Мой дорогой - Медейрос Тереза (мир книг .TXT) 📗

Тереза Медейрос

Мой дорогой

Пролог

Лондон, 1878 год

Голос герцога Уиндхема, подобно раскатам грома, сотрясал стены замка. Слуги в панике выскакивали из комнат, не понимая, что происходит, и хаотично носились, сбивая друг друга с ног. Горничная, убиравшаяся в гостиной, от испуга уронила бесценную фарфоровую вазу старинной работы и с ужасом взирала на осколки. Старая Бриджит, служившая в поместье Уиндхема с незапамятных времен, крестилась дрожащей рукой. На кухне перепуганная кухарка опрокинула на себя поднос с только что испеченными бисквитами. Повсюду слышались шум хлопающих дверей, топот ног, тревожные и удивленные возгласы. Многочисленная челядь герцога, не помня себя от страха, устремилась в мраморный холл, где замерла перед покоями хозяина, откуда и доносились дикие вопли.

Никогда раньше ничего подобного с герцогом не случалось. Никто не слышал, чтобы хозяин повышал голос. Он предпочитал спокойные, хотя и весьма язвительные выговоры. Тем более жуткое впечатление производило сегодняшнее его поведение.

Слуги в замешательстве переминались с ноги на ногу, когда увидели сестру герцога – Анну.

Она торопливо спускалась по лестнице, на ходу завязывая пояс халата. Ее красивые пепельные волосы, обычно уложенные в строгую прическу, были распущены и напоминали струящийся водопад. Все с изумлением смотрели на нее.

– Господи, Поттер, что случилось? – спросила она, задыхаясь.

Дворецкий выразительно фыркнул, как бы отметая подозрения взволнованной Анны в том, что именно он мог стать причиной всеобщего смятения.

– Право, не могу сказать, миледи… Я, как обычно, принес герцогу пшеничные лепешки с маслом и утреннюю газету, которую прогладил утюгом, поскольку его сиятельство любит, чтобы страницы были гладкими и хрустящими. Затем посолил овсяную кашу, после чего…

– Я и без тебя прекрасно знаю привычки своего брата, – оборвала его Анна, – тем более что он не изменял им с тех пор, как на трон взошла Виктория. Не было ли чего-либо необычного?

– Нет, пожалуй… Вот только снова пришло письмо. Письмо из Америки!

Анна качнулась и побледнела. Ужасные крики внезапно сменились мертвой тишиной, заставив всех еще больше насторожиться. С тревожным предчувствием Анна подошла к дверям и разом распахнула обе створки. Слуги столпились у нее за спиной, ожидая увидеть на полу распростертое тело своего хозяина.

Анна пыталась что-нибудь разглядеть в полумраке комнаты, заставленной массивной кожаной мебелью. Мелькнула неуместная и даже жестокая мысль: если Реджинальд умер, можно превратить этот мрачный кабинет с его немыслимым восточным убранством и безобразными масками на стенах в уютную светлую комнату для рукоделия. Тут она чихнула от едкого табачного дыма. Поттер поспешил к окну и раздвинул тяжелые бархатные шторы. Угрюмый сумрак озарился веселыми лучами утреннего солнца. Анна и слуги отпрянули при виде открывшегося им зрелища.

Вопреки их опасениям, владелец поместья вовсе не лежал ничком на ковре, испуская последний вздох. Герцог Уиндхем, который вот уже три четверти века славился безукоризненной выдержкой и чувством собственного достоинства, пребывал в состоянии настоящего бешенства. Это не было похоже на обычные вспышки досады и раздражения, которые выражались в замечаниях, произнесенных ледяным тоном. Нет, это был самый настоящий припадок. Его лицо побагровело, глаза выпучились. Он кашлял, брызгая слюной и задыхаясь.

Анна была на грани истерики. Она ни разу не видела брата в таком состоянии. Родители всегда баловали сына, выполняя любое его желание и заменяя этим так необходимую ребенку любовь. Анну же, в отличие от него, не баловали вниманием.

Герцог видел устремленные на него любопытные взгляды. Он сидел в кресле на колесиках, подавшись вперед и размахивая тростью. Лицо исказила бессильная злоба.

Анна не на шутку встревожилась. Брат выглядел действительно ужасно. Необходимо было принимать срочные меры. Стараясь держать себя в руках, она обернулась к слугам.

