Лоцман. Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович (книга регистрации .txt) 📗
Это и был птичий рынок. А точнее — кошачий, собачий и всякий-всякий…
В бетонных границах рынку было тесно. Снаружи изгороди тоже устроились продавцы и ходили покупатели.
Квохтали в сетчатых загонах куры и жизнерадостно орал привязанный за ногу рыжий петух. Возились в клетках пушистые, как игрушки, кролики. Щетинистый дядька держал на веревке симпатичного, с ласковыми глазами козла. Мальчишки и девчонки сидели на корточках у картонных коробок, где копошились беспородные котята и щенки. Продавали их совсем дешево или даже предлагали «за так» — лишь бы нашлись для малышей хозяева.
Но вся эта живность была самых обычных пород, без намека на инопланетную сущность.
— Надо туда, в середину! — нетерпеливо потребовал Кустик. — Там всякие редкие звери.
Внутри забора живой товар был повыше качеством. От края до края площади тянулся собачий ряд, где продавцы держали на поводках дисциплинированных овчарок, бульдогов, терьеров и великанов ньюфаундлендов. Это были «образцы», а продавали щенков. Щенки резвились в просторных ящиках или безмятежно сидели на руках у хозяев, не ведая, что скоро будут разлучены с мамами и братьями-сестрами. «Бедняги», вздохнул про себя Щурка. Собачий ряд ему не понравился.
Зато понравилась худая черная дворняга, которая независимо ходила по рынку среди покупателей. Ее никто не продавал, она была сама по себе, и в глазах ее светилось дерзкое превосходство над благородными, но подневольными сородичами.
Шурка не удержался, шепотом сказал Женьке:
— Она здесь среди собак самая счастливая, верно?
И Женька понимающе кивнула. И коса ее щекотнула голый Шуркин локоть.
А Кустик упрямо тянул компанию дальше.
И они оказались среди прилавков, уставленных аквариумами.
В зеленоватой воде таилась прохлада океанов. И каждый стеклянный ящик был как частичка Атлантики или Средиземного моря… Стайки всевозможных рыбьих пород носились среди водорослей и пузырчатых воздушных струек. А в трехлитровых банках жили рыбы-одиночки, покрупнее: серебристые и золотые, глазастые, важные…
К плоскому стеклу аквариума подплыла пунцовая рыбка. Размером в половину Шуркиной ладони. С блестящей, словно красная фольга, чешуей. С длинными прозрачными плавниками и пушистым, как вуаль, большим хвостом. Глянула понимающим, почти человечьим глазом…
— …Ну, ты чего? Пойдем дальше! — Кустик дернул Шурку за рубашку.
Шурка отвел от аквариума глаза. Усилием воли прогнал из груди холод. «Ерунда. Просто похожа, вот и все…» Ребята смотрели на него удивленно.
— Загляделся на рыбку, — сказал он виновато.
— Это алый вуалехвост, — разъяснил Кустик.
— Откуда ты знаешь! — возмутилась Тина. — Ты же никогда рыбами не интересовался!
— Просто придумал. А что, разве плохо?
«Неплохо», — мысленно одобрил Шурка.
А Тина сказала:
— Чучело ты, Куст…
— А ты…
— Пошли дальше, — велел Платон.
Дальше были всякие рептилии и земноводные. Руки худого коричневого мужика обвивала пятнистая серо-зеленая змея. Длиннющая! Шурка содрогнулся, а Женька рядом с ним ойкнула.
За стеклами часто дышали большущие бугристые лягушки. Сновали ящерицы и тритоны. Еще несколько змей — с желтыми животами — сплелись в клубок. Шурка передернулся опять.
— Ага, ужас… — шепотом согласилась Женька. — А вот это животное ничего, симпатичное даже… — В отдельной банке сидела бурая добродушная жаба. Задумчиво мигала пленочными веками…
— Вполне, — охотно откликнулся Шурка.
— Смотрите, вот они! — вдруг шумно обрадовался Кустик.
— Кто?..
— Где?..
— Вот! Неизвестные существа!
Существа эти были большие, в полметра длиной, ящерицы. С удивительно пестрой — радужными пятнами — раскраской и зубчатыми гребешками на спинах. Они нервно били хвостами и порой вставали на задние лапы, а передними, похожими на ручки лилипутов, брались за прутья решетки. И глазами своими — с кошачьими зрачками-щелками — смотрели на людей очень осмысленно.
