Завоевательница - Сантьяго Эсмеральда (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— А еще вы знаете, что в мутной воде легче рыбку ловить.
— Трудно поверить, что из этой земли можно извлечь Какую-либо пользу теперь, когда работники, от которых мы полностью зависим, умирают один за другим.
— Взгляните на ситуацию с другой стороны. Многие плантаторы и фермеры разорятся, не сумев собрать урожай. Большая часть из них передает будущую прибыль торговцам и налоговым органам еще до того, как засадить поля.
— Все так поступают, и мы тоже.
— Да, но наше положение лучше: вы всегда можете обратиться к дону Эухенио. Практически всем нашим соседям придется продавать имущество, чтобы выжить. И человек с деньгами сумеет приобрести на выгодных условиях землю, оборудование и рабов.
— Я никогда ничего не просила у дона Эухенио.
— А вы и не станете просить, вы расскажете об инвестиционных возможностях. На Пуэрто-Рико трудно получить кредит, и если он сам этого не знает, то господин Уорти прекрасно осведомлен о том, что гасендадос и фермеры берут ссуды у частных лиц.
— У людей вроде вас.
— Я всегда был щедр к нашим соседям, и поскольку я не хочу пользоваться их бедственным положением…
— Им нужны деньги, а нам — рабочие руки.
— Но, естественно, мои средства не безграничны…
— Поняла, тут нам и сможет помочь дон Эухенио.
— Наиболее нуждающиеся землевладельцы, вероятно, пожелают сдать в аренду или продать рабов…
— Это решит их проблемы и наши!
— Мы окажем им услугу.
— Конечно, так оно и есть. Завтра же напишу господину Уорти!
Ана вдохнула дым сигары мужа. С момента переезда в новый дом Северо пылал такой же страстью, как в первые дни брака. С трудом верилось, что они женаты уже шесть лет. Ана желала своего мужа, тосковала по его сильным рукам, мускулистом теле. Но больше всего она нуждалась в его участии, внимании, готовности прислушиваться к каждому ее слову, сверхъестественной способности любящего мужчины угадывать ее мысли.
— Хотите попробовать закурить?
Северо выращивал для себя табак на собственной земле. Сигара была толстой, мягкой, но прочной и теплой; туго скрученные листья были приятны на ощупь. Ана затянулась, и легкие словно воспламенились.
— Потише, — остановил ее Северо. — Неглубокий вдох, слабая затяжка. Как поцелуй.
Она последовала совету, и от восхитительного головокружения ее тело словно начало таять.
— Нужно дать нашему дому имя, — произнес Северо после долгого молчания.
Он был убежден, что именно так поступают богачи. Ему казалось, что недостаточно построить новый дом, обставить комнаты выполненной на заказ мебелью, привезти стекло, фарфор, столовое серебро, рулоны тонкого хлопка, камчатного полотна, льна и шелка из Соединенных Штатов и Европы, нужно было еще дать ему имя, будто новорожденному ребенку.
— У вас есть предложение? — поинтересовалась Ана, нисколько не сомневаясь, что иначе он не стал бы заговаривать об этом.
— Эль-Дестино, — произнес он, смакуя слова, словно спелый фрукт. — Это ведь наша судьба!
— Эль-Дестино, — повторила она, наслаждаясь свистящим «с» перед пронзительным «ти» и тем, как ее губы, казалось, посылают еще один поцелуй, выговаривая последнюю гласную.
Ана не видела Мигеля семь лет, хотя регулярно отправляла письма в Сан-Хуан. Своими посланиями она постоянно напоминала сыну, что работает на гасиенде исключительно ради него. Однако Ана не знала, имеет ли Лос-Хемелос для мальчика хоть какое-то значение. Она гадала, похож ли он по-прежнему на нее, как в первые годы жизни, или же, подрастая, стал больше напоминать Рамона и Иносенте. О сыне она узнавала только из его писем и надеялась, что в реальной жизни мальчик не был таким скучным, как в своих посланиях и вложенных в конверт рисунках. Скоро ему исполнится двенадцать, а он ни разу не высказал желания вернуться в то место, где родился. Ана не забыла о презрении Леоноры и желании Эухенио растить внука под своей крышей. Если бы Мигель захотел навестить мать, ни бабушка, ни дедушка не стали бы поощрять его намерения — в этом Ана не сомневалась. И тем не менее ее огорчало, что в письмах не было и тени сожаления по поводу их долгой разлуки.
Шесть месяцев Ана не получала известий из Сан-Хуана, но в конце 1856 года пришло наконец письмо от сына. Семейство Аргосо благополучно пережило эпидемию, и жизнь в столице вернулась в привычное русло. Ана попросила бабушку и дедушку Мигеля отпустить мальчика на несколько недель к ней после окончания сбора урожая.
С началом сафры Ана с Консиенсией ездили на батей каждый день, привозя с собой корзины с бинтами и лекарствами. По приказу Аны обустроили лазарет, отремонтировав старый барак и прорезав в стенах окна: она решила устроить в каждом помещении вентиляцию, чтобы избежать прошлогоднего катастрофического положения, когда от ядовитых испарений нечем было дышать.
Сумасшедший ритм сафры затих лишь к самому концу, когда выжали сок из последнего стебля. Однако уже с начала 1857 года Ана с Северо отчаянно старались компенсировать потери и с меньшим количеством рабочих собрать весь урожай до начала майских дождей.
Северо удалось купить еще двенадцать мужчин, семь женщин и четверых детей у разорившегося плантатора. Он напомнил четырем землевладельцам об истечении срока выплаты займов и предложил вернуть долг рабами. Еще восемь гасендадос, четверо мужчин и четыре женщины, не сумели рассчитаться с Северо Фуэнтесом. Соседи, не справлявшиеся с управлением хозяйством, вынуждены были продавать имущество на аукционах. Дон Эухенио и господин Уорти согласились с тем, что такую возможность упускать нельзя. На деньги, инвестированные доном Эухенио, Северо приобрел для гасиенды еще несколько участков земли и пять невольников.
Однажды утром, за две недели до начала сафры, Ана с Северо решали в ее кабинете организационные вопросы.
— Я удвоила суточный рацион выжившим невольникам, — сказала Ана. — Вот список тех, кто еще выздоравливает. Не отправляйте их на слишком трудные работы.
— Не могу ничего обещать. Нам дорога каждая пара рук. Все, и молодые и старые, понадобятся в поле.
— Но многие из них еще не совсем поправились…
— К началу сафры они придут в норму. Не следует им потакать, а то они сядут вам на голову.
— Я так не думаю. Но некоторые еще слишком слабы…
— Ана, мы должны собрать урожай с четырехсот куэрдас.
— Я знаю, сколько тростника созрело! — огрызнулась она и тут же поняла, как редко они до этого спорили. — Если мы хотим сохранить работников до конца сафры, следует получше о них заботиться.
— Вы, вероятно, замечали, — перебил Северо, — что я умею обращаться с рабочей силой.
— Конечно же, я…
— Предоставьте тогда мне решать подобные проблемы. Могу я взглянуть на списки продовольствия?
Покорившись воле мужа, Ана протянула бумаги. В комнате было невыносимо душно, и, пока Северо изучал списки и делал на страницах пометки, она вышла на балкон подышать.
Внизу в земле ковырялся петух в окружении своего гарема. Неожиданно он взлетел на перила и гордо прошелся из одного конца в другой. Потом трижды прокукарекал, оглушительно-дерзко, и спрыгнул обратно на землю. «Да, — подумала Ана, — петуху полагается кукарекать».
— Вы что-то сказали? — окликнул ее Северо.
— Нет, — ответила она.
Муж внимательно поглядел на нее, словно читая мысли, а затем вернулся к бумагам.
В начале февраля Северо выводил мачетерос на поля перед рассветом и держал их там до заката. Из-за нехватки рабочих рук не только искусные мастеровые вроде Хосе отправлялись в тростниковые заросли, но даже пятилетние детишки получали задания. Мальчики отводили свободных быков на выгон, привязывали к столбам и регулярно перемещали. Девочки очищали ямс, овощные бананы, малангу и варили в огромных чанах обед невольникам.
После холерных погребальных костров видения Консиенсии участились, но она была слишком мала и не могла разгадать значения большинства из них, поэтому полагалась на помощь Аны. Северо подшучивал над способностью девочки заглядывать в будущее:
