Могущество и честь - Коваль Ярослав (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Значит, придётся отложить штурм ещё на пару суток.
— У нас ограниченное количество припасов и мало дров. А без припасов у наших людей будет ещё меньше шансов благополучно добраться до цели.
— И всё же не настолько всё плохо. В самом дурном случае мы останемся без пищи всего на пару дней.
— Мужики, занимающиеся тяжёлым трудом на холоде, без еды слабеют быстро. Когда станем спускаться с перевала, передай, чтоб солдаты подстреливали любого козла, попавшегося на пути. Свежее мясо, поджаренное на углях, — это самое лучшее, что может быть перед боем.
— Да, командир.
К следующему полудню снег прекратил заметать нас по колено. Мысленно я вознёс восторженную хвалу Господу, потому что ждал для нас в ближайшем будущем только одни проблемы.
Но мысли о Боге очень быстро оставили меня. Выцвела и полиняла белёсая мгла, пропитывавшая воздух, и перед глазами постепенно, километр за километром открылись дали, о любовании которыми можно лишь мечтать в низинах, в лесах, даже среди полей. Когда смотришь с горы на безбрежные пространства внизу, кажется, будто сама природа развернула перед тобой ларец со своими богатствами, и такое чувство собственного могущества пополам с восхищением переполняет душу, что кажется, ещё миг — и полетишь.
Там, внизу, над скальными грудами и ступенчатыми склонами, был виден кусочек далёкого равнинного мира, тоже кое-где раскрашенного валиками гор, но помельче, чем эти. С такого расстояния лишь богатство красок можно было рассмотреть, среди которых несомненно царствовали зелёный и туманно-сизый. А ещё — пятна озёр и линии рек, ртутно-глянцевые, будто пригоршня зеркальных осколков на поверхности стола.
— Хрустальное графство, командир, — кивнул, подойдя, Ревалиш.
— Вижу.
— Мы не так задержались, как сперва предположили. Отсюда ещё примерно двое суток. Плюс сколько-то уйдёт на отдых.
— Хорошо. Распорядись, чтоб не останавливались, не расслаблялись. Нам желательно как можно скорее миновать снега. А дальше уж как пойдёт.
— Слушаю, командир.
Зрелище порадовало не только меня. Почти всем в отряде увиденное сказало, что цель похода стала намного ближе, она уже досягаема, что бы там ни говорили про этот перевал. И, глядишь, уже виден конец непосильным трудам. И клятый снег останется позади, навсегда позади. Потому что уходить из Хрустальной провинции мы будем другим путём.
Даже на ночлег мы устраивались позже и веселее, чем обычно — очистившееся от облаков небо долго не меркло, солнце словно жалело оставить такую красивую землю без светоча и цеплялось за горизонт с упорством модницы, выбирающей сумку. То есть нет… Что тут, в Империи, могут выбирать модницы? Охранял я Кариншию Айми, жил с женой, а так до сих пор и не знаю ответа на этот вопрос. Ткани, наверное, какие-нибудь эдакие. Или нет, Аканш когда-то что-то о зеркалах упоминал, чтоб покрупнее и подороже. Будем считать, что зеркало.
— Аканш, проследи, чтоб младшие командиры продолжали присматривать за солдатами, чтоб не было небрежности. А то народ обрадовался — и есть чему! — могут чрезмерно расслабиться.
— Понял, командир. Сделаю.
От соседства снегов мы избавились только ближе к вечеру следующего дня. Сперва снег перестал быть таким безупречным, каким пребывал на вершинах, перемешался с валунами и землёй, истончился, обтрепался, как старая одежда. Потом остались лишь скудные на него намёки. Это ободряло так же, как и видение Хрустальной провинции, декоративной и совершенной, как обиталище ангелов. Да и спускаться стало легче — ноге теперь было за что зацепиться, можно снять чуни и лишнюю одежду.
Я потребовал у своих замов отчёта о том, сколько человек пострадало от мороза, и с изумлением узнал, что только один. Одна обмороженная рука. Не так уж плохо. Маг уже оказал базовую помощь, так что трагедии не случилось и не случится.
В некоторых местах спуск был очень крут, собаки не могли идти по такому склону в упряжке, приходилось снимать с них ремни. Ещё одно, о чём следовало помнить каждую минуту — наше движение по склону с определённого момента уже могло быть замечено со стороны, ведь движущаяся группа людей на голом склоне заметна издалека.
