В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Постепенно у меня выработалось философское восприятие происходящего не только на работе, но и в повседневной жизни. Сталкиваясь с неизбежным, я постепенно научился спокойно реагировать на неудачи и не впадать в радостный экстаз от достижений. В немалой степени этому способствовало знакомство с некоторыми трактатами, размышлениями и изречениями великих мудрецов далекого прошлого. Они настраивали меня на самостоятельные раздумья применительно к реальным условиям бытия.
Жизнь тем временем шла своим чередом. С работы я мчался в уютное семейное гнездо. Мне не терпелось пообщаться с женой, обменяться впечатлениями прошедшего дня. Дорита тоже тянулась ко мне, и нам было хорошо друг с другом. Первые годы после окончания института она преподавала математику в школе, которая размещалась очень близко от нас – в Старопименовском переулке. Школа считалась элитной. В ней обучались дети высоких партийных начальников и даже некоторых членов правительства. По словам жены, их отпрыски, как правило, отличались высокомерием и чванством.
По крайней мере раз в неделю я навещал маму и Яну. Долгожданное переселение из ветхого строения затягивалось. Тем не менее вдвоем они терпимо (по московским меркам) проживали в крохотной комнате. Яна, хотя и не по зову души, стала студенткой Стоматологического института. Как я уже писал, мечтательная, легко ранимая, наделенная проницательным и критическим умом, она жила замкнуто и немногословно. Порой не обходилось и без ссор. К счастью, вспыльчивость, унаследованная от отца, как правило, быстро рассеивалась.
Алапаевские тени прошлого
В один из рабочих дней главный архитектор уведомил меня о необходимости срочного выезда в город Алапаевск[77]. Он находился недалеко от района, где в годы эвакуации мы нашли свой временный приют. Небольшая группа специалистов вылетела в Свердловск. Оттуда поездом, по знакомой дороге, мы отправились к месту назначения. Я сидел у окна в глубокой задумчивости. Мимо проплывали запомнившиеся пейзажи таежных лесов. Мне показалось, что они заметно поредели, как моя некогда пышная шевелюра. Неопрятные следы варварских вырубок подтвердили это ощущение. Знакомые станции и полустанки, все такие же мрачные и убогие, в моих глазах выглядели живописно и даже романтично. Когда поезд на несколько минут остановился на полустанке Красные Орлы, у меня екнуло сердце. Казалось, что сейчас покажется подвода деда Агапа, которая доставит меня в теплую, пропахшую таежными травами избу. Как много воды утекло с тех пор. И как мало жизнь изменилась к лучшему!..
Станкостроительное предприятие, которое мы обследовали, чтобы определить масштабы и этапы реконструкции, удручало своей архаичностью. Многие постройки были еще дореволюционными. Они отличались добротностью и большим запасом прочности. Чем-то напоминали могучих и кряжистых старожилов, возводивших их во времена промышленного бума на Урале. Не зря в свое время Дюма-отец образно высказался по этому поводу: «У домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо, на котором отражается их внутренняя сущность».
К сожалению, любые постройки, если их нещадно эксплуатировать без профилактического «лечения», ветшают и стареют – как люди. В этом мы убедились при более близком осмотре. Снаружи строгая заводская архитектура с простыми каменными узорами выгодно отличалась от современных безликих цехов в стиле социалистического реализма. Но внутреннее пространство, как правило, выглядело запущенным и неопрятным. Трудно было представить, что в таких неподходящих условиях даже классные мастера могли бы создавать современную продукцию.
У нас была возможность побывать еще на нескольких предприятиях Алапаевска. Они мало чем отличались друг от друга по неухоженности и низкой культуре производства.
Накануне отъезда мы совершили обзорную экскурсию по городу. Прогулялись по торговой площади, вокруг которой сохранились господские дома и особняки XIX века. Побывали в доме, где прошло детство великого композитора П. И. Чайковского. С колокольни Свято-Троицкого собора, выстроенного когда-то на средства прихожан, открывалась живописная панорама города и окрестностей с реками Алапаиха и Нейва. Впечатлили развалины старого металлургического завода с молотовым цехом.
