Нити жизни (СИ) - де Море Эль (чтение книг TXT) 📗
— Небольшая пульсация боли в области груди и разных частях тела?
Мах головой. И — очередная галка в дневник наблюдения.
— Характерное ощущение, не волнуйся. Тебе дают обезболивающее средство, при необходимости дозу увеличат.
Она отложила бумаги и склонилась надо мной. Я прикинула, что может мне, стоит уже начать паниковать, как красной шапочке при сером волке?
— Сейчас я отсоединю устройство, — сообщила она, — старайся глубоко дышать, но с медленным вдыханием воздуха.
Я моргнула. Почувствовала, как выдрали трубку и нацепили канюлю на корпус носа. Самостоятельно задышала. И вот загвоздка — не помню, что случилось после.
Усталость. Слабость. Тяжесть век.
Хлоп. Хлоп.
Шум в ушах и голове.
Спутанность сознания.
Пелена перед глазами. Расплывчатые очертания предметов.
— Где я? — хрипит мой голос, но я говорю.
— Всё в порядке. Успокойся. Видишь меня? — говорит мягко женский голос.
— Мари?!
— Да, я.
— Что со мной? — боль в гортани.
— Всё хорошо.
— Я ничего не помню, что случилось?
— Упало давление, но не беспокойся, сейчас всё нормализовалось.
— Я ватная и сонная, — шепча, я жалуюсь.
— Это последствия общей анестезии, пройдет в течение суток. Я рядом, как и врач — буду дежурить круглосуточно, так что, скучать не позволю!
— Ободряюще… — протянула я и меня начало рвать.
Мария экстренно, но аккуратно повернула мне голову на бок, ко рту подставила лоток. Мне было неудобно, и она, сообразив, тут же заменила его на полотенце. Я пыталась остановиться, но тщетно.
— Не сдерживайся, — сказала она, поглаживая мою спину, — я всё уберу.
Когда желудок прекратил извержение, она помогла удалить из полости рта остатки рвотной массы и протерла мои губы влажным тампоном.
Мне было отвратительно и внутри всё клокотало от беспомощности.
Через три часа, при затекших конечностях и постоянных обжимок с тарой, куда я отхаркивала мокроту, я попросила помочь мне поменять положение.
— Так удобно? — поинтересовалась сиделка, поднимая головной конец функциональной кровати.
— Вполне, спасибо.
— Хорошо. — Она закрепила механизм.
Тут я обнаружила, что могу уверенно двигать руками и ногами. И подумала — приятно быть способной хоть на какие-то действия, без посторонних вмешательств.
— Мари, а у тебя есть зеркало? — спросила я, любуясь отекшими и слегка посиневшими пальцами. Это часть жидкости из кровеносных сосудов перешла в ткани, а, следовательно — отеки под глазами должны быть еще хуже.
Она отрицательно покачала головой:
— С собой нет, но я могу принести позже.
— Я очень страшная, да?
— Ты видела нашу операционную сестру?
Я утвердительно кивнула. Ч-ч-ерт! — уже привычка.
— Тогда, о чем речь?!
Я засмеялась, но издала лишь хриплый стон, больше похожий на скрип ржавых петель. И тут же, умолкла — стало больно.
— Осторожно, — заметила моя собеседница, — пока рановато.
Я откашлялась, в голосе прозвучал досадный фатализм:
— Поздновато-то не будет?
— Знаешь, милочка, я такие разговоры не терплю! — Вид у неё стал серьезным, но глаза по-прежнему горели детским азартом. — Будешь так говорить, отшлепаю по попе!
Я хило улыбнулась и уставилась в пустоту. И как-то, незаметно сомкнула глаза, словно меня куда-то призвали. Провалилась.
— Я уснула? — спросила я, приподнявшись от подушки.
Сидевшая на стуле — Мари, тоже поднялась, чуть заметно зевнув:
— Ага.
— В этом-то шуме?! — сказала я, намекая на пикающие аппараты.
— Снотворное.
— И чем меня еще накачивают? — я выгнула бровь.
— Всем необходимым. — Она улыбнулась.
В помещении потрескивали лампы освещения. За окном была темень.
Я помрачнела:
— Сколько времени?
Она ответила сразу:
— Почти десять, хочешь немного попить?
