В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Тогда, на приеме, меня представили Мирославу Зикмунду и Иржи Ганзелке как главного архитектора из Москвы, работающего над проектом реконструкции и обновления завода. Их откровенные высказывания, не скрою, я воспринимал с напряжением и даже тревогой. Они безбоязненно излагали свои (неприятные для нас!) наблюдения. В первую очередь – по поводу безликого, непривлекательного и запущенного облика многих городов, поселков и сельских поселений. Их удивило, что элементарные бытовые удобства в них частично или полностью отсутствуют, как в самых отсталых странах третьего мира. Поразила убогость и пустота торговой сети. И, конечно, бедность населения. В их словах не было ничего нового. Непривычной была свободная и непринужденная манера беседы. Мы проговорили очень недолго. Началось застолье со стандартными тостами.
На следующий день состоялись проводы неугомонных чешских путешественников. В их мобильную команду входил и Йозеф Коринта. Он отличался веселым, словоохотливым нравом. «Татру» живописно украшали бесчисленные наклейки из разных стран и континентов. Ими в те годы было модно обклеивать чемоданы счастливчиков, побывавших за рубежом. На прощание чехи обещали выслать экземпляр книги впечатлений о нашей необъятной стране. Но она так и не вышла в свет. Вместо общедоступной книги массового пользования авторы вынуждены были ограничиться специальным отчетом[121]. Он был изучен идеологическим окружением Брежнева. Труд чехов, несмотря на правдивость и доброжелательность, заклеймили как грязный пасквиль на социалистический строй, самый передовой в мире!
В скором времени наступила «Пражская весна», произошел ввод войск Варшавского договора в Чехословакию. Ганзелка и Зикмунд стали персонами нон грата, потеряли работу, а «железный занавес» перед ними захлопнулся. В последний раз в Чехии я был уже в «новые времена». Попал в небольшой ухоженный городок Злин в Южной Моравии. Узнал, что в нем постоянно проживает Мирослав Зикмунд, но не решился наведаться к нему. Слишком много воды утекло со времени эпизодической встречи в Хабаровске! В 2003 году я прочитал в газете, что Иржи Ганзелка в преклонном возрасте ушел из жизни.
Возращение в Москву совпало с приятными новостями, которыми жизнь баловала не часто. За осуществленные проекты комплексов предприятий в Челябинске и Киреевске (Тульская область), в числе небольшой группы специалистов Института, я удостоился звания лауреата премии Совета министров СССР. Премия эта в области промышленной архитектуры – явление редкое. По значимости она приравнивалась к Государственным премиям. Параллельно с проектированием я по-прежнему преподавал в МАРХИ. И между делом сдал кандидатский минимум.
Это давало возможность защитить диссертацию на соискание ученой степени кандидата архитектуры (причем без отрыва от производства). Определилась и актуальная, ранее не исследованная тема. Она была связана с уникальным нефтегазоносным регионом Западной Сибири.
Мой главный конек – Западно-Сибирский регион
Для развития этой огромной территории в состав объединения вошел комплексный отдел в Тюмени. Со временем он превратился в подведомственный институт «Тюменьпромпроект». С тех пор, на протяжении почти двух десятилетий, нефтегазоносный регион размером чуть меньше Европы стал ареалом моей деятельности в качестве главного архитектора объединения. Я исколесил его многократно: от северных до южных широт. Участвовал в бесчисленных конференциях, симпозиумах, совещаниях по проблематике обустройства региона. В этих вопросах, где со страшной силой «ломались копья», я был на стороне «технической» оппозиции – группы известных ученых. Мы твердо выступили против переноса общепринятого градообразующего стандарта на Западную Сибирь. Этот регион представляет собой плоскую заболоченную равнину с вечной мерзлотой в северной зоне. Вдобавок почти полное отсутствие дорог, за исключением «зимников» по застывшей поверхности многочисленных рек и других водоемов. Следовало учитывать и неблагоприятную для нормальной жизни природную климатическую аномалию – кислородную недостаточность.
