Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
— Все будет сделано, — четко, по–военному ответил Релинк.
— Дальше: дело инженера Пфлаумера прекратить. Сегодня же арестуйте и отправьте самолетом в Берлин работающего на аэродроме механика Вальтера Шницлера. Записали?
— Будет исполнено.
— О том, как вы исполняете свои обязанности, мы будем судить по дальнейшему положению в вашем городе, — холодно закончил разговор Олендорф. — И должен предупредить: сейчас все зависит только от вас, а то, что вы делали до сегодняшнего дня, свидетельствует против вас. У меня все.
Олендорф давно дал отбой, а Релинк еще долго сидел, приложив трубку к уху, точно надеясь, что Берлин скажет ему что–то еще. Но Берлин молчал. Релинк швырнул трубку на рычаг и нажал кнопку. В дверях возник адъютант.
— Всех офицеров сюда! — крикнул Релинк.
Часть третья
СХВАТКА
Глава 34
Такое на нашей земле случается не в первый раз… В 1812 году жестокое Бородинское сражение окончилось тем, что Кутузов со своими войсками отступил к Рязани, а Наполеон занял Москву. По свидетельству очевидцев, армии Наполеона входили в русскую столицу «без ликования и блеска победителей, на их нестройных колоннах лежала печать огорчения, злобы и уныния…» Для того чтобы понять, что же на самом деле в те времена произошло на войне, надо еще раз перечитать толстовские страницы «Войны и мира», рассказывающие о том, как дрались артиллеристы батареи капитана Тушина. Они тоже отступили, израненные, оставив на поле боя павших, но перед тем, как отступить, выиграли сражение. Гитлеру не дано было и этого. Весну и лето 1942 года гитлеровская армия наступала. Но впереди Германию ждала трагедия шестой армии в Сталинграде. И в это знойное лето она шла к дням своего траура, когда ее военачальники и обыватели почувствуют ужас поражения, которое неотвратимо двинется на них от Волги. Немецкие дивизии наступали ни Сталинград уже побежденными.
Что же произошло между этим летом и сталинградской зимой? Что опрокинуло все расчеты и прогнозы немецких генералов и военных наблюдателей? Они вели подсчет взятых советских городов и разгромленных дивизий, но не понимали, что в каждой дивизии была своя батарея Тушина, что в каждом городе тоже были свои батареи Тушина.
И вот почему разбитый, окровавленный южный город, о котором идет рассказ, так и не стал для оккупантов спокойным и покоренным. Заложников повесили в четверг утром. Накануне в местной газетке на первой странице было напечатано объявление о предстоящей казни.
Объявление писал сам Релинк. Он подолгу обдумывал каждую фразу и потом позаботился о том, чтобы при переводе на русский не пострадали лаконичность и точность объявления. Вызвал к себе одновременно двух переводчиков и вместе с ними отредактировал текст. Он придавал этому объявлению большое значение. Когда работал над ним, вдруг подумал о том, что это объявление является документом, оправдывающим все задуманные им террористические акции против населения.
Казнь заложников была назначена на четверг. А накануне Релинк записал в своем дневнике:
«Только что приехал из тюрьмы, где присутствовал при объявлении смертного приговора двадцати заложникам. Допускаю возможность случайного совпадения, что один из заложников действительно имел какое–то отношение к диверсии на аэродроме. Но что прикажете думать, если все двадцать выслушали приговор совершенно спокойно, как должное и как закономерное? Только один заплакал. А выслушав приговор, они начали обниматься, пришли в непонятное нервно–радостное возбуждение, кричали что–то… Двое пытались что–то запеть, но остальные их не поддержали. Но одним из тех, кто пытался петь, был тот, который вначале заплакал. О, таинственный русский характер!..»
Виселицу построили ночью возле базара.
Поставили ее так, что стоило вам выйти на любое место главной улицы города, как вы видели ее.
В объявлениях казнь была названа публичной, однако там не было сказано, что население обязано на ней присутствовать. Релинк хотел приказать, чтобы на казнь явились все не занятые на работе, но против этого восстали Цах и военный комендант города. У них не было достаточно сил, чтобы обеспечить порядок на месте казни, если туда придут несколько тысяч людей, а неконтролируемая толпа может помешать казни или способствовать побегу заложников.