Кто-то из нас попросил показать Напольную школу[78], в которой в 1918 году содержались члены царской семьи Романовых. Сдержанно, без энтузиазма нас сопроводили к ней. Вокруг здания толпилась группа людей. Экскурсовод заученными стандартными фразами доказывала «классовую целесообразность» этого преступления. Кто-то, как мне казалось, слушал без восторга. Но чаще была другая реакция:
– Так им и надо!
Впоследствии я не раз слышал эту кощунственную фразу: «Так им и надо». Яд ненависти сделал свое страшное дело.
Спустя годы Евгений Евтушенко написал:
…Наш доморощенный сталинский Рим
Вычеркнул слово «пощада»,
Тыча в арену пальцем кривым:
«Так им и надо! Так им и надо!».
<…>
И не накажут ли муками ада
Нас за постыдное – «Так им и надо!»?
После печального знакомства с последним пристанищем алапаевских мучеников мы решили посетить место их убиения. Оно находилось примерно в 20 километрах от границы города. Это была одна из заброшенных шахт рудника Нижняя Селимская. Дирекция завода предоставила нам старенькую машину. Недовольно фыркая на ухабистой разбитой дороге, она доставила нас к месту страшного преступления[79]. Сопровождающий с недовольным видом бросил реплику:
– Зря интересуетесь. Сюда не рекомендуют ездить. Проклятое место.
Рудник выглядел жутковато. Вокруг царило траурное безмолвие. Мы подошли к одной из заброшенных шахт. Ствол был закрыт большим деревянным щитом. Сверху, как на свалке, высилась гора мусора. Из него в отдельных местах торчали высохшие букеты цветов. Они свидетельствовали, что даже тогда люди высокой духовности тайком выражали свое несогласие с преступными деяниями жестоких правителей. Интересно, что при личном общении жители Алапаевска не раз сокрушались, что их город будут поминать недобрым словом. И сами говорили о великой княгине Елизавете Федоровне только хорошее.
По пути в Москву в самолете произошел непредвиденный случай. Вскоре после взлета он попал в зону сильной турбулентности. Его старое натруженное «тело» скрипело и тряслось как в лихорадке. Едва прошли коварную зону, из первого ряда кресел раздался истошный крик, перешедший в надрывные стоны. Оказалось, у молодой женщины появились признаки преждевременных родов. Возможно, они были спровоцированы страхом или тряской. Ее окружили стюардессы и женщины из числа пассажиров. Появился командир самолета. Роженица кричала все громче. Через несколько минут по микрофону объявили о вынужденной посадке в Ижевске. К счастью, скорая помощь выехала прямо на летное поле.
Роженицу, которая корчилась от боли, осторожно по трапу снесли на носилках вниз. В иллюминатор я вместе с другими пассажирами сочувственно наблюдал, как ее уложили в машину скорой помощи. Через мгновение она умчалась. На минуту представлял жену, которая также приближалась к осуществлению самой великой миссии. Сколько ей перед этим еще предстоит пережить болевых ощущений и волнений?..
Тем временем самолет вырулил на взлет. Сверху припорошенная снегом земля выглядела умиротворенно-прекрасной. Ее бесконечные просторы навевали всякие философские мысли о быстротечности человеческой жизни… Неожиданно вспомнился анекдот, который, как любая глупость, более прочно осел в памяти, чем мудрые мысли великих людей.
Глава семьи, провожая жену в родильный дом, напутствует ее:
– Пожалуйста, только не волнуйся. Роды у тебя пройдут совершенно безболезненно.
Она удивленно спрашивает:
– Откуда у тебя такая уверенность?
Он гордо ударяет себя в хилую грудь:
