Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (мир книг TXT) 📗
— Скороспелка, — сделал заключение Сулла.
— Пожалуйста, не говори так!
— А что? Неужели ты в шестилетнем возрасте знаешь оттенки этого слова?
— Ну, достаточно знать, что его применяют для обозначения девчонок, подражающих своим бабкам.
— Вот оно что! — заинтересовался Сулла. — Эту премудрость ты почерпнул не из книжек. Значит, ты наблюдателен, твой взор дает тебе пищу для умозаключений.
— Естественно, — удивленно кивнул юный Цезарь.
— Достаточно! Уходите, все трое! — распорядилась Аврелия.
Прежде чем дети исчезли за дверью, юный Цезарь успел пленительно улыбнуться Сулле через плечо; лишь поймав негодующий материнский взгляд, он шмыгнул прочь.
— Если он не перегорит, быть ему украшением нашего класса или занозой в ноге, — проговорил Сулла.
— Лучше пускай будет украшением, — молвила Аврелия.
— Какие могут быть сомнения? — Сулла усмехнулся.
— Итак, ты выдвигаешь свою кандидатуру в преторы, — сменила тему Аврелия, уверенная, что Сулла устал от детей.
— Да.
— Дядя Публий считает, что тебя ждет успех.
— Будем надеяться, что он — Тиресий, а не Кассандра.
Так и оказалось: после подсчетов голосов выяснилось, что Сулла не только прошел в преторы, но и, опередив остальных, вышел в praetor urbanus. Хотя обыкновенно обязанности городского претора ограничивались судебными разбирательствами, он имел власть (в отсутствие обоих консулов или при их неспособности управлять) действовать in loco consularis, то есть оборонять Рим и командовать его армиями в случае нападения, а также предлагать законопроекты и управлять казной.
Весть о том, что ему предстоит быть городским претором, сильно опечалила Суллу: ведь городской претор не мог отлучаться из Рима больше чем на десять дней. Сулле придется торчать в Риме, среди соблазнов прежней жизни, в одном и том же доме, как женщине, — о, как он ненавидел такую долю! Зато теперь у него появилась поддержка, на какую он никогда прежде не рассчитывал, — его родной сын. Сулла-младший будет его другом; он сможет помогать ему на Форуме. Каждый вечер они будут обсуждать прожитый день и много смеяться. Мальчик очень похож на своего двоюродного брата, юного Цезаря! Во всяком случае, внешностью. К тому же у парня неплохие мозги, хотя и не такие блестящие, как у Цезаря. Сулла чувствовал, что ему не пришлось бы по душе, если бы его сын во всем, особенно в сообразительности, был подобен юному Цезарю.
Выборы сопровождались еще одной неожиданностью, затмившей даже первенство Суллы в преторском списке и развеселившей тех, кто не был напрямую замешан в событиях. Луций Марций Филипп баллотировался в консулы, убежденный, что среди мало вдохновляющих кандидатур его собственная будет сиять как жемчужина. Однако первое место досталось младшему брату цензора Луция Валерия Флакка, Гаю Валерию Флакку. С этим еще можно было смириться: Валерии Флакки принадлежали к патрициям, семья их пользовалась влиянием. Однако младшим консулом стал не кто иной, как «новый человек» Марк Геренний! Гневные возгласы Филиппа разносились по всему Форуму, пугая даже завсегдатаев. Никто не сомневался, где зарыта собака: все дело было в памятных замечаниях Публия Рутилия Руфа, когда он выступал в пользу смягчения lex Licinia Mucia. До этого никто давно не вспоминал, как Гай Марий купил Филиппа, избранного народным трибуном. Теперь же минуло слишком мало времени между этой речью и выборами консулов, чтобы неприглядная история успела забыться.
— Рутилий Руф еще у меня поплатится! — пообещал Филипп Цепиону.
— И у меня! — ответил Цепион.
Ближе к концу года Ливия Друза разродилась еще одним сынишкой — Марком Порцием Катоном Салонианом Младшим, худеньким и крикливым, с отцовскими рыжими волосами, длинной шеей и таким носом, что он был на личике новорожденного совершенно неуместным, как клюв. Он шел ягодицами вперед и отказывался помогать матери разрешиться от бремени, из-за чего роды затянулись и были очень тяжкими.