— Да, то есть, я хотела бы для начала узнать, мои родители здесь?
— Силами медперсонала, — она подмигнула мне, — их отправили по домам.
Я выдохнула:
— Славу богу! Можно мне воды?!
Она куда-то упорхнула и, вернувшись, протянула мне бутылочку с дозатором.
— Вот, спасибо, — сказала я, сделав пару маленьких глотков.
— Хочешь, я могу почитать тебе? — поинтересовалась она, принимая из моих рук сосуд.
Я с сомнением покачала головой: грудь горела, обжигая изнутри, на мне, словно рвались — то плоть, то кости.
— Помоги, пожалуйста, мне лечь, — прошептала я.
Приведя кровать в горизонтальное положение, Мари задержалась надо мной, потому что, я уцепилась за полу её спецформы.
— Кажется… — я начала тяжело дышать, — моя история окончится именно здесь и именно так.
Из какого-то подземелья вмиг донесся укорительный протест: — Придумай что-нибудь другое!
В конце чего, послышались шаги, и я стала ждать, когда их обладатель ко мне подойдет. Но…
Мир стремительно потемнел.
Моё повторное пробуждение началось рано утром следующего дня. Я проснулась, потому, что у меня страшно затекла шея, и стало гудеть в ушах. Но мертвые ведь не ощущают ничего? Тогда?! Я подозрительно открыла один глаз, затем принужденно, для четкости — другой. И уже с обоими широко распахнутыми очами, я обнаружила себя в стационарном отделении.
— Привет, — сказал доктор И. — Как спалось? — улыбнулся.
Я подняла брови:
— Я что, не умерла?!
— Это при стабильности-то состояния? — хмыкнул он.
— Так, я — жива?!
— Жива, насколько жив я.
Я цокнула языком, вздернула голову и проскрежетала:
— У моего сердца «черный юмор»…
— Сильный дух искал себе трудности, чтоб убедиться в том, что он силен, — деловито изрек И.М.
— Вот, только, давайте без ваших проповедей. Переключитесь в режим врача.
Он повиновался:
— Всего лишь подъем температуры, обусловленный раной и реакцией организма. Сейчас держится на 38.2, но постепенно снизится.
— «Всего лишь…» — процитировала я, помассировав виски.
— Поболтаем?! — он уселся на край палатной кровати. — Жалобы?
Я сощурила глаза:
— Одна — сползите отсюда.
— Отклонено! — сказал он и сделал вид, что поудобнее устраивается.
— Да, вы просто хам.
— Учусь у мастеров.
— И наглец, к тому же.
Он сел ко мне вполоборота и улыбчиво дернул уголком рта, но я покачала головой.
— Кожа и видимые слизистые обычной окраски, — он стал вслух заполнять журнал состояния: переводя глаза от меня к аппаратам. — Дыхание везикулярное, хрипов нет; тоны сердца ритмичные — семьдесят три удара в минуту; Язык? — он наставил на меня автоматическую ручку.
Я высунула и показала.
— Так… язык влажный, чистый, — зафиксировал он.
И тут я решила его подколоть:
— А вкусовые качества тоже снимать будете?
У него глаза по-мальчишески вспыхнули.
— Так будете или нет?! — я поспешила хулиганским тоном повторить, пока он не отошел от этого эффекта.
— Нет, — ровно ответил он, к моему разочарованию. — Это лишняя информация.
— Ну, как хотите, что дальше?
— На сегодня всё, — его рука ласково потрепала мою макушку, — отдыхай.
Я застонала от возмущения:
— Знаете ли… Вы просто…
Он открыл дверь и обернулся ко мне:
— Назначение: режим палатный!
Я нахмурилась. И подумала — чем бы запульнуть ему вслед.
Таким образом, утро закончилось хуже некуда.
— У тебя усталый вид, — шептала мама, сидя неподалеку от больничной койки, и убаюкивала меня своим голоском.
— Да? А я не заметила, я то и делаю, что сплю.
— Врачи говорят, что послеоперационный период протекает благоприятно.
«И как она может судить по прошествии всего-то трех дней!» — я мысленно поражалась.
— Да? Раньше некоторые утверждали, что Земля плоская и покоится на трех китах, а те на черепахе… — враждебно отсалютовала я. — Вот и верь людям.
