Свидание на Аламуте - Резун Игорь (книги полностью бесплатно TXT) 📗
И вот она здесь! Она идет по этим камням! А как же сон?! Кто поднимался по лестнице? Или она уже путает явь и сны…
Майя подходила все ближе к южной оконечности Аламута. Выточенные временем скалы врезались в сознание жесткой формой. Внезапно возникла сумасшедшая мысль: а если… Если?! Воровато оглянувшись, она сорвала с ног туфли и, ступая босиком по этим неожиданно показавшимся горячими камням, бросилась туда. К краю.
Она оказалась на площадке. Почти отвесно скала уходила вниз, под ней дышало холодом Мазендеранское ущелье. Она видела сверху на фоне бездны пальцы своих ног, побелевшие и вцепившиеся в самый край вековых камней. Дикое чувство сопричастности к событиям десятивековой давности входило в нее через голые пятки, газировкой пробивало до самого мозга. И кипело. Странно: гладкие камни царапали ее пятки, как наждак, подошва горела! Каждым миллиметром кожи она ощущала дикую силу, рвущуюся со скалы вверх – в каждого, кто не испугается прикоснуться к ней. Да, вот почему тут проложены галереи НАД ЗЕМЛЕЙ… Они сами боятся ее, этой Скалы…
– Именно отсюда когда-то Заният сбросила девочку, рожденную второй женой ас-Саббаха. Хорошее место выбрали, моя дорогая!
Это донеслось ей в спину, как выстрел, и она качнулась. Ущелье заглянуло ей в лицо, дохнуло Смертью, но сильные руки подхватили ее и оттащили назад.
Махаб аль-Талир протягивал ей туфли.
– У вас роскошная интуиция, – заметил он, пряча улыбку в бороде. – А вон там, где стоит камера управления реактором, была глинобитная хижина Старца. От нее до этого места – ровно пятьдесят шагов.
– Извините, – пристыженно пробормотала девушка, прыгая на одной ноге и не справляясь с правой туфлей.
Махаб аль-Талир благосклонно кивнул. На нем уже были черный деловой костюм и все тот же арабский платок на голове, под кожаным обручем.
– Ничего. Сейчас мы выпьем кофе с рюмкой хорошего коньяка и приступим к инспекции…
– С рюмкой коньяка? Но ведь ислам запрещает…
– Хмельные напитки запрещены Кораном в стихе 5:92, – рассеянно проговорил араб, следуя за Майей в сторону грибовидного купола Главного корпуса. – Но хафитская школа, например, разрешает употребление финикового вина – табиза… В сущности, арабская аристократия всегда мало обращала внимание на этот запрет Корана. Поэтому нам не стоит беспокоиться, бисимиллах!
Она шла впереди, как овечка.
«…Накануне начала работ международных инспекторов в горной цепи Эль-Бурс, на малом плато Аламут, где расположен Иранский центр ядерных исследований – один из трех национальных – мир раскололся на две части. В Тегеране прошли манифестации с призывом к правительству ни за что не допускать ни европейцев, ни россиян в Аламут, а в Европе произошел случай самосожжения: в знак протеста один из католических монахов облил себя бензином и поджег одежду прямо напротив церкви св. Михаила Архангела… Известный христианский теолог Роланд Масс утверждает, что присутствие в Аламуте посторонних непременно разбудит дух Старца – сколь легендарного, столь и фантастичного хозяина Скалы и руководителя мифического ордена ассасинов, терроризировавшего всю Европу… и тогда неизбежна третья мировая война. Однако эти мистические ожидания, как отмечают серьезные специалисты по истории исламских движений, не более чем истерия: орден низаритов-исмаилитов давно превратился в культурно-литературный фетиш…»
Колин Бостер
The Independent, Лондон, Великобритания
Точка Сборки-11
Иран. Аламут. Центр ядерных исследований. Майя и другие
В одной из комнат главного корпуса их действительно напоили крепким кофе с коньяком. Майя с опаской смотрела на чашки с густой черной жидкостью, почему-то вспоминая Чепайского и небрежный комментарий о его смерти из уст араба. Но Кириаки, поблескивая круглыми очками, пила этот кофе совершенно спокойно.
Аль-Йакуби немного рассказал про жизнь сотрудников. Упомянул, что в Центре есть специальный сад под крышей – с тропическими растениями, для отдыха сотрудников. Райский сад в Аламуте! Майе это что-то смутно напомнило… Затем, после ни к чему не обязывающей беседы о нынешней погоде и архитектуре строящегося Тегерана, Махаб аль-Талир, очаровательно улыбнувшись, перешел к делам.