В это утро Шрагин вышел из дому, когда солнце было еще так низко, что не могло заглянуть на улицу, и она была окутана сумеречной дымкой. Шрагин торопился на завод, чтобы узнать, стал ли на ремонт большой военный корабль, о котором запрашивала Москва, а затем он собирался под каким–нибудь предлогом уйти с завода, чтобы присутствовать на казни.
У заводских ворот он встретил Павла Ильича Снежко. Последний раз они встречались зимой. Тогда Снежко похвастался ему, что история с краном кончилась для него благополучно, и он даже назначен бригаденфюрером и что под его началом теперь почти двести рабочих. Он был очень доволен собой. «В общем, не промахнулись мы с вами, Игорь Николаевич…» — сказал он тогда.
Сейчас Снежко выглядел растерянно, в глазах у него стоял вопрос и недоумение.
— Сегодня вешают моего соседа, его взяли на улице неделю назад, — сказал Снежко, приблизив свое лицо к уху Шрагина. — Это верующий человек, он при Советах всякого натерпелся, я его знаю почти тридцать лет. Ведь так же они завтра могут схватить и меня. Ведь могут?
— Что могут, то могут, — отвечал Шрагин. Он в этот момент тоже думал о сегодняшней казни, о том, что она означает и что вызовет. И было ясно, что начатый немцами тотальный террор испугал и привел в растерянность даже тех, кто верой и правдой им служит.
Шрагин пожелал Снежко не оказаться на виселице, попрощался с ним за руку и пошел в дирекцию. В коридоре он столкнулся с адмиралом Бодеккером.
— Зайдите ко мне через пять минут, — бросил на ходу адмирал.
В приемной все было на месте, но в воздухе чувствовалась какая–то напряженность. Майор Капп говорил по телефону. Адъютант адмирала Пиц и два немецких инженера делали вид, будто ни прислушиваются к его разговору.
… — Я этого не знаю, — нервно говорил по телефону майор Капп. — Но почти семьдесят рабочих не вышли на работу, и это похоже на стачку. Если учесть, что у нас начинается срочный ремонт очень важного объекта флота… — Слушая затем своего собеседника, майор Капп от нетерпения непрерывно кивал головой. — Я еще не могу сказать, что стачка, но факт я вам сообщил.
Через приемную быстро вернулся в свой кабинет адмирал Бодеккер, и Шрагин пошел за ним.
— Ну, что вы скажете об этом? — громким шепотом спросил адмирал, как только Шрагин закрыл за собой дверь.
— О чем, господин адмирал?
— Они устраивают здесь публичные казни, как в Древнем Риме, а ведь нам после этого нужно работать с местными людьми и требовать, чтобы они хорошо трудились.
— Но, может быть, как раз страх и заставит их работать лучше? — возразил Шрагин.
Адмирал удивленно посмотрел на него и промолчал. Потом сказал:
— Но вы посмотрите, что происходит. Везде мы обнаруживаем отсутствие настоящего немецкого порядка. Хорошо, пусть они вешают, но пусть не мешают нам. Возьмите историю с плавучим доком. Мы тратим деньги, вызываем специалистов из Голландии, чтобы поднять, наконец, этот док и сделать его работоспособным, а док, оказывается, румыны считают своим, и наше военное начальство до сих пор не может их переубедить.
Теперь молчал Шрагин. Очевидно, адмирал вдруг вспомнил, в каком доме живет Шрагин, с кем там общается, и решил больше не откровенничать.
— Я хотел бы на часок уйти с завода — разрешите? — спросил Шрагин.
— Идите, идите, — сразу согласился адмирал, который не успел, очевидно, придумать, зачем он приглашал Шрагина к себе…
Шрагин вышел на главную улицу, которая вела прямо к базарной площади. И сразу увидел виселицу, возле которой чернели фигуры людей. Оттуда, от виселицы, навстречу Шрагину на дикой скорости промчалась легковая машина серо–зеленого цвета.
