Возвращение. Танец страсти - Хислоп Виктория (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
После месяца совместного путешествия они наконец достигли той дорожной развилки, где Анна с родителями поворачивали к деревне ее дяди, а Мерседес должна была продолжить свой путь на север, в Бильбао. Ей предстояло снова пересечь республиканскую территорию. Мерседес с Анной старались не думать над тем, как проделают оставшуюся часть пути друг без друга.
Сеньор Дуарте сухо попрощался с Мерседес, сеньора была более любезна.
Их дочь повисла на шее у Мерседес и не хотела отпускать.
— Обещай, что мы снова встретимся, — умоляла она.
— Конечно, встретимся. Как только я устроюсь на месте, сразу напишу. У меня есть адрес твоего дяди.
Мерседес решила держать свои эмоции при себе. Обещание будущей встречи словно делало ее более вероятной. За эти недели они не расставались ни на миг, ни днем, ни ночью. Даже сестры не были бы так близки.
Глава двадцать седьмая
В Гранаде Конча продолжала управлять «Бочкой». Недели тянулись невыносимо медленно, но работа в кафе занимала все ее время. Однообразный механический труд стал ее единственным занятием с тех пор, как она перестала навещать Пабло в тюрьме. В первые месяцы после его ареста Конча ездила к мужу так часто, как могла, но война продолжалась, путешествовать становилось все труднее и труднее. На дорогах было небезопасно, она постоянно боялась, что ее арестуют, к тому же путешествия не лучшим образом отражались на ее здоровье. Две недели назад Пабло заставил жену пообещать, что больше она не будет приезжать.
Они стояли и смотрели друг на друга через двойные металлические решетки в полутьме. Расстояние между ними исключало любые разговоры, они только смогли прокричать несколько слов, пытаясь перекрыть шум, стоящий в помещении. Не было и речи о том, чтобы делиться какими-нибудь секретами или страхами, поскольку поблизости стояли надзиратели. С каждым своим визитом Конча замечала, как сдает ее муж, хотя через решетки она не могла разглядеть, как серьезно он на самом деле болен. Но это было даже к лучшему.
— Кто-то должен оставаться сильным, дорогая, — заметил Пабло; Конча с трудом расслышала его слова.
— Но в тюрьме должна была оказаться я, — ответила она.
— Не говори так, — побранил ее Пабло. — Лучше я буду сидеть в тюрьме, чем ты гнить в этом ужасном месте.
Все знали, что происходит в женских тюрьмах, Пабло был готов уберечь свою жену любой ценой. Женщин брили и обрабатывали касторовым маслом, часто насиловали и клеймили. Ни один мужчина не позволил бы, чтобы его жена прошла через подобные унижения. Пабло никогда не жалел о своем выборе.
— Прошу тебя, не приезжай больше, — умолял он. — Эти поездки не идут тебе на пользу.
— Но как же передачи?
— Я выживу, — заверил он.
Пабло не хотел расстраивать жену рассказами о том, насколько мало обычно остается от этих передач после того, как надзиратели проверят их содержимое и передадут оставшееся заключенным. Он понимал, чего стоит Конче собрать эти передачи с едой и табаком. Лучше он не будет ее разочаровывать.
Конча прекратила ездить к мужу, но ее беспрестанно грызло чувство вины. На его месте легко могла оказаться она сама, эта мысль ни на минуту не давала ей покоя. Она старалась не думать о том, что происходит с Пабло в этой холодной, голодной тюрьме — злостью и отчаянием ситуацию не изменишь.
Еще одним источником тревоги было отсутствие новостей от детей. Мать Сальвадора, Хосефина, была единственной, кто получил хоть какую-то весточку. Она вернулась в Гранаду месяц спустя после того, как друзья направились в Мадрид, и тут же нашла похоронку, в которой милиция сообщала о смерти ее сына. Больше известий она не ожидала, но все же получила два смешных и красноречивых послания, которые Сальвадор написал перед смертью, в подробностях рассказывая, чем они занимаются. У Сальвадора был настоящий дар сочинять письма. Хосефина показала эти письма Конче и Марии Перес, и три женщины часами читали и перечитывали их.
