Нити жизни (СИ) - де Море Эль (чтение книг TXT) 📗
— Хочу, — говорит она, — пусть так всё будет! — И обнимает так крепко, что мне кажется, что кости издали странный хрустящий треск.
— Ясен пень, — вздохнула я, вновь погружаясь в чтение.
Секунды конфисковали минуты, которые поедали часы, а те в свою очередь забирали дни. Всё текло своим чередом. Оживало, плодилось, развивалось и умирало.
За два дня до моего официального расчленения, ко всему прочему, назначали — премедикацию. Для того, чтобы снять психологическое напряжение, оказать седативный эффект организму, а также, уменьшить бронхиальные секреции и усилить анестетические и анальгетические свойства наркотических веществ, которыми меня напичкают в день операции.
Достигалось всё это применением комплекса фармакологических препаратов: транквилизаторы, нейролептики, атропин, метацин и антигистаминные препараты.
Чувствовала я себя не то, что упокоёно, я парила, как наркоманка наяву. Потом спала, как беспробудный алкоголик, а потом блевала на очке от того, что мой организм решил, что такая добавка его не устраивает. Как будто, я от неё в восторге. Вот так и кочевала изо дня в день до часа операции.
— Милая, мы с тобой! — объявила мать.
Я закатила глаза.
— Это наша общая битва! — добавил отец.
«Сохраняй спокойствие… — приказала я себе. — Никакого нервного напряжения».
Сестра улыбнулась:
— Все хорошо, ты — справишься!
— Выглядишь лучше всех! — Майкл подмигнул из-за её плеча.
Нейл появился в дверях с шикарным букетом орхидей.
Все теперь знают правду, чтоб их! И побросав свои дела, толпятся около меня. Моральная поддержка? Чушь. Это — морока и груз. Может, прямо сейчас сказать всем «прощайте», прикрыть глазенки и сдохнуть. Сюрприз.
— Снова цветы? — я облизала пересохшие губы. Изверги врачи запретили пить.
— Да, — ответил он тихо.
— Спасибо, — буркнула я, стараясь сдержать смех.
«Столько веников, как на похоронах. Готовятся уже заранее?» — думаю я.
— Как ты?
— Хуже некуда, — я принялась щёлкать переключателем. На экране замелькали фигуры.
Можно зажать голову руками и стонать: боже мой, боже мой.
Где то в подсознании всё время мысли об операции. На душе не по себе — ненужные образы внедрились и туда. И страх. Я гоню их. Еще будет время…
— Здравствуйте, — войдя, поприветствовала с улыбкой медсестра. — Здравствуйте! — собравшиеся в палате люди продублировали невпопад одно и то же слово.
Я же, заметив в руках медицинского надзирателя поднос с двумя лотками и набором шприцев, пакетиков, скляночек, промычала:
— Ну, и кто не запер дверь? Вызовите охрану.
— Не думаю, что это сработает, — ответила она и, подобравшись ко мне, шепнула: — Начальник отдела охраны — мой парень!
— Сочувствую — призналась я. Её это позабавило.
— Нам выйти? — поинтересовалась мама.
— Мужской половине следует, чтобы не стеснять пациентку. Остальным в этом нет необходимости, если вы не боитесь уколов, — ответила она, поворачиваясь к кроватной тумбе. — Ох, — выдохнула. — Цветы придется убрать, — предупредила она, смотря на родителей. — Не положено. Никаких посторонних предметов после операции.
— А, сейчас унесу, — мама торопливо вскочила и приступила судорожно хвататься за растения, как будто, узнала, что их запах заражен.
Это вызвало у меня приступ хохота.
Мама и медсестра переглянулись.
— Я думаю, это подождет, — ровным тоном отчеканила медработница, одарив благосклонной улыбкой за освободившееся место, куда и поставила набор медикаментов.
— Душ приняли, зубы почистили? — обратилась ко мне.
Я поморщилась, как при зубной боли:
— У меня что, запах изо рта?
— Нет, но я обязана уточнить, выполнили вы указание по предписанию?
— Да — буркнула я.
Она снова улыбнулась:
— Хорошо.
