Друиды Русского Севера - Лазарев Евгений Сергеевич (книга жизни TXT) 📗
Это Visio Smaragdina, Изумрудное Видение (в определении Корбена), последователь Кубры, шейх Ала’аддаула Симнани (1261–1336) описывает как окончательное раскрытие «тела света» в физическом теле мистического паломника, как преодоление седьмой, последней на пути восхождения «завесы», когда индивидуальное посвящение завершается в изумрудном сиянии — «самом прекрасном из всех цветов» {309}. И это не выглядит, в контексте исламской традиции, вольной трактовкой индивидуального опыта: ведь и в сакральной космологии ислама Мировая Гора Каф, желанная цель суфийского духовного паломничества, венчается сверкающей Изумрудной Скалой — символом Полюса Неба.
Изучение средневековых источников, связанных, хотя бы косвенно, с образом Зелени как космологического фактора и полярного символа, рождает ощущение неуловимой закономерности, стоящей за этими свидетельствами. Богатейший материал в этом плане дает латинская алхимия, особенно те ее тексты, которые представляют собой переводы либо переложения арабских — то есть чаще всего харранских, сабейских в широком смысле слова трактатов. Именно в них возникает поистине вселенский образ — Benedicta Viriditas, Благословенная Зелень, порождающая все сущее (Benedicta Viriditas, quae cuncta res generat).
Этот «латинско-сабейский корпус» позволяет даже наметить конкретную цепь преемственности в передаче этого образа. Ключевой фигурой здесь оказывается великий ученый Джабир ибн-Хайан (721–815), Гебер латинских источников — ученик шестого шиитского имама Джафара ас-Садика (Джафара Праведного; 700–765), выдающегося богослова и знатока самых различных наук. Его авторитет как человека святой жизни и чудотворца высок и среди суннитов. Джафар Праведный создал учение о вечном Божественном Свете, проявленном еще до Адама {310}. С его именем связывают и алхимический трактат, опубликованный (с немецким переводом) в Гейдельберге в 1924 г. Юлиусом Руской. А труды Джабира (Гебера) в Средние века с глубочайшим пиэтетом и пониманием их смысла переводились на латынь, что во многом определило понятийную и символическую базу латинской алхимии.
О том, что Viriditas входит в число важнейших для Гебера символов, латинские авторы говорили неоднократно, возводя это понятие к античному герметизму. В дошедшем до нас лишь в средневековом латинском переводе герметическом «Златом Трактате» («Tractatus Aureus») образ Зелени возникает в зашифрованном виде: «O Benedicta aquina forma pontica, quae elementa dissolvis!» («О Благословенная форма морской воды, растворяющая первоначала!»); «O aquina forma permanens, regalium creatrix elementorum!» («О непрестанная водная форма, создательница царственных первоначал!»); «O Natura maxima naturarum, creatrix quae continet, et separat mediocria naturarum, cum lumine venit, et cum lumine genita est, et quam tenebrosa nebula peperit, quae omnium Мater est!» {311} («О величайшая Натура натур, создательница, которая вмещает и разделяет средостения натур; со светом приходит и со светом рождена; и которую породило темное облако; которая Матерь всему!»
Дело тут не только в очевидном внутреннем родстве вышеприведенных цитат и выражения «Benedicta Viriditas, quae cuncta res generat». Последний из процитированных герметических фрагментов приводит в своем трактате «О первоматериальном Хаосе» Генрих Кунрат — приводит в связи с описанием того, как он во время Великого Делания духовным зрением «во тьме» провидел «Свет Натуры», соотнесенный им со световыми теофаниями герметического текста. И тут же он говорит, что «в Лаборатории» (точнее будет перевести «в Доме труда»: Кунрат постоянно подчеркивает, что Делание свершается «in Oratorio et in Laboratorio», «в Доме молитвы и в Доме труда») он узрел «Вселенского Зеленого Льва Натуры и алхимиков, чтящих Натуру; Зеленый Дуэнех; Вселенскую Венеру Философов, то есть плодотворность Натуры» {312}. Речь идет, на вещественном уровне, о витриоле, железном купоросе зеленого цвета, именовавшемся Зеленым Львом; однако в метакоде алхимического символизма образ этот глубок и криптографически многозначен {313}. Здесь же он недвусмысленно сопоставлен с явлением «Света Натуры», который, по Кунрату, выступает мистической основой Делания. То есть в данном случае это «зеленый свет во тьме» — вершина духовного Делания исламских мистиков!
Итак, если герметический образ «Благословенная форма морской воды» — это творящая мир Benedicta Viriditas, то не восходит ли он, через несохранившиеся арабские и греко-египетские источники, к религии Древнего Египта? Ведь там существовала мифологема «Зелени Великой», Уадж Ур, — олицетворение Великого Моря. В Египте почитали бога плодородия с таким именем (Wadj-Wer), «Великий Зеленый»; его репродуктивая функция коррелирует с герметико-алхимическим контекстом, хотя это образ мужской. «Великим Зеленым» называли также Осириса, владыку загробного мира; зеленый цвет воспринимался как обетование вечной жизни для душ усопших, и этот мотив вполне корректно сопоставить с инициатическим странствием к Зеленой Земле. Что же касается женского начала, то ведь и Исиду именовали Уаджет, «Зеленой [Богиней]»; самостоятельная тезоименная богиня, в облике божественной кобры, считалась покровительницей Нижнего Египта.
Однако элементарная логика подсказывает, что египетский символизм Зелени не исчерпывает всего богатства и значимости этого образа в герметико-алхимическом дискурсе. Напрашивается вывод, что более поздние по времени фиксации источники сохранили какие-то аспекты, еще более древние, нежели египетский миф. Что имел в виду, скажем, Гебер, упоминая Viride Nobilissimum, «Зеленое Благороднейшее» (в своей «Книге печей», «Liber Fornacum»); Viride Optimum, «Зеленое Наилучшее» (в книге «Высшее Совершенство», «Summa Perfectionis»)?
Видимо, одним из первых в латинской алхимии о «Благословенной Зелени» свидетельствует, довольно подробно и криптографично, известный испанский алхимик и врач Арнольд из Виллановы (между 1235 и 1240 — между 1311 и 1313) в трактате «Speculum Alchymiae» («Зеркало Алхимии»), в беседе Ученика с Учителем. Ученик говорит: «Дивлюсь, о добрый Наставник, что ты столь прославляешь Медь: не знаю, есть ли в ней так много тайн. Я думал, что она есть тело прокаженное, вследствие ее Зелени, которую имеет она в себе. Потому не перестаю удивляться сказанному тобой о том, что из этого тела должны мы извлекать (extrahere) Живое Серебро».
Учитель отвечает: «Сын мой, знай, что Медь Философов есть их Золото. Потому говорит Аристотель в книге своей: “Наше Золото — это не золото толпы”, ибо эта Зелень, которая присутствует в ее теле, есть все ее совершенство. Ведь эта Зелень, посредством нашего Магистерия, быстро превращается в истиннейшее Золото. И в этот мы опытны, и если ты желаешь попробовать, мы предоставим тебе правило (regulam). Итак, возьми Медь тщательно выплавленную и в высшей степени красную (rubificatum) и напои ее маслом Дуэнех (cum oleo Duenech), семикратно, — столько, сколько она сможет выпить, постоянно разогревая и отводя [жар]; потом сделай так, чтобы она низошла, ибо низойдет чистое Золото; ее Зеленое станет Красным, ясным, словно журавль (crana). И знай: это Рубедо нисходит вместе с тем, что окрашивает (tinget) Серебро в некотором количестве истиннейшим цветом. И все это мы доказали на основании совершения великих операций, в отношении того, что такое Зеленое из Золота и его Сульфура; и это ты обретешь в “Книге о семидесяти [предписаниях] ”. Смотри, о чем говорит [книга] “Свет Светов” (“Lumen Luminum”), и внимай: “Однако никакой род (genus) не смог бы приготовить Камень, если бы не Дуэнек (Duenec) зеленый и деревянный (lignido), который, конечно же, рождается в наших рудах (in mineris nostris) ”. О Благословенная Зелень — ты, которая порождаешь все вещи! И никакие деревья и плоды не появятся без Зелени. Потому Философы, по причине ее силы произрастания и воды ее, сравнивают ее с истлением и очищением (putrefactionis et purificationis), а также истиной называют: ибо она своею водою очищается, и от своего Нигредо омывается, и свое Белое (Аlbum) возвращает, а потом Красное (Rubeum)» {314}.