— Зато он легко отделался, госпожа, — заявил Афинодор Сикул. — Ни ушибов, ни синяков. — По лицу лекаря-грека скользнула улыбка. — Но если он и впредь будет вести себя так же, как при родах, то поостерегитесь, госпожа: из него вырастет трудный человек.
Ливия Друза была слишком измучена, чтобы выдавить что-либо еще, кроме призрачной улыбки. Впервые она поймала себя на мысли, что детей ей, пожалуй, хватит.
Прошло несколько дней, прежде чем другие дети получили дозволение увидеть мать. Все это время Кратипп самостоятельно заправлял в доме, хозяйкой которого была теперь Ливия Друза.
Как можно было предвидеть, Сервилия не пошла дальше дверей, отказавшись признавать нового брата. Лилла, испытавшая в эти несколько дней сильное влияние старшей сестры, сперва держалась поодаль, но потом уступила матери и принялась целовать крохотное существо, свернувшееся калачиком у матери на руках. Порция, именуемая в доме Порцеллой, была еще слишком мала (ей был год и два месяца), чтобы участвовать в церемонии, зато трехлетний Цепион впал в восторженное состояние: он не мог налюбоваться на новорожденного братишку, ему хотелось держать малыша в руках, баюкать, целовать.
— Он будет моим, — пообещал Цепион, отбиваясь от няньки, попытавшейся унять его.
— Отдаю его тебе, Квинт, — сказала Ливия Друза, возблагодарившая судьбу за то, что хоть один из родственников Катона-младшего проникся к нему чувствами. — Ты будешь за него отвечать.
Отказываясь двигаться дальше, Сервилия все же не отходила от двери. Когда Лилла и Цепион удалились, она приблизилась к кровати, насмешливо взирая на мать, словно находя чудовищное удовлетворение в ее измождении.
— Ты умрешь, — молвила она с чувством превосходства.
У Ливии Друзы перехватило дыхание.
— Глупости! — отрезала она.
— Нет, умрешь! — настаивала десятилетняя мучительница. — Раз я этого пожелала, значит, это сбудется. Так же получилось с тетей Сервилией, когда я пожелала ей смерти.
— Говорить такое — глупо и бесчеловечно, — ответила ее мать, сердце которой бешено билось. — Одного желания мало, чтобы что-то произошло, Сервилия. Если что-то получается так, как ты пожелала, то это не больше чем совпадение. Судьба и Фортуна определяют нашу участь, при чем тут ты? Ты еще слишком мала, чтобы они обращали на тебя внимание.
— Все равно ты меня не переубедишь. У меня дурной глаз: когда я желаю людям смерти, они умирают, — радостно объяснила девочка и упорхнула.
После ее ухода Ливия Друза закрыла глаза. Она плохо себя чувствовала с той самой минуты, как родился Катон-младший. И все же она не могла поверить, что в этом есть вина Сервилии. Во всяком случае, она убеждала себя в этом изо всех сил.
Однако день за днем ей становилось все хуже. Для Катона-младшего пришлось найти кормилицу, и его забрали у матери. Маленький Цепион получил возможность хлопотать над братиком.
— Я опасаюсь за ее жизнь, Марк Ливий, — предупредил Друза Афинодор Сикул. — Кровотечение не слишком сильное, однако оно никак не останавливается. У нее жар, вместе с кровью из нее выходит гной.
— О, что же такое творится с моей жизнью! — вскричал Друз, утирая слезы. — Почему все вокруг умирают?
На этот вопрос он не получил ответа. Друз не поверил в дурной глаз Сервилии, о котором ему поведал ненавидящий девочку Кратипп. Тем временем состояние Ливии Друзы ухудшалось.
Друз горестно подумал, что самое худшее — это то, что все остальные женщины в доме — рабыни. Катон Салониан проводил с женой почти все время, зато Сервилию приходилось не пускать к ней; Друзу и Катону казалось, что Ливия Друза ищет кого-то и не может найти. Уж не Сервилию ли, покойную жену Друза? При этой мысли Марк Ливий снова разрыдался.
На следующий день он отправился с визитом в дом, где не бывал никогда прежде: дом принадлежал Мамерку Эмилию Лепиду Ливиану, его брату. Правда, отец уверял Друза, что Мамерк ему не сын. Сколько лет минуло с тех пор! Примут ли его здесь?