Я шмыгнула носом, обратив внимание, что она натянула перчатки и открыла упаковку со шприцом.
— Что вы в меня вколите?
— Инъекции: атропин сульфата, димедрола, диазепама.
— Звучит ободряюще…
— Будьте любезны, — она тонко намекнула на папу и двух братьев. Те понимающе кивнули и удалились.
— Начнем, — её голос прозвучал деликатно и мягко. Она помогла занять мне нужное положение на боку с согнутыми бедрами и коленями.
— Мари, а почему я раньше вас не видела? — поинтересовалась я, прочитав имя на её карточке.
— В больнице много отделений, вот нас и перебрасывают — то туда, то сюда.
— Ясно.
— Не переживай. Я своё дело знаю. Больно не будет, — пообещала она, а я подумала: сколько еще у этой девушки в запасе форм улыбчивости?!
Действовала она и правда профессионально. Собрала шприц и положила в стерильный лоток, далее сверилась с листом назначения, вооружилась стерильным пинцетом и, обработав спиртовым шариком горловину — вскрыла ампулу. Набрала оттуда бесцветную прозрачную жидкость в шприц, выпустила воздух и отложила.
Взглянула на меня и засекла, что я отмечаю её движения. Но, опять же, лишь тоненько растянув губки, продолжила работу: сменила перчатки, обработала ватным тампоном со спиртовым раствором, а затем, сбросила его в лоток для отработанного материала.
— Хорошенькое начало дня, — прошипела я, когда Мари повернулась ко мне с иглой.
— Расслабь мышцы, — приказала она, обрабатывая центробежно мою ягодицу.
На что я сразу брякнула:
— Слушаюсь и повинуюсь.
Секунда. Легкий прокол. И пункция сделана.
— Вот и всё, — доложил её голос, — как самочувствие?
Немного помолчав, я проворчала:
— Неописуемо.
В этот момент, мама облегченно вздохнула, наверняка подумав: раз я способна на гаденький сарказм, значит все в порядке.
Я драматично распласталась на матрасе, задрав голову к потолку.
Мари собрала все использованные принадлежности и, задержавшись, проинформировала:
— Выключите все мобильные устройства и уберите их. У вас есть около двадцати минут, потом за ней придут и отвезут в операционную.
Женщины понимающе обменялись взглядами. И едва за Марией захлопнулась дверь, выгнанные изгнанники заняли прежние места.
Скосив на них оба глаза, я не удержалась от ехидной шпильки:
— Вам обязательно торчать надо мной, подобно изваянию?
— Да! — заверили меня голоса, пока мама расправлялась с моей техникой — обесточивая её.
И тут я задумалась — не слишком ли я тороплюсь с пропащими выводами? Накрутила, навела себя на дурные мысли и теперь катаюсь в них, словно в масле. Но. Я столько раз была свидетелем того, как мои чувства обманывали меня, уверяя, что всё выйдет так, а всё всегда выходило иначе. Интересно, а как на этот раз?
— По правде говоря, — со вздохом произнесла я, в груди отозвалась боль. — Даже, если у меня не было возможности выбирать, откуда начинать свой путь, я хочу выбрать, где его закончить.
Тишина со свистом рассекла воздух в палате. Все вскинули на меня ошеломленные взгляды и затаили дыхание.
Несколько секунд спустя, набравшись сил, я озвучила:
— Я не хочу лежать и гнить в Земле, не смотря на религию. Я не потерплю, чтоб какие-то мерзкие черви ползали по мне и объедали мою плоть. Даже, если исходить из того, что я буду трупом, и ничего не буду чувствовать, от одной мысли уже сейчас тошно становится. Нет, вы только представьте, что я — завтрак, обед и ужин для червей, бактерий и прочей паро-клеточной гадости. Фу. Мерзость. Нет, уж! Я не хочу. Нет. Я настоятельно требую, чтобы вы меня кремировали. Вы же не хотите, чтоб после смерти я осталась, и в виде призрака пугала бы вас всю оставшуюся жизнь!?
— Полина! — мать пробивает меня насквозь своим исстрадавшимся взглядом.
Вот, опять слёзы. А что я такого сказала? Выразила последнюю волю.