По совокупности отрицательных показателей создание в регионе крупных селитебно-промышленных моногородов лишено научной логики. Запасы нефти, газа и других полезных ископаемых не бесконечны. Их добыча ограничена относительно короткими отрезками времени. Поэтому создание вахтовых комфортабельных поселений с передвижными строениями в виде трейлеров наиболее оправданно, так как не требует колоссальных затрат. По этому пути пошли наиболее развитые страны мира. Их северные зоны в местах добычи полезных ископаемых обустроены с высочайшей степенью комфорта. Наглядным примером служат северные зоны Канады, Норвегии, а также Аляски.
С этой вполне логичной позицией я имел неосторожность выступать в Госстрое Союза. Отдельные чиновники стали обвинять нас в излишнем преклонении перед «загнивающим» Западом. Даже раздавались голоса сомневающихся в моем соответствии занимаемой должности. В конце концов неоправданное создание новых городов получило полную поддержку на высшем уровне. Предупреждения специалистов, основанные на точных экономических расчетах, о фантастических затратах на создание полноценной инфраструктуры были проигнорированы. Затраты многократно усугублялись отсутствием строительной индустрии в регионе. Все элементы капитальных зданий доставляли в районы новой застройки, в основном по зимникам, с огромными транспортными издержками.
Совершенно неизученные особенности архитектурного формирования промышленных предприятий как градообразующей основы городов Западной Сибири и стали темой моей диссертации. Она была первым (и, даже спустя десятилетия, единственным) исследованием по этой актуальной тематике в масштабах нефтегазоносного региона. Защите предшествовали десятки публикаций в журналах, сборниках материалов конференций, симпозиумов. В 1970-х годах усилились требования к качеству научных трудов. Это было связано с резкой критикой деятельности высшей аттестационной комиссии (ВАК). Во главе ее встал В. Г. Кириллов-Угрюмов[122]. Диссертации по всем областям знаний пылились на полках годами, дожидаясь просмотра и заключения «черных» (независимых) оппонентов. Поэтому после успешной защиты на ученом совете Архитектурного института я настроился на долгое ожидание.
Изнурительный двухлетний период совмещения основной деятельности с соисканием ученой степени не прошел бесследно. Расслабиться и побыть с семьей стало самым сокровенным моим желанием. Помимо дачи нашими излюбленными местами отдыха были Пярну (в Эстонии) и Паланга (в Литве). Своей ухоженностью и комфортом они резко отличались от привычных нам условий.
И вот очередной сказочный отпуск в Пярну стремительно пролетел. В Москве меня ждал сюрприз. В первый же день позвонила секретарь НИИ курортных зданий. Меня вызывал директор института, известный архитектор Анатолий Полянский. На протяжении ряда лет мы поддерживали дружеские, доверительные отношения. При всей своей скрытности, он делился со мной даже семейными бедами. Он встретил меня загадочной улыбкой:
– Догадываешься, по какому поводу я тебя пригласил?
– Наверное, очень соскучился и решил повидаться.
Анатолий рассмеялся и небрежно махнул рукой:
– Ладно, ближе к делу. Ты ведь знаешь, что я – «черный» оппонент по архитектурным диссертациям. Я оценил твой научный труд по достоинству, без малейшей скидки на наши дружеские отношения. Так что, думаю, в ближайшее время получишь заветную корочку.
Мы крепко пожали друг другу руки. При этом он добавил:
– Только, ради бога, не благодари. Это всецело твоя заслуга.
Как у всех преуспевающих людей, особенно в творческих профессиях, у Анатолия Полянского было больше недоброжелателей, чем друзей. Во многом – из-за его принципиальности и сложного, конфликтного нрава. К сожалению, мне не удалось проводить его в последний путь. В это время я находился в командировке в знойной Нигерии по «контракту века», связанному с проектированием металлургического комплекса в городе Аджаокута.
