Обитель любви - Брискин Жаклин (книги txt) 📗

— Чего надо?

Ей пришлось прокричать свое имя.

— А, Тесса! Заходи!

За кухонным столом, служившим письменным, сидел человек в сапогах до колен и в твидовом пиджаке, еле сходившемся на его выпуклой груди. У него были густые темные волосы, давно не знавшие гребня, и доброе веселое лицо с румянцем во всю щеку. Вид у него был цветущий, словно у преуспевающего мясника. В Нью-Йорке Джейк Ринзберг и был мясником. Фамилия его вполне устраивала, но, занявшись кинематографом, то есть «продажей иллюзий», он стал называть себя Джакопо Римини. Эта фамилия больше подходила для нового бизнеса. Его фильмы — короткометражки в одну и две части — начинались внушительной заставкой: «Римини продакшнз».

Стены-перегородки в кабинете Римини были не выше девяти футов, а устанавливающие декорации мастера вовсю стучали молотками. Шум стоял оглушительный. Римини протянул руку за конвертом Тессы.

— Надо будет доработать, — сказала она сразу. — Я думаю...

— Думать будешь ты, а говорить — я, — произнес он, подмигивая. Глаза у него были белесые, цвета кофе с молоком.

Она протянула конверт. Он перелистал страницы, потом углубился в чтение. Наконец сказал:

— Сцена, когда он помогает ей надеть туфельку, очень хороша. На следующей неделе мне это понадобится, так что переписывай набело.

Он вернул ей черновик сценария. Тесса не спешила взять его.

— Тебя волнует цена? — спросил он.

— Цена? — не поняла девушка.

— В прошлый раз она тебя устроила, так что оставим ту же.

— Мистер Римини...

— Плюс пять долларов, — перебил он ее. — Купишь себе новые бусы.

Тесса расстегнула жакет. На ней было жемчужное ожерелье — подарок родителей к ее двадцать первому дню рождения. Римини не мог даже себе представить, что этот жемчуг настоящий. А между тем ожерелье стоило целое состояние — так крупны и красивы были жемчужины. Имя Тессы ни о чем ему не говорило. Между Лос-Анджелесом и Голливудом существовали взаимоотношения, как между блохами и собаками. Киношники, снимая свои помпезные трагедии и драмы, подобно блохам абсолютно не интересовались местом, где разворачивалось их действие. Лос-Анджелес тоже жил своей жизнью. Бад поручил специальным людям следить, чтобы фамилия Ван Влитов не появлялась в газетах и журналах. Впрочем, сведущие лосанджелесцы знали, что Ван Влит для «Паловерде ойл» все равно что Рокфеллер для «Стандард». Голливудская публика понятия не имела, кто стоит за «Паловерде ойл». Это название значилось на всех здешних бензоколонках.

Римини посмотрел на молодую женщину, стоящую в нерешительности по другую сторону стола. Он думал: «Она пишет вещички, за которые Гриффит [28] и Де Милле [29] платят хорошие денежки. Что, если она вдруг окажется чем-то большим, нежели обычной самонадеянной настырной дамочкой, на которую сейчас смахивает?»

— Еще пять долларов сверху, и ни цента больше. То есть, уже десять долларов. — Он ухмыльнулся.

— Эта вещь стоит не дороже прошлой, — сказала она.

Он удивленно и недоуменно взглянул на нее.

— Так чего же ты хочешь, не пойму?

Тесса сглотнула, на мгновение из-под воротничка ее шелковой, кремового цвета блузки показался чуть заметный бледный шрам.

— Я слышала, что вы собираетесь ставить полнометражную картину, — выпалила она.

Джакопо шумно вздохнул.

— Ты шпионишь за мной? — грубо спросил он. В кинобизнесе «секрет фирмы» был основой основ. Кто быстрее втолкует свою идею прокатчикам, тот быстрее и продаст ее. Римини вправду задумал свой первый полнометражный фильм о Самсоне и Далиле. — От кого ты об этом узнала? — настаивал он.

— От друга, мистер Римини. У меня есть один сюжет... Очень хороший... как мне кажется.

— Если я и буду снимать полнометражный фильм, то найму профессионального сценариста с бродвейским опытом.

Он швырнул ей через стол сценарий, давая понять, что разговор закончен.

Обычно робкая, Тесса иногда, однако, могла проявить присущую Ван Влитам решительность. Она изо всех сил вцепилась в золотой замочек сумочки и не двинулась с места. Стук молотков усилился.

— Ну? — буркнул Римини. — Что за сюжет?

— Один летчик во Франции...

Он поднял руку.

