В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
– Я решил всю твою боль при родах полностью взять на себя!..
Жаль, что в реальной жизни это невозможно. Уверен, большинство мужчин, включая меня, не задумываясь поступили бы в полном соответствии с этим анекдотом.
Рождение дочери
В последний день февраля 1957 года на свет появилось наше общее архитектурное творение в образе дочери. Она была удивительно красивой копией жены. Мы ее нарекли Катюшей. Из родильного дома на Миуссах я бережно вез ее в шикарной по тем временам коляске. Зимний день, казалось, разделял наше ликование. Солнце обволакивало все вокруг ярким светом.
В комнате тещи и на втором этаже съемного жилья, в самых теплых местах, мы создали подобие детского уголка. Как известно, существует прямая зависимость формирования детского сознания от окружающей обстановки.
Жена в период декретного отпуска и бесценная Федора установили беспрерывный уход за малышкой. К счастью, она была на редкость спокойной и рано начала нас одаривать улыбкой и изучающим взглядом больших лучистых глаз. Рождение ребенка потребовало увеличения расходов. Дефицит всего был настолько велик, что приобретение детской одежды, обуви, игрушек и других сопутствующих товаров требовало внушительных денежных средств. Кроме того, хотя мама великодушно отказывалась от моей помощи, я не мог оставить ее и Яну без финансовой поддержки. Маме уже перевалило за пятьдесят. Все тяжелее становилось подрабатывать шитьем. А Яна преодолела только половину пути учебы в институте.
К счастью, к этому времени у меня расширились связи и знакомства на архитектурном поприще. Появились заманчивые предложения от ряда проектных институтов: звали на более высокие должности и оклады. Но это пока не входило в мои планы, хотя соблазн был довольно сильным.
Начались земляные работы по строительству жилого дома в Новых Черемушках. Каждый, кто хотел получить квартиру, должен был отработать определенные часы на стройке. Неоднократно приходилось ездить туда после работы, включая воскресенье. Ради решения жилищной проблемы я готов был пойти на любые издержки.
Немного проще решался вопрос с подработкой. Больше всего мне приглянулся институт «Госгорхимпроект». Там оказались наиболее выгодные условия работы и оплаты. Спрос на архитекторов был достаточно большой. Их всегда хронически не хватало. Единственный архитектурный институт в Москве и специализированные факультеты в других городах выпускали мизерное количество образованных специалистов. Особый дефицит ощущался в архитекторах промышленного профиля. Большинство выпускников предпочитали заниматься более художественным направлением – жилищно-гражданским.
Главный архитектор с пониманием относился к моим житейским проблемам. К тому же чувствовалось, что меня признают специалистом уже в масштабе института. Поэтому он разрешил мне, без ущерба для основной работы, отлучаться несколько раз в неделю во второй половине дня. В качестве «левого» приработка мне поручили разработку проектной документации реконструкции Горно-химического комбината в городе Щигры Курской области. Над чертежной доской я задерживался до позднего вечера. Компанию мне составляли практики-сдельщики. Их заработок зависел от количества выданных на-гора рабочих чертежей. Поэтому американский принцип «время – деньги» на российской ниве в данном случае проявлялся в полной мере.
Мне удалось также приспособиться часть работы выполнять в домашних условиях. После вечернего общения с женой и дочкой и отхода их ко сну наступало время моего «второго дыхания». Поцеловав их, я направлялся на коммунальную кухню. Два наших стола, как незыблемое имущество «счастливого» социалистического быта, стали предметом моего пристального внимания. Днем Федора и жена нещадно их эксплуатировали, готовя пищу. Вечером они продолжали служить мне для получения в сверхурочное время «сверхприбыли». Когда затихал гомон нашего человеческого «муравейника», я становился единственным владельцем большого пространства.
Столяр Василий за магическую отмычку к любой проблеме – бутылку водки – сделал чертежную доску с рейсшиной и приспособление для изменения угла наклона. В полной тишине, прерываемой иногда приглушенным храпом, я заступал на вторую смену. Это вошло в привычку на многие годы. Благодаря ей мне удалось немного наверстать упущенное время военных лет. «Вклиниться» в архитектурную науку с последующей защитой диссертации. Написать многочисленные статьи, заниматься живописью и даже объехать на диво небольшой и в то же время огромный земной шарик.
Ближе к полуночи меня от работы отвлекало нежное и теплое прикосновение рук жены. Я с благодарностью целовал ее ладони и прекрасное лицо. Дорита уводила меня в любовно обустроенное маленькое семейное гнездо. От спящей дочери исходил необыкновенный аромат, свойственный младенцам. Засыпая, успевал насладиться безмятежным образом маленькой спящей Мадонны.
В семь утра я уже был на ногах. Не хотелось покидать теплую постель. Но радость нового дня и предвкушение участия в новых событиях вызывали прилив энергии. Внизу заботливая Федора ждала с завтраком. Заняв очередь в самое сокровенное и труднодоступное место, я до пояса умывался холодной водой и растирался мохнатым полотенцем.
Визуально, из окна, изучив состояние капризной и неустойчивой московской погоды, определял, что из скудного гардероба следует надеть. Еще из книг, прочитанных в юном возрасте, мне запомнилась мудрая английская поговорка: «Нет плохой погоды, есть плохая одежда». В пределах ограниченных возможностей мы старались обзавестись сезонной одеждой и обувью на все возможные случаи капризной московской погоды.
За много лет до Церетели
В преддверии весны появилась информация о предстоящем в разгар лета Международном фестивале молодежи и студентов[80]. Все дальше в прошлое уходила эпоха сталинизма. Отголоски ее были живучими и трудноискоренимыми. Тем не менее хрущевская «оттепель» слегка приподняла железный занавес, отгородивший нас от цивилизованного мира. Ради фестиваля неприглядные уголки города решили задекорировать и украсить. Для оформления улиц и площадей были привлечены многие художники и архитекторы.
Совместно с молодым архитектором Гдалием Аграновичем мы разработали несколько эскизных предложений. Одно из них художественный совет признал наиболее удачным. Оно касалось стрелки острова Балчуг, омываемой Москвой-рекой и Водоотводным каналом. На ней в месте слияния Берсеневской и Болотной набережных образовалась закругленная треугольная площадь. Она прекрасно просматривалась со стороны Крымского моста, а также Пречистенской и Крымской набережных. Забегая на десятилетия вперед, не могу обойти «надругательства» над ней.
Несколько столетий отделяют Людовика XIV от мэра Москвы Лужкова. Французскому королю приписывают крылатое изречение: «Государство – это я». Лужков был более скромен. Он искренне считал, что может сказать: «Москва – это я».
Поэтому его пожелание увековечить трехсотлетие русского флота (и заодно себя) достойным монументом подхватил придворный скульптор Церетели. Выбор места оказался более чем странным. Сухопутная столица вдали от морей и океанов совершенно не подходила для столь специфического монумента ни по историческим, ни по тематическим признакам. Окружающее пространство, стиснутое средне-масштабной застройкой и неширокой Москвой-рекой, казалось бы, должно было ограничивать «порывы» разбушевавшейся фантазии скульптора. Но бронзовое «чудовище» Петра I достигло высоты 98 метров. Это кратно почти 30-этажному жилому дому. Творение лихо переплюнуло гигантский монумент Родины-матери на Мамаевом кургане в Волгограде – ее динамичная фигура на фоне открытого небосвода взметнулась «всего» на 85 метров.
Не дотягивают до масштаба творения Церетели статуя Свободы в гавани Нью-Йорка и Христос-Искупитель на горе Корковадо в Рио-де-Жанейро.
Я имел счастье в годы странствий по странам и континентам прикоснуться к этим неповторимо талантливым монументам. Они были созданы великими творцами в гармоничной и масштабной увязке с окружением и вошли в число новых чудес света.