Конча узнала, что Мерседес так и не попала в Малагу, и надеялась, что она сейчас где-то вместе с Хавьером, но слишком напугана, чтобы вернуться в Гранаду. Она была уверена, что этой неизвестности скоро наступит конец, они снова будут вместе. Конча с нетерпением ждала письма от дочери.
Мерседес понимала, насколько независимой она стала. Ей не хватало подруги Анны, но она уже привыкла к одиночеству. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как о ней все заботились, а воспоминания о том, как баловали ее братья, были слишком далекими.
Сейчас она находилась в Стране басков на республиканской территории. Она рассчитывала добраться до Бильбао за несколько дней. В сумке у Мерседес лежали туфли и платье для фламенко, которое ей подарила жена владельца кафе, а также смена белья, которую она купила на заработанные танцами деньги. Она не собиралась танцевать, пока путешествовала одна, но в небольшой деревушке, которую с трудом можно было назвать городком, обстоятельства, казалось, располагали к выступлению.
После того как часов в пять автобус прибыл на конечную остановку, Мерседес нашла место для ночевки. Ее комната выходила на боковую улочку, ведущую к площади. Высунувшись из окна, она увидела, что там что-то происходит. Девушка решила подойти ближе, чтобы рассмотреть получше.
Было 19 марта. Мерседес совершенно забыла, что это важная дата. На маленькой площади собирались люди. Две маленькие девочки бегали по кругу, играя в догонялки, визжали, стучали кастаньетами и чуть не запутались в оборках своих дешевых юбок для фламенко. Эта пыльная площадь с тихо журчащим посредине фонтаном была центром их вселенной, единственным местом, которое они знали, и Мерседес позавидовала детям, не ведающим, что происходит неподалеку от них. Родители изо всех сил пытались оградить их от нужды, которая постигла большие города, поэтому редкий негромкий гул и вспышки в ночном небе — отзвуки далекой бомбежки — казались нереальными детям этого, по-видимому, замкнутого сообщества. Немногие познали ужас войны — их отцы исчезли в ночи, — но остальные продолжали вести обычную размеренную жизнь.
Мерседес заметила сидящих на стене девушек, они оживленно болтали, некоторые заплетали подружкам косы, остальные кружились со своими шалями с бахромой. Несколько юношей издалека следили за ними, время от времени получая в награду брошенные искоса взгляды. Юноша постарше держал гитару. Он пробренчал несколько нот с безразличием, свойственным самоуверенным красавцам, а когда поднял глаза, заметил наблюдавшую за ним Мерседес. Она улыбнулась. Он был ненамного моложе самой Мерседес, но она чувствовала себя на сто лет старше. Она не испытывала страха и без колебаний подошла к парню.
— Тут будут позже танцевать? — спросила она.
Ответом ей был высокомерный взгляд. Неподалеку воздвигали маленькую деревянную сцену — деревня явно готовилась к празднику. Это был первый праздник, который за несколько месяцев видела Мерседес, и, даже если отбросить его религиозную составляющую, сам ритуал, музыка и танцы имели собственный резонанс. Она не могла устоять.
— Это же день Святого Иосифа! — воскликнул он. — Разве ты не знаешь?
Позже, вечером она в очередной раз увидела гитариста, который сидел рядом с пожилым мужчиной на стульях у края сцены. Было часов восемь. Впервые с начала года и вечером сохранилось дневное тепло. Сложно было сказать, в какой именно момент мужчины перестали настраивать гитары и раздались первые ноты алегриас, но публика нестройно зааплодировала.
Создавалось впечатление, что волны музыки льются из противоположных точек, схлестываются и сливаются воедино подобно течениям двух рек. Мелодии отца и сына переплетались. Звуки сливались друг с другом, смешивались и отступали вновь, продолжая течь в своем изначальном направлении. Случались впечатляющие моменты, когда инструменты звучали как один, а потом возвращались каждый к своей мелодии. Даже несовпадение казалось гармоничным, минорные и мажорные аккорды иногда сливались в утонченном диссонансе.
