Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
А за окном тихо... От полустанков - лыжни и следы санных обозов, страшные следы: здесь провезли за границу золото, драгоценный хлеб, дивные полотна Рембрандта, кружевные кубки из царских подвалов. Увезли навсегда из России: хлеб сожрет немецкий солдат, золото пойдет на заговоры шпионов, а ценности загонят с молотка на пышных аукционах...
Такова-то эта Мурманская дорога... Вроде все тихо за окном вагона. Не шелохнется лес, придавленный грузом снега, только черное воронье каркает беду над полянами. А приглядись к юркому взору начальника станции - волк; а послушай, что говорят на проводе враги-эсеры; а подыши в зале ожидания на вокзале - и почуешь, как среди российской вони самосада "Феникс" крадется сладкий дым иностранной "Вирджинии"...
Вот и Кемь. Здесь Спиридонов покинул вагон. Огляделся. В котловине, по берегам порожистой реки, раскинулся городок - невеселый. Мосты на срубах, по ним тащатся возы с дровами. Сосновые рощи обступают дома, вороний грай над белокаменным собором, над башнями древнего острога. И повсюду грудами лежат иссохшие бочки-сельдянки, приплывшие на иолах из Норвегии да с Мурмана... В общем, Спиридонову Кемь даже понравилась: эдакая добротная русская деревня, вот-вот готовая зашевелиться большим городом и портом.
Здесь кончалось Поморье, и от самой Кеми начиналась Карелия...
И тут он заметил человека, еще издали приподнявшего над головой котелок. Спиридонов чуть не засмеялся. Недавно ему передали список тайной английской агентуры, работающей на севере, и вот что было сказано о кемском консуле: "Английский консул в г. Кеми Тикстон; носит полосатый бархатный костюм английского фасона; сам роста - выше среднего, волосы - стриженные, телосложение - не очень худой, усы светлые, нос большой, горбатый..."
Тикстон подошел к Спиридонову, дружески протянул руку, с трудом и скрипом вытянутую из узкой перчатки.
- Наконец-то! - сказал он по-русски. - Наконец-то мы добились интимности в делах с большевиками. И полковник Торнхилл будет очень рад видеть вас, господин Спиридонов.
Беседуя, они завернули за почтово-телеграфную контору, где пыжились розовыми окошками меблированные номера поморского "Версаля". Еще в прихожей Тикстон скинул пальто, и Спиридонов мог заметить, что ВЧК сработала точно даже в такой мелочи: на консуле был полосатый бархатный костюм.
- Прошу, - сказал он любезно, отворяя двери в номер. Перед русским самоваром, держа блюдечко в растопыренных пальцах, сидел кавалер русского ордена Анны второй степени - британский полковник Торнхилл, человек лет под пятьдесят. Однако поднялся он, как мальчик, проворно - полковник был молодцеват, хотя и полон телом.
- Добрый день, - сказал он. - Мы с вами отчасти коллеги: вы - контроль советский, я - контроль союзный...
Три минуты разговора о делах Совжелдора - и стало понятно, что полковник Торнхилл осведомлен о делах на севере, пожалуй, лучше самого Спиридонова. "Умеют, сукины дети, работать! " - подумал чекист почти с завистью. И тут же успокоил себя: "Я только приехал, а они сидят здесь еще с царя Гороха!" Торнхилл и Тикстон были первыми англичанами, встреченными Спиридоновым. Они совсем не были похожи на тех замкнутых и гордых британцев, о которых чекисту приходилось ранее читать в книжках. И они так дружески хлопали Ивана Дмитриевича по плечу, изображали таких славных парней - хоть за пивом их посылай!..
- Они идут, - говорил Торнхилл. - Четыре колонны сразу, и мы уверены, что Людендорф запланировал большое генеральное наступление, включив в орбиту своих преступлений и Мурманку. Дорога, по сути дела, уже фланкируется немцами.
- Финнами, - поправил Спиридонов.
- А какая разница? - ответил за полковника Тикстон.
- И потому, - продолжал Торнхилл, - мы, англичане, особенно приветствуем пока еще "словесное" соглашение с Советской властью, к которому мы пришли на Мурмане. Отныне защита дороги и Мурмана будет проводиться совместно!
Спиридонов был поставлен этой речью в неловкое положение.
- Однако вот, - заметил чекист осторожно, - Совжелдор не признаёт вашего "словесного" соглашения с Басалаго и Юрьевым.
Тикстон подвинул стакан чекиста под горячую струю из пузатого самовара - наполнил щедро, по-русски, до краев. Сказал:
- Но это ж нарушение директивы наркоминдела!
Тогда Спиридонов решил выезжать на "простоте".
- Да как сказать... - И почесал загривок. - Знаете, господа, я ведь что? Только охрана дороги и порядка. А там, в Совжелдоре-то, люди с головой... Как они скажут!
- Выходит, - спросил Торнхилл, - вы не станете противодействовать нашим отрядам, если они пойдут на финнов, защищая вашу же дорогу от покушений германского империализма?
- Так они же еще не идут, - ответил ему Спиридонов. - Пока против белофиннов выступаем мы. Наши отряды! Красногвардейские.
Англичане, переглянувшись, прекратили этот разговор. Но тут же завели речь о другом...
- Здесь, в Кеми и даже в Кандалакше, скопилось очень много беженцев карелов и финнов, которые спасаются от немецких зверств в полосе границы (консул сознательно назвал зверства немецкими, и отчасти он был прав, ибо финские егеря-лахтари получили воспитание в Потсдамской школе, возле Берлина). - Наше командование, - продолжал Тикстон, - согласно вооружить и одеть несчастных этих людей, чтобы они могли сражаться за свободу своей прекрасной родины...
"Опять задача!" Как много надо было решить Спиридонову. Прямо вот здесь. В присутствии двух опытных агентов врага. Решить сразу. Точно! Без помощи товарищей из Совжелдора. Без подсказки партийного центра... Ждали.
Ждал Торнхилл. Ждал Тикстон. Ждал и сам Кэмпен.
- Хорошо, - поднялся Спиридонов. - Можете... вооружить!
Беженцы струились по лесным тропам - измученные люди, с детьми, со свертками, с коровенками, которые жалобно мычали на заснеженных кемских пожнях. Спиридонов побеседовал с финнами и'карелами и понял: Ухта падет первой (если уже не пала, ибо там совсем не было Советской власти). Он спросил, есть ли среди беженцев коммунисты. Оказалось, что есть. Это его удивило: в глуши карельских лесов, оказывается, большевики уже были. Они уверяли Спиридонова теперь, что все готовы вступить в отряд, чтобы сражаться с белофиннами.
Одного из финских большевиков, лесоруба Юсси Иваайнена, Иван Дмитриевич назначил комиссаром отряда.
- Атрят? - спросил Юсси. - А финтофка кте?
- Англичане дадут...
- А брать? Ты ковори, брать нам финтофка чужой?
- Конечно, бери. Драться предстоит немало... Может, с теми же англичанами.
- Сапок нет? - наседал на него Иваайнен.
- Будут англичане давать сапоги - бери! Картошку дадут - тоже бери. Все бери, что подкинут, пригодится.
Через несколько дней Спиридонов построил отряд. Явились консул Тикстон и полковник Торнхилл. Красное знамя взметнулось над головами беженцев из лесных чащоб. Командирами взводов были большевики.
- А вот и комиссар, - показал Спиридонов на Иваайнена.
Казалось, что Тикстон и Торнхилл сейчас повернутся и уйдут, сказав: "Мы передумали, не надо!" Но этого не случилось. Торнхилл вскинул руку к фуражке, приветствуя красное знамя, и долго потом тряс руку комиссара-лесоруба.
- Очень рад, - говорил он раскатисто. - Отличные люди... Мы берем! Да, - с улыбкой обернулся он к Спиридонову, - мы берем этот отряд. На вооружение, на экипировку, на довольствие.
И тут Спиридонов задумался: "Чего он так радуется, этот полковник? Уж не остался ли я в дураках?.." Но думать об этом было тогда ему некогда: на следующий же день Спиридонов встал на лыжи и ушел с отрядом под Ухту, чтобы посмотреть: что там? Ни одного немца не встретили. Но финны были. Вооруженные до зубов, они сидели по деревням, наваривали самогонку... И случился один бой - короткий...
А до Ухты было уже не дойти - отрезано.
* * *
Впрочем, Брестский мир утвержден еще не был: ратификация его должна была состояться на IV съезде Советов - тогда же решится и вопрос о переезде правительства из Петрограда в Москву. Древняя столица древней России!..
