Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера - Кард Орсон Скотт (электронная книга TXT) 📗

Конечно, он понял. А еще – Эндер точно знал это – Человек был доволен. Листоед пытался перехватить роль переводчика, тем самым покушаясь на авторитет Человека, а вместе с ним и Эндера. Когда Человек закончил свою речь, Крикунья запела, обратившись к Листоеду. Оглушенный, он быстро отступил к лесу и остался там вместе с другими свинксами. Наблюдать.

Но Человека нельзя было назвать марионеткой. Он и виду не подал, что благодарен за вмешательство, и теперь глядел Эндеру в глаза:

– Ты говорил, что не будешь пытаться изменить нас.

– Я говорил: не буду пытаться изменить вас больше, чем необходимо.

– А почему это необходимо? Это наше дело – наше и других свинксов.

– Осторожно, – шепнула Кванда. – Он очень расстроен.

Прежде чем пытаться убедить Крикунью, он должен перетащить на свою сторону Человека.

– Вы – наши первые друзья среди свинксов. Вы завоевали нашу любовь и наше доверие. Мы никогда не причиним вам зла и никогда не предоставим другим свинксам преимущества перед вами. Но мы пришли не только к вам. Мы представляем человечество и хотим передать наши знания всем свинксам, все равно, к какому племени они принадлежат.

– Вы представляете далеко не все человечество. Вы собираетесь воевать с другими людьми. Так как же вы можете утверждать, что наши войны – зло?

Наверняка Писарро, несмотря на все погодные условия, легче было справиться с Атауальпой [36].

– Мы пытаемся предотвратить войну с другими людьми, – объяснил Эндер. – А если мы все же в нее ввяжемся, это будет не наша война, мы от нее ничего не выигрываем. Потому что это будет война за вас, за ваше право выйти к звездам. – Эндер поднял свою открытую ладонь. – Мы отреклись от принадлежности к роду человеческому, чтобы стать для вас рамен. – Он сжал руку в кулак. – Человек, свинкс и жукер здесь, на Лузитании, станут единым народом. Все люди. Все жукеры. Все свинксы.

Человек сидел неподвижно. Переваривал. Наконец поднял голову:

– Голос, это очень тяжело. До того как сюда пришли вы, люди, все другие свинксы… Их следовало убивать, и всю третью жизнь они – рабы в наших лесах. Этот лес был когда-то полем боя, и самые древние деревья – воины, павшие в том бою. Старейшие из отцов – герои этого сражения, а наши дома сделаны из трусов. Всю свою жизнь мы готовимся побеждать врагов, чтобы жены могли посадить материнское дерево в новом лесу и сделать нас могучими и великими. За последние десять лет мы научились использовать стрелы, чтобы убивать издалека. Мы делаем бурдюки из шкур кабр и горшки из глины и теперь не будем страдать от жажды в сухих степях. Мы теперь умеем использовать амарант и корни мердоны, а значит, будем сильными, нас будет много, и вдали от масиос родного леса у нас останется еда. И мы радовались этому, потому что знали: мы победим. Мы принесем наших жен, маленьких матерей, героев в каждый уголок великого мира, а потом – к звездам. Это наша мечта, Голос, а теперь ты говоришь, что мы должны отказаться от нее.

Это была сильная речь. Никто из спутников Эндера не мог посоветовать ему, что отвечать. Человек почти убедил их.

– Ваша мечта – хорошая мечта, – кивнул Эндер. – Об этом мечтают все живые существа. Это желание заключено в самой жизни, в ее корнях – расти, пока весь мир вокруг не станет частью тебя, не окажется под твоим контролем. Это жажда величия. Но есть два пути ее утоления. Первый – убивать все, что не есть ты, переваривать или уничтожать, пока в мире не останется ничего, что противилось бы тебе. Это путь зла. Ты говоришь всей Вселенной: «Только я буду велик, и, чтобы для меня хватило места, остальные должны отдать все, что имеют, и превратиться в ничто». Понимаешь ли ты, Человек, что, если бы люди думали так, поступали так, мы могли бы убить всех свинксов на Лузитании и сделать эту планету нашим домом? Что стало бы с твоей мечтой, если бы мы оказались злыми?

Человек старался понять.

– Я вижу, вы принесли нам драгоценные дары, когда могли забрать у нас то немногое, чем мы владели. Но что пользы от даров, если с их помощью мы не можем стать великими?

– Мы хотим, чтобы вы росли, отправились к звездам и чтобы здесь, на Лузитании, вы были многочисленны и сильны – тысячи матерей, жен, братьев. Мы научим вас выращивать разные растения, разводить животных. Эти женщины – Эла и Новинья – будут работать всю свою жизнь, чтобы создать больше растений, способных жить на Лузитании, и плоды своих трудов станут отдавать вам. Но почему хоть один свинкс из другого дерева должен умирать, чтобы вы получили все это? И почему вы считаете злом то, что мы хотим поделить наши дары на всех?

– Если все станут так же сильны, как и мы, чего мы тогда добьемся?

«В самом деле, чего я жду от этого брата? – подумал Эндер. Его народ всегда измерял свою мощь в сравнении с другим племенем. Их лес – это не пятьдесят или пятьсот гектаров, он больше или меньше леса соседнего племени. Я сейчас пытаюсь за час сделать работу, для которой необходимо поколение, – изменить у них точку зрения на самих себя. Точку отсчета».

– Корнерой велик? – спросил Эндер.

– Я говорю «да», – отозвался Человек. – Он мой отец. Его дерево не старейшее и не самое толстое в лесу, но никто не помнит, чтобы какой-нибудь другой отец принес столько детей в такой короткий срок.

– В каком-то смысле все его дети – это все еще часть его самого? Чем больше детей он зачинает, тем более славным становится?

Человек медленно кивнул.

– И чем больше ты сделаешь в своей жизни, тем сильнее прославишь своего отца, правильно?

– Если дети совершают великие дела – да, это огромная честь для отца.

– Но разве нужно тебе уничтожать остальные великие деревья для вящей славы твоего отца?

– Все не так, – возразил Человек. – Все великие деревья – отцы племени. И все малые деревья – братья.

Но Эндер заметил, что Человек не так уверен, как раньше. Он сопротивлялся идеям Эндера, потому что они были чужды ему, а не потому, что считал их неправильными или непонятными. Он начинал осваивать их.

– Посмотри на жен, – продолжал Эндер. – У них нет своих детей. Они не могут быть великими, подобно твоему отцу.

– Голос, но ты же знаешь, что они – выше всех. Все племя слушается их. Когда они хорошо правят нами, племя процветает; когда племя умножается, жены становятся сильней.

– Несмотря на то, что никто из вас не приходится им сыном.

– Как же это может быть?

– И все же вы создаете их власть и величие. Они вам никто – не мать, не отец, и все же они растут, когда растете вы, и процветают, когда процветаете вы.

– Мы все – одно племя.

– Но почему вы одно племя? У вас разные отцы, разные матери.

– Потому что мы – племя! Мы живем вместе здесь, в лесу, мы…

– Если чужой свинкс из другого племени придет и попросит права остаться и быть вашим братом?

– Мы никогда не сделаем его отцом!

– Но вы попытались сделать это с Пипо и Либо!

Человек тяжело дышал.

– Я вижу, – сказал он. – Они были частью племени. Пришли с неба, но мы приняли их как братьев и пытались сделать отцами. Племя – это то, что мы считаем племенем. Если мы говорим, что племя – это все малыши в лесу и все деревья леса, значит так оно и есть. Даже если половина древних деревьев – павшие воины другого племени. Мы стали одним, потому что сказали – «мы одно».

В душе Эндер восхищался этим маленьким раман. Очень немногие люди могли воспринять эту идею, а тем более распространить ее за узкое определение племени, семьи, нации.

Человек зашел Эндеру за спину, прислонился к нему. Эндер почувствовал его дыхание на своей щеке, а потом Человек прижался к нему щекой. Теперь они смотрели в одном направлении, Эндер понял.

– Ты видишь то же, что и я.

– Вы, люди, вырастете, сделав нас частью себя. Люди, малыши, жукеры – вместе рамен. Тогда мы одно племя, и наше величие принадлежит вам, а ваше – нам. – Эндер почувствовал, как Человек дрожит. – Вы показали нам, теперь мы должны открыть путь другим племенам. Как одно племя, все вместе. Мы поможем им расти. И будем расти с ними.