все не задаром хлеб ест».

Такое участливое и сочувственное отношение к дурачкам большинства населения, скрашивая подчас их некрасивую жизнь и спасая иногда от голода и холода, не изменяет, однако же, существенно их жалкого общественного положения и даже не всегда обеспечивает само их существование. Пользуясь полной свободой, лишенные всякого призора и бродя, где попало, с непокрытой головой, босые и плохо одетые, иногда только в одном нижнем белье и летом, и зимой, они часто терпят большие невзгоды, подвергаются многим неблагоприятным случайностям и очень нередко замерзают в пути, во время сильных морозов и буранов. Многим из них приходится подвергаться и насмешкам, нападкам и всевозможного рода обидам: жажда потешиться и «потравить» дурака, еще со времен древней Руси, подчас как-то странно совмещается с его почитанием. Пинки, щипки и всевозможные издевательства нередко преследует их не только со стороны малышей и подростков, но подчас и взрослых. Картина, как дурака, особенно из другой деревни, преследует толпа деревенских ребятишек, выкрикивая по его адресу какие-нибудь ругательства, травя собаками или кидая в него комьями земли или снегу, и как тот в состоянии раздражения бросается и, сломя голову, бежит за ними, довольно обыкновенна. Нередко также зрелище, как дурак, наряженный в какой-нибудь фантастический костюм и сопровождаемый гогочущей толпой, ходит по деревне, пляшет, выкидывает различные коленца и, надоев публике, получает в заключение побои. Бывает и так, что дурака не трогает только ленивый. Дать ему в шею, столкнуть в воду, заставить его есть животные отбросы, ввести насильно в рот навоз, керосин, хрен, деготь и т. п. предметы составляет иногда незаменимое удовольствие, особенно в минуты безделья, грубой и испорченной части нашего крестьянства. «Дурак не чует: для него все равно, что грибы, что навоз». – «Дурака хоть гладь по голове, хоть палкой прибей», – говорят деревенские шутники. Ребятишкам, парням, а иногда и девкам большую приятность иногда доставляет обнажение, тем или иным путем, половых органов дурака, а нравственному чувству некоторых деревенских сластолюбцев не претит пользоваться безумием девушек-идиоток и те нередко делаются беременными и родят. Иногда источником неисчерпаемого удовольствия для крестьян является возможность «раздразнить» такого душевнобольного, затронув его idee fixe [386]. Буйное состояние, в которое тот приходит, срывая с себя одежду и оставаясь совершенно голым, площадные ругательства и различные непристойные его выходки приводят деревенскую публику подчас в самое веселое и приятное настроение. «Что делать? – оправдываются в таких случаях крестьяне: – и знаем, что грешно, да не удержишься, что бы не потешиться над таким чудаком» (Болховск. и Карачевск. уу. Орловск. г., Дорогобужск. у. Смолен, г., Меленк. у. Владимирск. г. и др.). И, действительно, свидетельствуют другие сообщения, если народ ради забавы и пошутит над слабоумным, то пошутит большей частью добродушно, а если зло, иногда даже и дико, то постарается загладить свою вину каким-нибудь добром, опомнившись, что «грешно смеяться на, Божьим человеком». Ребятишек, в отсутствие старших, потешающихся над этими несчастными, родители никогда не поощряют и почти всегда жестоко наказываюсь за злые шутки (Шуйск. у. Владим. г., Новоладожск. у. С.-Петербург, г.). Если не со стороны посторонних, то непременно со стороны родственников, идиот и слабоумный найдет защиту всегда. Некоторые родители до конца дней своего сына или дочери-идиотки относятся к ним с нежностью и любовью, как к маленьким. Дома, на улице, в церкви они тщательно наблюдают, как бы кто не «испугал» их, во время обеда дают им самые лучшие куски и при ссорах с посторонними всегда принимают их сторону. Такая любовь и, вместе, дальновидность некоторых родителей заходит так далеко, что они стараются даже «оженить» своего парня-идиота.

