Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Господин полковник, поехали к нам.
- К вам? Куда, молодой человек?
- В Совжелдор! Сейчас у нас такое положение на дороге. Мы будем заново создавать отряды, и - я это чувствую! нужна именно мобилизация. Мы вас примем.
Сыромятев отбросил вилку на замызганную скатерть.
- Послушайте... А вы, при всей вашей милой непосредственности, к стенке меня там не поставите?
- За что, полковник?
- Вот именно за то, что я... полковник! Имею отличный послужной список. И при старом режиме меня только медом не мазали. А так... я все имел. К тому же домовладелец. В Лигове!
- Подумайте, - ответил Ронек. - Товарищ Спиридонов не такой человек, чтобы ни с того ни с сего поставить вас к стенке.
- Я не умею думать на людях, - застыдился Сыромятев. - С вашего разрешения, господа, я удалюсь.
Он действительно встал и вышел из чайной.
Ронек сказал:
- И уже не вернется. Мне один такой уже попадался. Какой-то капитан. Еще и пять рублей взял у меня...
- Не говори так, - возразил Небольсин.
Волоча по полу края шинели, Сыромятев вернулся к их столу Куснул толстую губу.
- Не подумайте обо мне так, что, мол, подобрел от еды. И не за хлеб. Не за положение. Нет! Поехали. Буду служить...
Он повернулся к Небольсину, подавленно молчавшему:
- А вы в Мурманск?
- Да.
- Что ж, прощайте. Я знаю, меня там приласкали бы, как боевого офицера. И все-таки я избираю Петрозаводск. Так уж случилось сейчас, что большевики - это и есть Россия, а я офицер русской армии, и я обязан служить отечеству, оскорбленному и ослабевшему... Реставрации старой армии мне отсюда не видится. Нет. Напрасно хлопочут некоторые мои бывшие товарищи...
* * *
Дымно ревел в те дни гудок Онежского завода: пришло тридцать восемь человек - большевики. Молча построились. Их сразу бросили в бой. Против финских отрядов, рыскавших у дороги. Обратно привезли трех раненых - они были ужалены пулями в спину.
- В спину? - не поверил Спиридонов, вставая.
Полковник Сыромятев держал руки по швам.
- Да, в спину, - ответил. - Впрочем, позвольте сначала задать вам, Иван Дмитриевич, один нескромный вопрос.
- Пожалуйста, - разрешил Спиридонов.
- Вы сами воевали?
- Воевал.
- Так почему же вы бросили в бой людей, - спросил его Сыромятев, даже не объяснив им азбуки боя? Они ранены в спину. Хорошо, что не в затылок. Что получается? Боец стреляет во врага и тут же, по глупости, подхватив винтовку, скачет вперед. А сзади его стегает своя же пуля... Очень смело! - похвалил Сыромятев. - Но зато и неумело.. Вы как дети малые.
Спиридонов был пристыжен.
- Хорошо. Вы, я вижу, человек упрямый и своего добьетесь. Мы с вами, чувствую, сработаемся...
Они действительно сработались - как две шестерни в одной машине. Помог этому сам Спиридонов.
- Вот что, - сказал он как-то. - Меня, как вы знаете, некоторые недобитые бандитом зовут. Сплетни разные по Мурманке ходят. И - боятся... Если я замечу, что вы, полковник, из страха или еще почему-либо служите нам, то я... Да что тут долго размазывать! Просто я вас перестану уважать.
- Товарищ Спиридонов, - перебил его Сыромятев, - кто вам сказал такую чушь, что я вас боюсь? Зарубите себе на носу: полковник Сыромятев ничего не боится...
В эти дни Совжелдор выделил делегата на IV съезд Советов - Павла Безменова. И был дан ему наказ: доложить правительству, что положение на севере создалось странное. О переменах на Мурмане почему-то извещают исполком Совжелдора в Петрозаводске, но Центр о событиях ничего не знает. И образован для управления краем подозрительный триумвират - из француза, англичанина и одного русского, никому не известного человека (совершенно беспартийного).
Перед отъездом Безменова Спиридонов отозвал парня в сторонку подальше от всех.
- Ежели увидишь, Павлуха, товарища Ленина, то передай ему так: мол, мы здесь опасаемся захвата дороги.
Безменов даже не поверил:
- Неужели?
- Да, - кивнул Спиридонов. - Так и скажи: опасаемся!
- Финны?
- Нет. Похуже. Англичане.
* * *
Небольсин вернулся в Мурманск, навестил лейтенанта Басалаго.
- Мишель, а вы знаете, что граница у Печенги открыта?
- Знаю. Ни души. Только монахи. И - колонисты.
- А финны не пойдут туда?
- Финны уже пошли...
Глава седьмая
Поезда из бывшей столицы стали в Мурманске редкостью: сбитые кое-как эшелоны (половина теплушек, половина пассажирского разнобоя) осаждались мурманчанами, жаждущими свежих новостей. А чья-то рука вырезала клочок газеты, намочила его в воде и намертво приморозила к дверям вокзала. Каждый теперь мог прочесть: "Уезжая из Петрограда, Совет Народных Комиссаров одновременно защищает и позицию революционной власти, покидающей сферу, слишком подверженную немецкой военной угрозе, и одновременно тем самым защищает Петроград, который перестает быть в значительной степени мишенью немецкого удара".
Под вечер в контору заявился, скрипя портупеей, поручик Эллен надушенный, как барышня:
- Читали, Аркадий? - спросил и показал себе за спину отогнутым пальцем.
- Читали эту липу! - ответил Небольсин подавленно. - Петербург - глаз в Европу, а Москва - в темную Азию.
- Да, - посочувствовал Эллен, - докатились мы с вами! Глава "тридцатки" спросил, когда ожидается поезд из Петрограда и на какие пути он встанет.
- Какие там пути! Где освободят, туда и встанет.
- А вы не пойдете встретить?
- Что я, поезда не видел? Да и не жду никого...
С опозданием, вне всякого графика, замедляя скорость еще от Колы, в мурманскую неразбериху путей и стрелок, затесался петроградский поезд: две теплушки, один пульман, три дачных вагона с вытертыми дощечками: "С.-Петербург - Сестрорецк". Видать, наскребли в Питере, что могли. Мимо окон Небольсина уже побежали встречающие: солдаты, матросы, спекулянты, филеры. Суета этих людей была в тягость Аркадию Константиновичу, который после разговора с Петей Ронеком как-то увял и сник. В самом деле, среди людей - и такое одиночество! От Бабчора в Салониках тянулись тысячи миль, беспросветных; невеста - словно ее никогда и не было - пропала в смутах, в морозах, в молчании телеграфа. "Что осталось, кроме меня?" - спрашивал себя Небольсин и почти с ненавистью оглядывал крытые тесом стены своего кабинета, оклеенные приказами о штрафах, циркулярами по борьбе со снежными заносами...
Двери кабинета вразлет - на пороге Эллен.
- Выгляни, выгляни! - крикнул он.
- Куда?
- В окно, конечно...
Небольсин продышал в заледенелом окне слезливую лужицу. И увидел, как на перроне, под тусклым светом керосиновых фонарей, шевелится какой-то ежик, блестя острыми иглами штыков. Донеслось: "Рррр-авняйсь!" - и вздрогнули головы в шлемах, в ушанках и в кепках. Низенький пожилой человек в кожанке побежал вдоль строя, длинная кобура маузера колотила его по бедру, и вот он сипло, простуженно выкрикнул:
- ...Арш!
Двинулись, бухая в доски перрона, и Небольсин задернул окно плотной, непроницаемой ширмой.
- Не понимаю, поручик Что я должен был усмотреть в этом?
- Как же вы ничего не поняли? - ответил Эллен. - Ведь это не просто отряд большевиков, а отряд ВЧК!
Небольсин невесело посмеялся.
- Милейший поручик! Вот задача: две карающие руки, ваша и рука ВЧК, должны схватить за горло. Кто кого?
- Только не меня.. - ответил Эллен и, стегнув воздух длинными полами промерзлой шинели, быстро вышел.
А на смену поручику протиснулся в кабинет затрушенный чиновник с кокардой министерства просвещения на фуражке. Уши его были по-бабьи повязаны платком от мороза; за ним возвышалась массивная дама в окружении крест-накрест перевязанных шалями девочек с наивными глазами. Беженцы!
- Сударь, я и моя жена, урожденная фон Гартинг (Небольсин слегка поклонился) и мои девочки, - говорил педагог, - спасаемся от сатрапии большевиков. Приняли мы эстонское подданство и вот спешим на пароход вокруг Скандинавии, ибо в Петрограде кораблей нет и быть не может Подскажите, сударь, где нам можно переночевать?
