Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
«Неужели они идут смотреть казнь?» — думал Шрагин, двигаясь по улице вслед за другими людьми. Но он видел, скорее чувствовал, что люди стараются даже не смотреть туда, где стоит виселица. Мало ли у кого какие дела? По направлению к виселице промчались два мотоцикла. Люди, которые шли по улице, и эти серо–зеленые, думающие, что они тоже люди, существовали явно отдельно, и каждый занимался своим делом. Люди города были заняты жизнью, какой бы она у них ни была, а серо–зеленые были заняты смертью.
Шрагин подошел к базару и остановился возле силовой трамвайной подстанции, похожей на церковь. Отсюда хорошо был виден весь базар. Там, на базаре, все было как всегда и в то же время по–другому. Обычно людей сгоняла сюда нужда или жажда наживы, и всегда по лицам, по повадкам или даже по глазам можно было узнать, зачем человек пришел сюда. Но сегодня все, кто был на базаре, мрачно посматривали на виселицу, возле которой уже собралось немало серо–зеленых машин. И все люди на базаре выглядели одинаково.
Шрагин зашел в гущу базарной толпы и вместе со всеми смотрел на происходящее. Четыре крытых грузовика стояли вплотную друг к другу перед виселицей, как бы отгораживая ее от базара. Подъехали сразу три легковые машины. Среди начальства Шрагин узнал генерала Штромма и Релинка. Они держались вместе. Отойдя в сторону, разговаривали, облокотившись на афишную тумбу. Все последующее происходило быстро, четко, в каком–то странном и страшном ритме. Со слитным стуком откинулись задние стенки грузовиков. Солдаты вытолкнули из кузовов обреченных — из каждой машины по пять человек. Руки у них были связаны за спиной. Многие упали, спрыгивая с машины. Их подняли и поставили на ноги солдаты, выстроившиеся двумя цепочками от машин к виселице. По этому коридору обреченные прошли к эшафоту.
На скамейку поставили первых трех. Три солдата, сидевшие на высоких стремянках, набросили петли на шеи обреченных, в тот же момент солдаты, которые стояли внизу, выбили скамейку из–под ног казнимых, и они повисли, чуть болтнувшись от рывка или от конвульсий. А скамейку уже переставили чуть правее, и на ней — новая тройка обреченных. Все происходило быстро и неумолимо четко; и невозможно было поверить, что те трое уже мертвы.
И опять трое на скамейке. Солдаты со стремянок берутся за петли, и вдруг в глухой тишине площади раздается громкий, ясный голос:
— Всех не перевешаете! Смерть оккупантам!..
Немец на стремянке торопливо надевает петлю на кричащего кудрявого и бородатого человека, но тот делает резкое движение головой и не дается. На скамейку вспрыгивают двое солдат, они мгновенно надевают петлю на того, который кричал, спрыгивают на землю и тотчас опрокидывают скамейку…
И вот все двадцать повисли в ряд на длинной перекладине. Сначала уехали легковые машины, потом зверино взревели моторами и двинулись с площади грузовики. Солдаты построились в колонну и четким квадратом двинулись к центру города. Возле виселицы остались только четыре автоматчика.
Шрагин смотрел на окружавших его людей и не видел их лиц, он видел только белые или серые пятна и чувствовал, как вся толпа в молчаливом ужасе медленно отступает в глубину базара.
«Ваши палачи, товарищи, от кары не уйдут. Мы их знаем, мы их найдем всех до одного. До одного!» Так говорил себе Шрагин, шагая по пустынной улице, и все тело его наливалось яростью, новой силой. Сам того не замечая, он шагал все быстрее.
Глава 35
На этой улице, в лучших домах города, жили немцы, из распахнутых окон гремело радио — Берлин передавал утреннюю военную сводку. И пока Шрагин шел по этой улице, он узнал, что немецкие войска прорвались к берегу Волги и видят горящий Сталинград.