Об одном случае такого удивительного брака сообщают нам из Сольвычегодского у. (Вологодск. г.). «Илья М., с виду солидный, но необыкновенно пугливый мужчина, боится посторонних людей, бежит и прячется при малейшем стуке и шуме, а «на двор» ходит не иначе, как в сопровождении матери. Задумав его женить, родители нашли девушку, решившуюся разделить с ним участь жизни. При венчании Илья с удовольствием поглядывал на невесту и стоял в церкви охотно. Начался брачный пир, пирующие подвыпили. – «Мама, мама! – вдруг, среди общего веселья, раздается жалобный голос молодого. – «Что, дитятко?» – «Я этой девки боюсь», – заявляет новобрачный, указывая на сидящую рядом молодую. – «Что ты, что ты, родимый, она ведь не кусается». – «Нет, боюсь ее и убегу». – «Не бегай, нехорошо», – увещевает мать. – «Убегу», – решительно заявляет Илья, перескакивает через стол, бежит, взбирается на полати, прячется там между мешками с луком и кричит: «и-их, меня теперь чужая девка не видит, на-ко – выставляет кукиш – возьми, укуси!» Впоследствии Илья перестал бояться жены и далее стал ходить под ее присмотром, вместо матери, «до ветру». Закончилось это необыкновенное брачное сожительство бегством жены. Месяца через четыре после брака она родила. Сам Илья не понимал значения этого обстоятельства, но настроенный родителями, он вступил в права мужа и стал ее частенько поколачивать. Покинутый женой, Илья снова поступил под покровительство матери».

Гораздо худшим является положение душевно-больных, потерявших рассудок в зрелом возрасте. Сложность и изменчивость их психического состояния, не поддающегося мужицкому наблюдению, делает их совершенно непонятными для народа и потому первые чувства, которые они встречают к себе – это недоверие и боязнь. Нередко, особенно на первых порах, убеждение, что такие помешанные балуются и, не желая работать, напускают на себя блажь. – «Вот, дармоед, напустил на себя дурь»! – «Да он притворяется: небось, есть захочет, так попросит и, чего не след, жрать не станет» (Болховск. у. Орловск. г.). Доказавший свое сумасшествие каким-нибудь безумным и буйным поступком сразу делается как бы отделенным от всех людей, его все боятся, бегут от него, стараются связать, заковать, посадить на цепь. Помимо естественного опасения перед таким больным, сюда нередко присоединяется суеверная боязнь и страхе, в зависимости от уверенности, что в него вступил и им руководит бес. Для такого больного часто нет никакой пощады, сожаления и извинения, так как он хуже скота и сам является виновником своего безумия: «ведь никто, как Бог, наказал его быть равным со скотом – уж за что-нибудь да наказал, ум отнял» (Белозерск. у. Новгородск. г., Новоладожск. у. С. Петерб. г.). Суровость, нередко доходящая до бесчеловечия, является характерной чертой отношения к таким больным даже со стороны их родственников. Содержатся они в высшей степени грязно, обыкновенно плохо одеты и кишат многочисленными насекомыми. В промежутки, когда больные являются хотя несколько работоспособными, их заставляюсь исполнять самые тяжелые и грязные работы, кричат, ругаются, часто бьют и кормят самой грубой пищею и то не всегда вволю (Дорогобужск. у. Смолен, г., Грязовецк. у. Волог. г.). Припадки буйных помешанных и нередкие случаи покушений со стороны их на убийство жен, детей, других родственников и посторонних, а также частые случаи поджогов, причем помешанные сгорают нередко и сами, вынуждают принимать против них меры усмирения и предосторожности. Деревенская изоляция таких больных – сажание их в подполье, чуланы, амбары, конюшни, связывание и даже содержание их на привязи при посредстве толстых веревок или цепей, прикрепляемых к стене – все это, конечно, вызывается, до известной степени, условиями деревенской необходимости. Но, без сомнения, не малую роль играет здесь и отсутствие элементарных сведений по части ухода за такими больными, а также умения обезвредить их другими, более гуманными способами. Если в наших деревнях отсутствует умение ухаживать за обыкновенными больными, то тем более становится понятным отсутствие правильного ухода за душевнобольными, требующего постоянного наблюдения и особенного умения и навыка. Всего печальнее, что тяжелое положение таких больных в наших деревнях усугубляется предрассудками, приводящими к самой грубой и ненужной жестокости. Нам сообщают о нескольких случаях, где крестьяне переходили от веревки к цепи, благодаря глубокой уверенности, что развязываться им помогает нечистая сила. Связывая буйного помешанного, ему нередко наносят тяжелые побои, по несколько человек садятся на него, переламывают ребра, туго-натуго скручивают веревками и привязывают за ноги и за руки, а сажая на цепь, держат, не спуская, в течение целого ряда, лет. Благодаря такому содержанию, хронические язвы у помешанных весьма обыкновенны и, случается, больные эти так и умирают, на цепи [387].