– Согласно мандату нашей инспекции, господин аль-Йакуби, во время процедуры забора проб все сотрудники должны находиться в своих жилых помещениях. Вам надо оставить самый минимум…
– Сотрудники остались только в Центре контроля и Главном зале, – с готовностью доложил хозяин Центра, – все остальные отпущены в жилой корпус.
– Хорошо. И еще, я должен вам напомнить, что по условиям проведения инспекции ваша радиостанция не имеет права посылать никаких сообщений… Это решено?
– Да, господин Махаб. Связь военной РЛС выведена на центральный динамик.
– Очень хорошо.
– Я прилагаю все усилия, – вдруг с необычайным пафосом проговорил сириец, – чтобы вы, господин Махаб, и ваши коллеги убедились в том, что Иран заинтересован исключительно в мирном атоме. И не более того. Мы можем начинать, господин Махаб…
Махаб аль-Талир, улыбнувшись своим располагающим, смуглым и благородным лицом, только кивнул.
…Поляков Махаб, видимо, взял в инспекцию исключительно для хозяйственных работ: к моменту спуска их на первых этаж Главного операционного зала все польские сотрудники куда-то подевались. Некоторые из них, как знала Майя, монтировали у белой пирамиды, над корпусом экспериментального реактора, красный цилиндр с устрашающими надписями и эмблемами радиационной опасности. Американцев Махаб тоже куда-то отослал: вероятно, бродить с дозиметрами по территории. Оставались только Майя, задумчивая Кириаки, Махаб и рослые, белокурые шведы – человек десять мужчин и две женщины с лицами суровых валькирий. Они сразу же закатали рукава своих белых халатов, и на фоне этой белизны заметны были густые рыжие волосы на мускулистых руках. Какую функцию были призваны выполнять эти создания, Майе было совершенно неясно.
Они двигались по коридору к Главному операционному залу, как процессия индийского набоба. Впереди вышагивал низкорослый сириец, блестя своими очками. Затем важно, высоко подняв голову в платке шейха, плыл Махаб аль-Талир – как черный лимузин в своем безукоризненном костюме. Потом следовали Майя и Кириаки, а уже за ними шли шведы своей железной, дисциплинированной когортой. Свинцовые тени, отбрасываемые лампами дневного света на низком потолке, перебегали по их лицам, по белым халатам, как клубы дыма.
Кириаки тоже была в таком же светло-сером брючном костюме, как и Майя. Но в отличие от девушки, обутой в свои кокетливые остроносые туфельки, на крохотных ступнях француженки красовались огромные, тракторного вида кроссовки с толстенной подошвой. «У нас в таких только гопники рассекают!» – подумала Майя, мельком глянув на обувь женщины, но, увидев ее лицо, не стала и пытаться шутить. Кириаки шла, закусив бледную тонкую губу.
Улучив момент, Майя склонилась к ее уху и прошептала по-английски:
– Кири, что случилось? Почему вы такая? Махаб обидел?!
Та сначала не ответила. Майя уже хотела повторить попытку, но в этот момент Кириаки скосила серые глаза на широкую спину араба и едва слышно, так же шепотом, ответила:
– Ты видела ЖЕНЩИНУ ВНИЗУ?
Майя вздрогнула. В мертвой тишине Центра звук их шагов – постукивание каблуков, шарканье туфель и кроссовок – был особенно слышен. Он был пугающе равномерен, неумолим.
– Да… на лестнице!
– Мне снилось, что ее убили. А меня… принесли в жертву! – выпалила Кириаки, сбиваясь с шага.
Майя даже не стала спрашивать, когда та успела поспать. Наверно, ее сморил сон одновременно с Майей. Интересно, а она тоже спала на полу своей комнатки?
Вот процессия спустилась по металлической лестнице в круглый зал, потолок которого был выложен матовыми светящимися плитками. За подковообразным столом с возвышающимися рядами металлических шкафов и хитрой аппаратурой сидело человек пять, еще двое изучали бумажные ленты, неторопливо ползущие из самописцев. Тут был уже самый разнообразный состав: арабы, негр, две сосредоточенные китаянки, курчавый человек, по виду испанец, какие-то совершенно русского вида парни за мониторами. Никто не обратил внимания на комиссию – вероятно, так и должно было быть.