– Прекратите пялиться, как стадо полоумных овец, и немедленно возвращайтесь к своим обязанностям. Если кто-нибудь посмеет хоть слово сказать о том, что здесь видел, будет уволен без расчета.

– Да, мэм.

– Как изволите, миледи. Слуги стали поспешно расходиться, и лишь самые смелые рискнули напоследок оглянуться.

– Поттер, бренди! – приказала Анна, захлопнув двери и опускаясь на колени перед братом.

Пока дворецкий возился у буфета, она осторожно извлекла трость из судорожно сжимавших ее пальцев Реджинальда. Его рука тут же вцепилась в шерстяной клетчатый плед, которым были укрыты его ноги. Пальцы побелели от напряжения.

– Что с тобой, Реджи? – озабоченно спросила она, называя брата уменьшительным именем впервые с тех пор, как у них была общая детская. – Что-нибудь случилось?

Герцог, уставился на нее налитыми кровью глазами и судорожно хватал воздух открытым ртом. Поттер поднес бокал бренди к посиневшим губам хозяина. Реджинальд залпом осушил бокал, что вызвало новый приступ сильного кашля. Дворецкий энергично похлопал его по спине.

– Черт побери, – с трудом прохрипел герцог, метнув на Поттера свирепый взгляд, – ты что, хочешь убить меня!

Тот благоразумно ретировался в дальний конец комнаты. Анна немного расслабилась и села поудобнее. Бренди явно помог, брат постепенно приходил в себя.

– Что ты смотришь на меня, женщина, разрази вас всех гром! Никогда не видела старика, потерявшего самообладание?

– На то должна быть серьезная причина, – отрезала она, пропуская мимо ушей его богохульства. – Полагаю, теперь ты можешь объяснить мне, в чем дело?

Реджинальд молча ткнул пальцем в сторону камина, где валялся скомканный листок бумаги. Очевидно, даже в пылу гнева герцог подсознательно не хотел, чтоб он сгорел. Вероятно, в последний момент рука его дрогнула, и бумажный комок не долетел до горящих дров. Только теперь Анна заметила перевернутую вверх дном шкатулку из розового дерева. На ковре были разбросаны пожелтевшие письма. Левой рукой брат сжимал медальон с цепочкой. Она подняла на него вопрошающий взгляд.

– Это все она, моя сумасбродная внучка! – выпалил он. – Невыносимая девчонка! Она чуть не довела меня до смерти. Вылитая мать, будь она проклята!

Анна только вздохнула, сочувствуя брату и невольно возвращаясь мыслями в прошлое. Любимая, обожаемая дочь Реджинальда Лизбет посмела пойти против воли отца. Она пренебрегла графом Сенсиром, сосватанным ей отцом, и, оставив жениха прямо у алтаря, сбежала с презренным американцем! Добро бы это был богатый человек. Нет, ее избранником оказался скромный репортер «Бостонской газеты»! Бартоломью Файн похитил сердце Лизбет, а вместе с ним все самое дорогое, что было у Реджинальда.

Лизбет была его великой радостью. В доме всегда слышались веселые звуки музыки, задорные молодые голоса. После ее отъезда в нем прочно поселилась унылая тишина.

Каждый месяц от Лизбет приходили письма, в которых она уверяла отца, что нашла свое счастье в замужестве, и умоляла его о прощении, но Реджинальд так и не смог простить ее предательства. Он ни разу не ответил дочери, хотя бережно хранил в шкатулке все ее письма.

Тринадцать лет назад промозглым осенним вечером из Америки пришло очередное письмо, но на этот раз оно было написано не изящным почерком Лизбет, а старательной детской рукой. С каменным выражением лица Реджинальд прочитал письмо до конца и передал его Анне.

Двенадцатилетняя дочь Лизбет сообщала, что мать и отец умерли, пораженные разразившейся эпидемией холеры. В письме ребенка о смерти своих родителей не проскользнуло ни единого слова жалости к себе, но размытые в нескольких местах чернила молчаливо свидетельствовали о пролитых слезах и тяжелом горе. Странно, но девочка не просила помощи ни себе, ни шестилетнему брату. При этом она обещала деду по-прежнему ежемесячно извещать его об обстоятельствах их жизни, ибо такова была предсмертная воля ее матери. Конец письма особенно поразил Анну: «Почему мама до последнего вздоха продолжала любить такое холодное и неумолимое чудовище, как вы, – выше моего понимания. Однако мое дело не осуждать, а неукоснительно следовать ее завету».