— Можешь не продолжать. Сочиняй свои короткометражки про благородных рыцарей. Публика пока еще на них ходит.

— Но...

— Ставить военные фильмы сейчас — пустая трата денег. Даже начни я снимать военный фильм, я никогда бы его не сделал. — Эта словесная корявость была в устах Римини, как всегда, намеренной. Утешительная шуточка после отказа.

— Мистер Римини, — торопливо начала Тесса. — Где, как не в авиации, как раз и проявляется рыцарское благородство? Вы же знаете: летчиков все считают героями. А когда они сталкиваются в воздушном бою, плоскости их аэропланов сверкают на солнце подобно доспехам. Я хочу провести эту параллель. Как это делают в своих фильмах мистер Гриффит и мистер Де Милле. Исторический эпизод сменяется современным! Участник Третьего крестового похода и мой летчик!

При упоминании имен более удачливых конкурентов круглые глазки Римини подозрительно сощурились.

— Неплохо, — сказал он. — Я поговорю с моим сценаристом.

— Но это же моя идея! — возразила Тесса. — Я разовью ее и дам вам посмотреть.

— Задаром, — уточнил он. — Но посмотреть — посмотрю.

— Спасибо, — ответила она.

— А теперь ступай. У меня солнце уходит. — Он схватил мегафон, выбежал перед ней из кабинета и заорал: — Кончай стучать! Включите эти чертовы лампы! Где Джо? Я покажу этому сукину сыну, как воровать мое рабочее время!

Римини больше не обращал внимания на Тессу. Но, отдавая распоряжения, не переставал думать о разговоре с ней. Военные фильмы не интересовали его. Но вот откуда этой девице стали известны его тайные планы? На его счету в банке «Секьюрити» уже скопилась достаточная сумма, чтобы сделать полнометражную картину. Кто же сказал ей?

О полнометражном фильме, задуманном Римини, Тессе сообщила Лайя Бэлл. Девушки договорились встретиться в отеле «Голливуд». Тесса должна была рассказать Лайе о том, как воспринял Римини ее предложение. Тесса ехала по бульвару Голливуд в приподнятом настроении и уже вовсю фантазировала. «Он обещал посмотреть «Летчика», — думала она, последовательно прокручивая в сознании все стадии успеха: от одобрения и покупки мистером Римини ее сценария до готового фильма. Впрочем, слава ее не интересовала. Тессе недоставало честолюбия. Просто нынешняя радость возвращала ее в детство. Она не хотела играть в детские игры, но понимала, что иначе вновь окажется в мире, который так ее тяготил.

Дифтерия сменилась перемежающимися приступами возвратного тифа, которые были для врачей загадкой. Тессе осматривали горло и уши, брали кровь на анализ, но не находили объяснения ее состоянию. Лежа на больничной койке в сумрачной комнате, Тесса придумала свой собственный мир. На ее белом шелковом покрывале расцветали целые королевства, в которых люди жили по канонам великодушия, доброты и благородства.

Ее воспитывали и приобщали к наукам гувернантки и домашние учителя, поэтому она не приобрела макиавеллевских привычек закрытых девичьих пансионов. Не было в ней толстокожести, которая является важной составляющей искусства заводить друзей. Тесса считала, что ей выпало удивительно счастливое детство. С ней были ее фантазии. У нее были ее родители. Глядя в голубые глаза отца, она будто смотрелась в зеркало. Еще совсем крошкой она любила исполнять его малейшие просьбы: подавала ему свернутую в рулон газету или зажигала спичку, когда он хотел закурить сигару.

С годами вспышки тифа стали реже. Но она оставалась дома, под родительским кровом. А с Полом Шоттом обручилась главным образом потому, что ему симпатизировал отец. Этот смышленый крепыш работал клерком в отделе перспективного планирования «Паловерде ойл». Такие нравятся женщинам. Тесса очень старалась полюбить Пола, но так и не смогла, и это усугубило состояние неловкости, в котором она пребывала. Через полгода колебаний она наконец вернула ему обручальный перстень с квадратным бриллиантом. Обиженный ее отказом Пол Шотт разыскал ее и заявил, что, во-первых, она круглая дура, а во-вторых, ему была нужна вовсе не она, а «Паловерде ойл». Все это он произнес язвительным тоном. Она пожалела его за то, что он собирался принести в жертву своему честолюбию жизнь в законном браке с круглой дурой. Но потом ее охватил ужас, презрение к себе. И как это она целые шесть месяцев не решалась отказать человеку, к которому не испытывала любви? И чуть было по собственной воле не стала его женой!