Свидание на Аламуте - Резун Игорь (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Ущелье расстилалось перед ними во всей красе. Пики Эль-Бурса сверкали розовым льдом; сияние гуляло по склонам гор, черно-белых, величественных. Слева начиналось плоскогорье, усеянное суровыми валунами и кустарником, но это пространство быстро переходило в острые уступчатые скалы. Сам Аламут, который Майя представляла себе в форме какого-то столба, оказался козырьком, прилепленным к горам Эль-Баболя; его высокие склоны тоже местами были покрыты снегом.
– Это… то самое «гнездо»? – проговорила девушка, дергая поводья и останавливая лошадь.
Араб рассмеялся. Из-под своего клетчатого платка и темных очков он посмотрел на высящийся впереди Аламут, потом указал вперед элегантным стеком из черного дерева с медью:
– Да. Аламут, ворота Эль-Бурса! Обойти его невозможно.
– А справа… Смотрите, там даже идет тропа.
Махаб аль-Талир снова засмеялся. Смех у него был жесткий, гортанный.
– Это обманчивое впечатление, моя милая леди. Тропа ведет на ледник Пеш-Трум, он двумя языками расползается в ущелье и рождает речку Табиб, которая бежит к Пешту. Там непроходимые места, а скалы Аламута поднимаются почти отвесно. Когда Хулагу-хан в тысяча двести пятьдесят шестом взял Аламут, ему пришлось построить почти что лестницу из мертвых тел, чтобы забраться на эти кручи.
– А тут? Тут же можно пройти?
– Да, но полет стрелы, пущенной из тяжелого арбалета, лишает каждого смельчака надежды преодолеть это ущелье живым. С помощью стрелкового оружия тут можно контролировать любое количество войск. Хулагу-хан знал это, поэтому атаковал Аламут с другой стороны.
– А если пушки?
– Англичане в сороковом году планировали тут устроить форт. Для пробы обстреляли из зениток склоны Аламута. Они не попали ни в одну цель, а обрушившийся на ущелье селевой поток уничтожил пять орудийных расчетов вместе с их пушками. Там, – араб показал стеком, – течет Табиб, название которого в переводе с древнеарабского означает «дремлющий зверь». Эта горная речка выводит к Каспию, но она способна за час превратиться в бушующий водопад.
– А почему тут не видно стен? Ну, укреплений, – робко переспросила девушка.
– Зачем стены твердыне, которая вознесена самим Аллахом на недосягаемую высоту? Стены Аламута всегда строились из глины, скорее, чисто символически. Ни одна катапульта не могла достать их защитников. Хулагу-хан приказал их разрушить, но скальные зубцы оказались ему не под силу. Впрочем, поедем. Нас догнал последний ишак.
И он подстегнул коня вперед.
Суровые скалы, не отмеченные ни одним проявлением жизни, плыли навстречу. Майя, качаясь в седле, думала о том, как же они будут забираться туда, на эту кручу, на этот козырек. Но все картины, которая она рисовала в сознании, оказались напрасны.
Наверх, на вершину Аламута они поднялись по канатной дороге.
Изрядно ободранный, рыжеющий оголенным железом вагончик поднимал их над ущельем. Внизу было видно уменьшающуюся панораму – тропу, камни, кустарник. Майя вглядывалась вниз, сквозь мутноватое, покрытое испариной стекло, с невероятным любопытством.
– А где же лестница? – вдруг спросила она.
Араб стоял радом. Он был невозмутим, как британец. Не зря он дорогой рассказал ей о Лоуренсе Аравийском и процитировал его замечание: «Лучшим англичанином может быть только чистокровный араб, равно как лучшим арабом – настоящий англичанин!» Лоуренс десяток лет жил на территории нынешней Саудовской Аравии как шейх, и ему не было оснований не верить. Таким казался и Махаб аль-Талир.
Он спокойно протер стекло, испачкав влагой тонкие смуглые пальцы, и проговорил:
– Лестница, ведущая на скалу, частично разрушена. Как видите, никто давно не пользуется ею.
Майя посмотрела вниз. Черно-белый пейзаж плыл под ней. Да, вот они, отдельные вырубленные в скалах площадки. Аламут поднимался вверх террасами – видны были искусные каменные ограждения. И вдруг… Вдруг она увидела женский силуэт. В каком-то плаще, или накидке, эта фигурка стояла на одной из площадок! Что это? Кто она? Девушка тихо ахнула и прижала лоб к холодному, влажному стеклу.
– Что вы там увидели, леди?
– Там… женщина!
Араб досадливо махнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху, и хмыкнул:
– Вы уже попали под действие миражей Аламута, моя дорогая! Здесь не пустыня, но испарения ртутных руд могут помутить неокрепшую голову… Ерунда!
Майя отстранилась. Черт! Но ведь она же видела!
– А как… грузы?
– Вон, внизу, вторая линия канатной дороги.
Она присмотрелась. По тросам полз ярко-красный цилиндр – главный блок оборудования. Его везли из Парижа, и именно о его сохранности беспокоился тогда араб, неожиданно ушедший в грузовой терминал.
Майя замолчала. За ней стояла Кириаки Чараламбу, дерзко курившая сигарету, несмотря на надписи, запрещающие курение. В углу вагона толпились шведы и несколько американцев. Поляков Махаб оставил внизу, по трое на грузовой станции и на пассажирской. Те моментально скрутили папироски из наборов и расположились в крохотном помещении станции с видом людей, которым теперь остается только ждать…
И ведь все-таки она видела! Черную фигуру на одной из террас. В балахоне с капюшоном. И, видимо, эта странная женщина была разута… А почему женщина? Майя не могла себе объяснить, но она так ПОЧУВСТВОВАЛА, интуитивно, без всяких внешних подсказок. Вагон дернулся, и она, по-прежнему упираясь носом в стекло, стукнулась об него лбом. Приехали.
Иранский Центр по изучению ядерного синтеза представлял собой большой трехлопастной винт огромного самолета, ласково уложенный на плато между невысокими скалами, действительно напоминавшими совершенно естественные зубцы гигантской крепостной стены. В центре большой белой таблетки находился Главный операционный зал. В нем – множество компьютеров, соединенных в цепи, и шкафов с мигающими лампочками. От зала расходились «лопасти» – прямоугольные плоские помещения лабораторий и цехов. На конце одной из «лопастей» возвышалась невысокая пирамида. По словам Махаба, это и был основной пункт обслуживания реактора – место, откуда стержни из активного металла погружают механизмы в ядерное нутро.
На самом краю скалы прилепились домики для сотрудников – тоже плоские, похожие на казармы, но только яркой бело-желтой расцветки. Туда вел стеклянный коридор. Как сказал встречающий их секретарь Центра и дежурный управляющий, молодой чернокудрый сириец Йармук аль-Йакуби, коридор сделан для того, чтобы сотрудники могли в зимнее время без хлопот проходить в свои комнаты, ибо в это время ветры в Аламуте дуют со скоростью более двадцати семи метров в секунду, и с плато может сдуть даже средних размеров бычка, не говоря уже о человеке.
Также тут, на небольшом пятачке, белел коробок теплоцентрали, да к северу над небольшим зданием вился на ветру государственный флаг Иранский Исламской республики и флаг иранских ВС, а над плоской крышей медленно крутился небольшой локатор. Там размещались РЛС военных и секретный пункт связи. Кроме этого домика, судя по всему, на базе нигде не было людей в форме и с оружием: только по два охранника дежурили на пунктах канатной дороги, пассажирском и грузовом, да в дверях домика под флагом периодически показывался толстый военный в черном мятом мундире, шумно высмаркивался с крыльца и исчезал снова.
В коридорах Центра было уютно, пахло жасмином, а под ногами пружинил такой приятный и пушистый ковер, что Майя с трудом удержалась от того, чтобы разуться и пройти по нему босой. Центр, по словам все того же аль-Йакуби, одетого в светлый европейский костюм без галстука и парусиновые туфли, отделывали французы и итальянцы. Майя почти не видела там женщин. В обзорной экскурсии по всему Центру почти везде ей попадались на глаза молодые смуглокожие мужчины: кто-то был в европейских джинсах и майках, но большинство носило длиннополые белые халаты и такие же белоснежные брюки. Кстати, улыбчивые шведы из их свиты тоже облачились в такие же халаты, заботливо прихваченные ими с собой. Девушки появились только несколько раз – тоже в белом, в чадре и халате; все они несли кому-то подносы с кофе и «кока-колой», из чего Майя сделала вывод, что они, наверно, официантки. Что-то ей вспомнилось при этой мысли. Конечно же, балагур Чепайский! И она робко спросила Махаба о судьбе их развеселого сибирского друга.
