Друиды Русского Севера - Лазарев Евгений Сергеевич (книга жизни TXT) 📗
Обозначенные выше вехи духовной преемственности на первый взгляд имеют отношение скорее к истории тайноучений Европы и Азии последних полутора — двух тысяч лет, чем к храмовому сознанию палеоарктической протоцивилизации. Но если мы признаём (а свидетельств тому немало), что протянувшаяся сквозь тысячелетия золотая цепь тех, кого не без оснований можно назвать «Братством Полярной Зари», действительно воспроизводила, применительно к различным эпохам и странам, наследие Изначальной Традиции (ориентированной на полярный символизм), то получается, что строители мегалитических хенджей и друиды, жрецы древних славян и сабейские мудрецы, алхимики Александрии, арабского мира и Европы, Данте и розенкрейцеры осознанно утверждали древний смысл, заключенный в храмовой архитектуре.
Это не значит, что было ложным то новое, известное всем (а не только посвященным) истолкование храмовых форм, которое приносили с собой сменявшие друг друга религии. Ни в коей мере! «Не отменить Я пришел, а исполнить», — сказал Христос. И Мухаммед, печать пророков, не перечеркнул своей миссией то, что было людям ниспослано через других пророков, в прежние эпохи. Но на внешнем, общедоступном уровне наследие Изначальной Традиции воспроизводилось чаще всего неосознанно. Архитекторы, строившие бесчисленные храмы, сочетавшие в своей конструкции четверик основания и завершающий его круглый купол (или ротонду), не думали ни о мистической квадратуре круга, ни об алхимическом обретении Полюса. Это оставалось уделом немногих, порой непонятых и гонимых, — тех, кто мог сказать о себе, как «Каменщик и Король» у Редьярда Киплинга: «Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему — я знал» (перевод Д. Закса).
К ЗЕЛЕНОЙ ЗЕМЛЕ
С миром сакральных нордических символов, с представлениями о духовном паломничестве к Полюсу и о земных странствиях с целью взыскания Центра Мира тесно связан загадочный, по-особому неуловимый образ Зеленой Земли — один из вариантов Земли Света. Его можно считать и друидическим, кельтским: зеленый цвет давно и устойчиво вощел в число символических коррелятов друидического наследия. К тому же Изумрудным Островом кельты называли Ирландию с ее глубоко осмысленной сакральной географией: четыре провинции Ирландии секторами сходились к пятой, центральной и самой священной области, воспроизводя таким образом контуры материка Гипербореи на знаменитых картах Г. Меркатора (XVI в.) — архетипический гиперборейский символ, согласно традиционалистским представлениям. Соотнесение же названия Изумрудного Острова с яркой зеленью лугов — наверняка вторичное, как говорится, профанное (и позднее): ведь луга прочих островов Британского архипелага вряд ли менее зелены, нежели ирландские.
Точно так же и Гренландия — буквально «Зеленая Земля» — скорее всего получила свое скандинавское название не из-за того, что ее прибрежные территории были как-то по-особому зелены, а из соображений религиозно-мифологических и сакрально-географических. Ассоциативно-семантические коннотации, связанные с образом Зеленой Земли, позволяют — на материале различных культурных традиций — истолковать это название как «Страна на пути к Полюсу Мира».
Где конкретно искать следы этих ассоциативных связей? Только ли в северноевропейской мифологии? Нет; пожалуй, в наиболее четкой, инициатической форме они обнаруживаются на противоположных, южных рубежах индоевропейского мира, в его контактной зоне с миром афразийским — в Иранском регионе. Речь идет о средневековом шиитском мистицизме, об учении аль-Ишрак («Рассветное Озарение»), Хикмат аль-Ишрак («Премудрость Озарения», «Рассветное, или Восточное, Богомудрие»). Это учение детально разработал великий богослов и мистик Шихабаддин Яхья Сухраварди (1155–1191).