— Какие у тебя мысли по поводу того, что тут можно сделать? — спросил я Аканша.
— Да небогато вариантов. Спускаться ночью, в темноте, разведку вперёд отправить, чтоб выбрали маршрут… На группы разбиться. На маленькие.
— Время! Вот что нас больше всего ограничивает! Не получится делиться на группы.
— Как раз часть бойцов можно уложить отдыхать. Остальные отдохнут внизу.
— Как вариант. Но тысячу или пятьсот человек заметят с такой же вероятностью, как и две тысячи. На более мелкие группы разбиться? Это нас задержит, да и вероятность, что кто-нибудь из наблюдателей обратит внимание на движение, сразу вырастает в разы.
— Резонно. Значит, остаётся только ночное время и разведка.
— Отправляй тех, кто покрепче, посвежее, и прямо сейчас.
— Слушаю, командир.
Я знал, что до Хрустальной цитадели осталось всего ничего. Знал также, что часть укреплений опиралась на скалы, с которых хотя бы кто-то из отряда мог попробовать спуститься. Прямо на стены. Этот вариант был отработан и определено, что делать это будет моя изначальная полутысяча. А значит, до ночи надо непременно определиться, как поделить солдат, куда потом спустить каждое от отделений, и в темноте проделать этот фокус.
— Чем тише пройдёт первый этап, тем выше вероятность, что нам действительно удастся захватить замок.
— Там каждый этап равно важен, командир.
— Кто б спорил. Распорядись, чтоб мои полтысячи прямо сейчас ложились спать. А оставшиеся войска подели пополам. Примерно. Одна половина будет искать спуск вот в той части гор, — я вытащил карту и провёл большим пальцем — а по-другому не получалось — по штриховке, изображающей скалы. — С другой стороны от нижних укреплений, на которые спустимся мы. Вот тут калиточка в стене имеется. Можно будет не только вот эти ворота нашим открыть, но и калиточку. Сразу с обеих сторон запустить. Для экономии времени.
— Калиточка уж больно узкая.
— Любая узкая калитка имеет пропускную способность два-три человека в секунду. Жирных в отряде нет, застревать некому.
— Командир горазд на остроты…
— Да, я такой. Пусть разведчики ищут варианты спуска по обе стороны от примыкающих стен.
— Слушаю, командир.
— Тогда отсюда, — движение ногтем по зубчатой линии, изображающей рукотворные укрепления, — мы сможем с двух сторон полезть на верхнюю стену, а оттуда — во внутренний замок. Если пролезем — выкуривай нас оттуда хоть до морковкина заговенья!
— До чего?
— До конца света. Не обращай внимания, Аканш. Так, даже если не сможем решить проблемы Аштии со штурмом Белого распадка, хотя бы скуём силы противника в районе замка и, так сказать, нависнем над тылами.
— Точно так, командир.
— И поварам передай, чтоб через шесть часов был готов ужин. Пусть не жалеют припасов. Всё равно в Хрустальном замке найдём еду. А не найдём, так собственных запасов нам ни на что не хватит.
Я и сам с наслаждением прилёг отдохнуть — хотя бы чуточку. Одна из групп разведчиков вернулась через пару часов с накарябанным на топографической карте удобным и скрытным участком спуска и с подбитым горным козлом на ужин. Они разделали и поджарили его совершенно самостоятельно и без помощи поваров. А потом столь же самочинно пригласили меня угоститься их ужином. Я не отказал, да и разве правильно было бы это? Подобное предложение — знак доверия. Отказ может прозвучать как оскорбление.
В не особенно-то вкусное и не особо ароматное мясо отрадно было вонзать зубы. Мы с бойцами перекидывались шутками, я рассказал им пару забавных историй из моего пограничного прошлого, они — из прежней службы или с учений. Я начинал чувствовать к ним доверие.
Время до назначенного момента штурма тянулось медленно и нервно. Подоспели и другие разведывательные группы с другими картами, тоже добросовестно исчирканными. Да, спустить половину отряда по другую сторону от усечённого многоугольника стены, прилегающей к скалам, можно. И там даже есть где спрятаться. С другой стороны с убежищем хуже, под стенами разумно вырублена вся зелень, и крупных валунов по пальцам пересчитать. Правда, в темноте можно будет подобраться хоть к самому фундаменту, но это дело долгое, слишком долгое — больно далеко бежать, да чтоб ещё беззвучно…
