Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (мир книг TXT) 📗
Неужели это лишь мечта? Маленькая злорадная стрела, выпущенная из лука богини Фортуны через посредство бедной Юлиллы, которая сплела для него веночек из травы, растущей на Палатине, и водрузила ему на голову, не зная о воинском смысле этой награды… Или Юлилла оказалась провидицей? Возможно, венец из трав все еще ждет своего обладателя. Только в какой войне он его завоюет? Ничего серьезного нигде не происходит, ничего серьезного не назревает. Да, обе провинции Испании по-прежнему бурлят, однако обязанности Суллы здесь далеко не таковы, чтобы претендовать на corona graminea. Тит Дидий ценит его как незаменимого умельца по части снабжения, оружия, стратегии. Однако Титу Дидию и в голову не приходит доверить ему командование армиями. Ничего, став претором, Сулла добьется и этого и, возможно, сменит Тита Дидия в Ближней Испании. Богатая возможностями должность наместника — вот то, что требуется Сулле!
Сулла нуждался в деньгах. Сам он сознавал это лучше, чем кто-либо другой. Ему уже сорок пять, его время истекает. Скоро будет поздно мечтать о консульстве, что бы ни говорили люди, приводя в пример Гая Мария. Гай Марий — случай особый. Ему нет равных, даже Луций Корнелий Сулла не претендует на равенство с Марием. Для Суллы деньги означают власть — как, впрочем, и для Гая Мария. Если бы не богатство, которое тот приобрел, будучи преторианским правителем Дальней Испании, старый Цезарь-дед никогда бы не выдал за него свою Юлию, а не будь Юлии, не видать бы Марию и консульства. Деньги! Сулле нужны деньги! Поэтому он отправится в Рим, чтобы участвовать в выборах преторов, а потом вернется в Испанию — за деньгами.
В августе следующего года, после длительного молчания, Публий Рутилий Руф написал ему следующее:
Я прихворнул, Луций Корнелий, но теперь полностью выздоровел. Врачи называли мою болезнь разнообразными именами, одно другого страшнее, но сам я поставил себе диагноз «скука». Теперь же, однако, я избавился и от хвори, и от скуки, ибо в Риме творятся многообещающие вещи.
Во-первых, уже изучается твоя кандидатура на преторскую должность. Избиратели обеими руками «за» — надеюсь, тебе понравится такое известие. Скавр тебя по-прежнему поддерживает, что является молчаливым признанием того, что он более не считает тебя виновным в давней интрижке с его женой. Неповоротливый дуралей! Надо ему было еще тогда набраться храбрости, а не заставлять тебя отправляться в ссылку. Но Испания пошла тебе на пользу. Если бы Свинка в свое время поддерживал Гая Мария столь же отменно, как Тит Дидий поддерживает тебя, у него все шло бы куда проще.
Теперь новость из-за границ. Старый Никомед Вифинийский наконец-то скончался — ему было чуть ли не девяносто три года! Сын его давно умершей царицы — сам он тоже уже далеко не цыпленок, в шестьдесят три года! — вскарабкался на трон. Однако младшенький, ему пятьдесят семь, звать Сократом (старшего тоже зовут Никомедом, и он правит под именем Никомеда III), направил в Римский Сенат кляузу с требованием смещения Никомеда III — в свою, разумеется, пользу. В Сенате ведутся по этому поводу высокопарные дебаты — кто говорил, что дела в дальних краях не имеют большого значения? Поднялась некоторая буча и в Каппадокии: каппадокийцы как будто сбросили с трона своего мальчишку царя и заменили его неким Ариаратом IX. Однако этот Ариарат, как доносят, умер недавно при загадочных обстоятельствах. Мальчишка-царь и его регент по имени Гордий снова завладели браздами правления — не без помощи, разумеется, Митридата Понтийского и его армии.
Вернувшись из тех краев, Гай Марий выступил в Сенате с предупреждением, что царь Митридат Понтийский — человек опасный, хоть и молодой. Однако даже те, кто соизволил прийти на это заседание, продремали все выступление Гая Мария, после чего принцепс сената Скавр рассудил, что Гай Марий преувеличивает опасность. Как выяснилось, молодой понтийский царь засыпает Скавра наивежливейшими письмами, написанными на безупречном греческом, пестрящими цитатами из Гомера, Гесиода, Эсхила, Софокла и Еврипида, не говоря уже о Менандре и Пиндаре. На этом основании Скавр сделал вывод, что Митридат представляет собой исключение на фоне остальных восточных деспотов: вместо того чтобы протыкать собственную бабку шилом через задний проход, он, мол, увлекается классиками. Гай Марий, напротив, настаивает, что Митридат VI заморил голодом собственную мамашу, прикончил брата, царствовавшего при регентстве матери, расправился с несколькими дядьями и кузенами и в довершение всего отравил собственную сестру, на которой был вдобавок женат! Приятный молодой человек, превосходный ученик классиков!