Не пытаясь охарактеризовать его наследие в целом (отсылаем читателя к блестящим книгам французского востоковеда Анри Корбена, в настоящее время выпускаемым в русском переводе издательством «Волшебная Гора»), подчеркнем, что он в утонченнейшей форме воскресил традиции иранского маздеизма и античного герметизма, основывая на них парадигму мистического богопознания. Причем в этой парадигме отчетливо обозначается аспект полярного символизма. По словам Анри Корбена, тот Восток, который взыскуется иранскими мистиками, «не находится и не может находиться на наших географических картах. (…) Этот мистический, сверхчувственный Восток, место Зарождения и Возвращения, цель вечного Поиска, есть не что иное, как небесный полюс; это Полюс с заглавной буквы, крайний Север, столь крайний, что его можно считать порогом инобытийного измерения» {304}.
В таком случае, как понимать мистическую зарю, озарение, рождающееся на таком Востоке? Этот вопрос задает себе и Корбен и отвечает на него так: это «свет Севера, полуночное Солнце, сияние северной зари. Это уже не день, следующий за ночью, и не ночь, следующая за днем. Дневной свет вспыхивает в недрах кромешной ночи и преображает в день эту ночь, которая остается ночью, однако Ночью световой». Это Полуночное Солнце мистериальных теофаний — то, что иранские мистики, по определению Корбена, именовали «световая Ночь, темный Полдень, черный Свет. Сполохи северной зари визуализируются в манихейской религии в виде Columna gloriae (лат. Столп славы), сложенного из всех частиц Света, возносящегося от инфернальных областей обратно к Световой Земле, Terra Lucida, расположенной (…) на Севере, то есть на космическом Севере» {305}. Эту невечернюю зарю Норда Анри Корбен сравнивает с сокровенным образом духовной алхимии Европы: Aurora Consurgens, Заря Восходящая {306}.
Возвышенный стиль этих высказываний не препятствует им оставаться исключительно точными и информативными. В них обозначен и исторический контекст учения ишракийун — последователей «Рассветного Озарения», его манихейские, центральноазиатские реминисценции. Понятие «черного Света» влечет за собой и ассоциации с христианской мистикой «Ареопагитик», с космогоническими трактатами тибетской религии бон (вспомним, что говорилось об этом в начале книги). Эта «Божественная Тьма на подступах к Полюсу» — не та тьма, в которой заточены искры Света, но глубоко священный покров, окружающий лучезарную Землю Полюса. Преодоление «световой Ночи» на мистическом пути к Вершине Мира, как ступень инициатического испытания, знаменуется, согласно духовному опыту современника Сухраварди, среднеазиатского суфийского шейха по имени Наджмаддин Кубра (Кобра во французской транскрипции; 1145–1221, или 1146–1220), вспышкой несказанно прекрасного Изумрудного Света. Духовное восхождение описывается как вознесение из колодца, который вначале представлялся мрачной бездной: «”А в конце мистического пути ты увидишь колодец у себя под ногами. И весь он преобразится в световую криницу, отливающую зеленым. Будучи поначалу тьмой, ибо гнездились в нем демоны, он засиял теперь зеленым светом, ибо стал местом нисхождения Ангелов и Божественного Сострадания”. Наджм Кобра говорит здесь об ангелофаниях, которых он удостоился: исход из колодца в окружении четырех Ангелов; нисхождение Сакины (Шехины) …» {307}
Поясним один очень важный момент: Шехина (арабск. Сакина) — это высочайший и сокровеннейший образ авраамической традиции, Божественное Присутствие; чуть ниже мы вернемся к этому образу. А Наджмаддин Кубра продолжает свое удивительное свидетельство: «И когда совершишь ты вознесение из семи колодцев в различных категориях существования, тогда откроются тебе Небеса во всем их могуществе и мощи. И атмосфера их — зеленый свет, чья зелень от животворного света, вечно колеблемого волнами, набегающими одна на другую. И такова насыщенность этого зеленого света, что духи человеческие не в силах его вынести…» {308}