Так осмысленно, что вся компания на полминуты притихла.
Наконец Тина откинула робость.
— Ну, конечно! Жители планеты Бумбурумба! Прилетели, попали в плен и продаются под видом земных каракатиц.
— Сама ты каракатица, — сказал Кустик.
— Это хамелеоны, — решил Ник.
Платон возразил:
— Хамелеоны часто меняют окраску, но такими разноцветными они не бывают.
— Может, вараны? — вставил слово Шурка. Он не был силен в зоологии. Но чувствовал, что никакие это не пришельцы, хотя и странные создания.
— Точно. Из жаркой пустыни, — поддержала его Женька.
— В пустынях ящерицы желтые, — не согласился Ник.
— Скорее уж с Амазонки, — решила Тина.
— Давайте спросим продавца, — предложила Женька. И посмотрела на Шурку.
Все продавцы рептилий были как на подбор хмурые, небритые и неразговорчивые. И этот — такой же. Но Женька смотрела выжидательно, и Шурка — что делать-то? — набрался храбрости:
— Скажите, это какая порода?
Продавец отозвался, не взглянув:
— Сам ты порода. Гуляй, мальчик, все равно не купишь…
Шурка виновато глянул на остальных, развел руками.
— Пошли, ребята, — с вызовом сказал Платон. — Они этих крокодилов на мясо разводят.
И все шестеро выбрались из толпы любопытных на свободный пятачок.
— Скажешь тоже, «на мясо»! — запоздало возмутилась Тина. — Гадость такая…
Кустик задумчиво спросил:
— Интересно, у этих ящериц хвосты отрастают, если оторвать? У маленьких отрастают, а вот у таких… А?
— Тебе не все ли равно? — сказала Тина.
— Интересно же. У этого свойства специальное название есть. Ре… регни…
— Регенерация, — сказал Шурка, радуясь, что может поддержать разговор. — Способность к восстановлению живых тканей. У людей она тоже есть.
— Не выдумывай! — опять возмутилась Тина.
— Но ведь волосы-то у нас растут! И ногти!.. А у некоторых такая склонность — повышенная. Вот у меня волосы, например, то и дело обрезать приходится. И царапины заживают почти сразу. Там, на горке, я ногу колючками до крови ободрал, а сейчас уже — ничего. Вот… — Он дрыгнул ногой. На щиколотке был еле заметный след — словно неделю назад кошка царапнула.
— А разве была кровь? — обеспокоилась Тина.
— Была, я помню, — сказал Ник.
— Это у тебя от природы такое свойство? — спросил Платон. — Или его можно в себе выработать?
— Не знаю… Это после операции.
— После какой? — тихо спросила Женька.
Шурка вздохнул:
— На сердце…
— Ух ты, — уважительным шепотом произнес Кустик. — Слушай… А если палец оторвать, он у тебя тоже вырастет?
— Не знаю, я не пробовал, — серьезно сказал Шурка.
— «И все засмеялись», — подвел итог Платон. И все правда засмеялись. А Женька объяснила:
— Это у нас поговорка такая. В журнале «Костер» есть раздел со всякими анекдотами, которые обязательно кончаются этими словами. Иногда совсем не смешно. Ну и вот, если кто-нибудь ляпнет глупость…
— Разве я ляпнул глупость? — обиделся Кустик.
— Я не про тебя… Кустик у нас умный, только в нем фантазии через край. Иногда бывает, что такую историю сочинит, что… фантастичнее всякой фантастики.
— А бывает, что и на краешке правды, — вставил Платон.
— Хватит вам. Пошли лучше по птичьему ряду, — насупленно сказал Кустик.
И они пошли.
Здесь стоял свист и щебет. В клетках прыгали и шуршали крыльями щеглы, канарейки и волнистые попугайчики. В громадном количестве. Кучка людей слушала, как большущий белый какаду на плече у хозяина разговаривает по-испански. Другой крупный попугай — зеленый и хохлатый — в широкой клетке кувыркался на жердочке. А в клетке по соседству — высокой и узкой — сидел, прикрыв глаза, серый орел. Облезлый, неподвижный и гордый…
— Мне птиц в клетках всегда жалко, — сказала Женька. Вроде бы всем, но Шурка понял: прежде всего ему. — Взяла бы да всех повыпускала…