Воистину, Рим переполнен беззаботным дурачьем: могу поклясться, что из сказанного никто не сделает выводов. Зато на внутреннем фронте происходит кое-что более занимательное. Второй год подряд Сенат, учредивший особые суды, занимается разбирательством массовой фальсификации римского гражданства, учиненной италиками. Однако, как и в прошлом году, отловить всех лжеграждан не представляется возможным. Число побед насчитывает несколько сотен, следовательно, в казну Рима поступило столько же денег за счет штрафов. Зато, оказавшись на земле италиков без дюжины телохранителей, начинаешь чувствовать себя весьма неуютно. Никогда еще я не испытывал на себе таких взглядов, не сталкивался с таким отсутствием намерения сотрудничать, которое обуяло италиков. Конечно, их любовь к нам умерла в незапамятные времена, однако теперь, благодаря судам, приговаривающим к плетям и нищете, они в совершенстве освоили науку ненависти. Одна отрада — стоны казначейства: штрафы не покрывают даже расходов на содержание вне Рима десяти сенаторских троек. Мы с Гаем Марием намерены под конец года представить в сенате законопроект об отмене lex Licinia Mucia ввиду его бесполезности и накладности для государства.
Совсем молодой выходец из плебейского рода Сульпициев по имени Публий Сульпиций Руф осмелился подать в суд на Гая Норбана, обвиняя его в измене, выразившейся в необоснованной отправке в ссылку Квинта Сервилия Цепиона, прославленного кражей золота Толозы и бездарностью, проявленной при Аравсионе. Через голову плебейского собрания — прямиком в суд, разбирающий обвинения в измене! Юный Сульпиций неразлучен с теперешним Цепионом, что говорит об отсутствии у него вкуса. В общем, защитником выступил Антоний Оратор, речь которого была, на мой взгляд, самой блестящей за всю его карьеру. Присяжные оправдали Норбана, который показал Сульпицию и Цепиону язык. Прилагаю текст Антониевой речи — наслаждайся.
Что касается другого Оратора. Луция Лициния Красса, то мужья двух его дочерей повели себя совсем по-разному в качестве отцов. Сын Сципиона Назики, тоже Сципион Назика, разжился сыном, нареченным, естественно, так же. Его Лициния не вызывает нареканий: у них имеется к тому же дочка. Зато Лициния, вышедшая замуж за Метелла Пия Поросенка, оказалась не так удачлива: в том доме все хватаются за головы, ибо вторая Лициния пока бездетна. Моя племянница Ливия Друза родила под конец прошлого года дочь, нареченную, конечно же, Порцией, — обладательницу рыжей головки, напоминающей стог сена, охваченный пожаром. Ливия Друза по-прежнему души не чает в своем Катоне Салониане, который этого вполне заслуживает. Ливия Друза еще порадует нас новыми римлянами!
Я не сижу на месте, но какой в этом прок? В этом году наши эдилы-родственники: мой племянник Марк Ливий Друз — один из плебейских эдилов (его напарник — сказочно богатое ничтожество по имени Реммий), а его зятек Катон Салониан — курульный эдил. Поглядим на их игры!
Семейные вести. Бедняжка Аврелия по-прежнему живет одна в Субуре, однако мы надеемся, что Гай Юлий объявится дома хотя бы в следующем году — или годом позже… Его брат Секст стал в этом году претором, а скоро настанет черед и Гая Юлия. Цезарю младшему, как его зовут в семье, уже исполнилось пять лет; он отлично читает и пишет. Причем как читает! Подсунь ему любую галиматью, которую ты сам же только что накропал, — и он глотает ее, не подавившись. На такое и взрослые, по-моему, не способны, а этот пятилетний молокосос делает из всех нас болванов. Притом что за миловидное дитя! Но совсем не избалованное. На мой взгляд, Аврелия с ним слишком строга.
Больше ничего не могу придумать, Луций Корнелий. Поторапливайся домой! Я уже чувствую, что тебя ждет преторское курульное кресло.