Уже вторую неделю гитлеровские армии наступали, и радио, как летом сорок первого года, с утра до вечера кричало о скорой победе. Шрагин старался меньше думать об этом, но легко сказать — не думать. Немцы повеселели. А город стал еще сумрачнее. На днях Федорчук сказал с горькой усмешкой:
— Да… Мы их ложкой по лбу, а они нас — танками, танками…
Шрагин промолчал. Он чувствовал, что не находит достаточно веских слов, чтобы рассеять настроение товарища. И разозлился: почему он должен объяснять? Все ясно! «У нас здесь свой фронт, мы солдаты и обязаны вести бой, несмотря ни на что!»
В городе положение с каждым днем осложнялось. Создавалось впечатление, будто гитлеровцы решили сопроводить наступление своих войск усилением оккупационного режима. Сразу после казни заложников почти каждую ночь в городе проводились облавы и массовые аресты. Один за другим отправлялись в Германию эшелоны угнанных в рабство. Вывозили даже тех, кто имел работу.
Шрагин прекрасно понимал, что его товарищи по группе в любой могут оказаться под ударом, и на каждую встречу со связным шел в ожиданием беды. Вот и сегодня ему предстояла такая тревожная встреча…
Пойдя в кабинет адмирала Бодеккера, Шрагин увидел его возле укрепленной на стене большой карты. Он не подходил к ней со времени московского контрнаступления наших войск. В радиоприемнике рокотали барабаны, ревели фанфары — обычная музыка после передачи военной сводки.
Адмирал жестом подозвал Шрагина и, показывая на карту, сказал:
— Слышали? Мы вышли к Волге. А?
— Поразительно, — с трудом произнес Шрагин.
Адмирал резко повернулся, внимательно посмотрел на него и сказал негромко:
— Но и столь же опасно… — Он снова, прищурясь, смотрел на карту. Потом показал рукой куда–то вверх и оттуда провел в воздухе линию до Волги. — Почти три тысячи километров! Три тысячи!
— Поразительно, — тихо повторил Шрагин.
И снова адмирал внимательно посмотрел на него, и в его светло–карих глазах мелькнуло непонятное Шрагину выражение.
— Я вижу, что вы в военных делах разбираетесь не больше майора Каппа, — огорченно вздохнул адмирал. — Он заявил мне сегодня, что Германия накануне полной победы. А сейчас для Германии нет ничего опаснее непонимания, что война не только вот это… — адмирал показал на ревущий приемник, но вдруг быстро встал и выключил передачу. Вернувшись к карте, он продолжал: — Неужели действительно вы не понимаете, какая опасность в том, что коммуникации, питающие фронт, растянуты на три тысячи километров? И это когда с севера почти по всей их длине над ними висит противник и когда две ее трети — под ударами партизан? Фокусов и чудес на войне не бывает. Да, если Паулюс со своей армией задержится здесь, у Волги, хотя бы на месяц, русские должны быть идиотами, чтобы не воспользоваться такой идеальной для них возможностью сделать котел для шестой армии. Понимаете?
Шрагин озадаченно молчал, как школьник, не знающий урока. А сам в это время мысленно умолял адмирала продолжать — ведь то, что он говорил, было необычайно важно.
— Не обижайтесь, пожалуйста, — улыбнулся адмирал, приглашая Шрагина к столу. — Не вы один этого не понимаете. Вчера командующий нашей армией созывал совещание. Так даже он, знаете ли, трубил в фанфары. А ваш знакомый — господин Релинк — дошел до того, что свою деятельность здесь назвал подкреплением исторической победы с тыла. Но ничего, к счастью, более ответственные люди, чем они, там, в Берлине, об этой опасности думали еще раньше. Месяц назад, когда я летал в Берлин, мои друзья, куда более квалифицированные в вопросах войны, чем я, прямо говорили об этом… — Повернувшись к карте, адмирал продолжал: — Конечно, замысел фюрера заманчив — перерезать Россию пополам, отрезать Урал, как базу материального питания советских войск, и положить Москву и все русские силы в глухой мешок. Но вот это… — адмирал снова провел рукой в воздухе от Германии к Волге, — это очень опасное обстоятельство. Очень! — Адмирал помолчал, приглаживая ежик седых волос, и сказал с усмешкой: — Но давайте и мы с вами займемся подкреплением победы с тыла. Я прошу вас, по вашему выбору, взять трех инженеров и произвести технический осмотр силового цеха. Надо выяснить, почему завод не получает достаточно энергии. Мне говорят — саботаж. Так ли это?..
