Могущество и честь - Коваль Ярослав (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Да, командир.
Мы с замом отошли в сторонку.
— Сколько до вершины?
— Об этом лучше говорить с Ревалишем.
— Узнай у него и скажи мне, чтоб лишнего времени не тратить. Что с упряжками и волокушами?
— Всё в порядке.
— Ладно, — я жестом отпустил своего зама. У него было сейчас предостаточно забот.
Высокогорье ждало нас. И снега ждали — они были девственно чисты, не нарушены ни единым следом, только в одном месте я заметил цепочку отпечатков. Разумеется, не человек. Что-то копытное. Белизна слепила, я надвинул шапку на самые глаза, подтянул выше повязку, оставив узкую щель, и результат меня вполне удовлетворил.
Пришлось каждому из бойцов, страдающих от пронзительного света, отдельно обращать внимание на свою придумку (впрочем, тоже позаимствованную у более опытных народов, обитающих у меня на родине) — моргая воспалившимися с непривычки глазами, окружающие почти ничего уже не видели, только крохотный пятачок снега под ногами.
— Парень, ты что это? — остановил я одного из солдат. — А ну, живо натягивай чуни! Это не шутка. Как следует шнуруй, чтоб снег не забивался. Что, совсем уже ног не чувствуешь? Эй, парни, помогите мне!
Мы совместными усилиями разложили пострадавшего на меховушке, и я принялся мягко растирать ему ноги сквозь обмотки.
— Вот, видите, — пояснял я окружившим меня бойцам, — к замёрзшим конечностям прекращает приливать кровь. Надо вернуть её сюда, к каждому пальцу.
— А-а-а, — затрясся парень.
— Что — жарит? Больно? Вовремя я тебя прихватил. Мог ведь обморозиться по-настоящему. Парни, если конечность побелела, снегом её не растирать! Искать мягкую тряпочку, но не шерстяную. Какую-нибудь хлопковую. Осторожно, легонько потереть, потом обернуть этой же тканью, потом шерстяной — и либо собаку положить на ноги, чтоб согревала, либо можно другу улечься, погреть. Но ни в коем случае не тащить обмороженного к огню, не совать конечность в горячую воду, грубо не растирать. Согревать очень постепенно. Все поняли?
— Да, командир.
— Хорошо… Ладно, намотай ему обмотки, сапоги помоги надеть, чуни — и пристрой к упряжке, — велел я командиру отделения, где служил пострадавший. — Пусть идёт, опираясь на повозку, ему будет проще. Но чтоб обязательно двигался, разогревал ноги. И следи за солдатами, ё-моё, иначе без солдат останешься.
— Виноват, прошу прощения, командир.
— Смотри…
Я натянул лыжи, проверил, что запоздавшее отделение присоединилось к общему строю, и заскользил вперёд, к голове отряда, прямо по шёлковой снежной целине.
Подъём в который раз перестал ощущаться, на этот раз по-настоящему, и перед нами развернулось белое пространство, кое-где зачернённое вертикальными срезами скал. По обе стороны от полого поднимавшейся и спускавшейся полосы, по которой нам предстояло путешествовать, вздымались пики и массивы гор, которые можно было брать штурмом разве что из спортивного интереса. Нет, туда нам лезть ни к чему. Вот он, проход, по которому мы проникнем в Хрустальное графство.
По этой густо заснеженной полосе нужно было передвигаться аккуратно, она отнюдь не была ровной. Здесь хватало нагромождений остроконечных скал, провалов, трещин, спрятанных в морозном серебре, увалов и валунов — при неудаче можно ноги переломать. И притом всё кажется таким безмятежным, безупречным… Похоже, стихия погуляла здесь от души и совсем недавно.
— Стоп! — скомандовал я. — Вперед, как и раньше, пойдут лыжники, а за ними сразу — нарты.
— Что, командир?
— Собачьи упряжки. Потом пойдут волокуши и всё остальное.
— Это нужно для какой-то особой цели? — осторожно уточнил Ильсмин. — Нас могут атаковать с тыла?
— Нет. Просто собакам трудно бежать по ископыченному ногами снегу. Для них утаптывают дорогу лыжами. Если псины выдохнутся, у нас не будет возможности везти на нартах вещи. Так что собачки побегут по лучшей дороге. А люди пусть после них хоть всю дорогу перепашут.
— Понимаю, — мой второй зам с беспокойством оглянулся на бойцов.
— Ревалиша ко мне.
— Слушаю.
Смуглый тысячник был укутан по глаза и даже сверху замотался меховой полостью. Но бодрость его взгляд не покидала. По карте перевала вместе со мной он лазал очень долго, а потом примерно обозначил наше положение.
— Плохо, — сказал я. — Надо двигаться быстрее. Может быть, у спуска с перевала снега уже будет мало, а может, и наоборот. В общем, надо подогнать людей.
— Солдаты вынуждены маршировать в очень тяжёлых, непривычных для них условиях. Если сейчас измотать их, к концу путешествия они ни на что не будут годиться.
— Нет. Наоборот. Лучше уж устроить отдых перед спуском с гор, чтоб каждый из солдат поспал часов по шесть-семь и пару раз наелся досыта. Есть и ещё один аспект: пока они двигаются, ни один не поморозится до смерти или увечья.
— А как же тот парень, который шёл по снегу в тонких сапогах и обморозил ноги?
— Я ему за пару минут восстановил кровообращение, он уж, небось, бегает без поддержки. Разве это обморожение? Брось. А вот если б он от меня помощи не получил и упал где-нибудь да решил полежать-отдохнуть — тогда да. Тогда могло произойти настоящее обморожение. С гнойными язвами, с заражением и почернением.
— Почернением?
— Обмороженная конечность чернеет. Не будем об этом. Просто помни, что замёрзнуть — смертельно опасно.
— Значит, отряд будет идти до самой темноты.
— Именно так.
И мы шли. Пожалуй, из всех двух с лишним тысяч человек (не считая сопровождающих нас погонщиков собачьих упряжек) я утомился меньше всего, ведь для меня путь сквозь снега на лыжах не был настолько непривычным, как для них. Однако даже мне к ночи хотелось свалиться и даже не уснуть, а просто сдохнуть. На палатки, расставленные уже по всем правилам, с печками, все без исключения бойцы смотрели с алчной надеждой. Каждому из них предстояло отдыхать не более трёх часов, потому что теперь внутрь влезало меньше людей, чем на прошлом привале. Несколько человек решились улечься спать вне палаток, в меховых полостях, на непромокаемых подстилках, по двое. Обойдя их, я лично проверил, правильно ли они закутались.
Ночью начался снегопад. Ветер был умеренным, и, дважды просыпаясь, я отмечал, что меня замело совсем слегка. А значит, и остальные не погребены. Встать пришлось до рассвета, и в густо-чёрной с белой пронизью ночи искать поваров, запасы дров, проверять, как отдыхают солдаты. Заинтересовала меня стоянка погонщиков — эти улеглись отдыхать, окружив себя собаками, наполовину зарывшись в снег. Они вели себя уверенно и явно умели устраиваться на ветру, но мне выказали недовольство, что ночлег так себе, да и путешествие тяжеловато.
Я заверил, что каждому будет выплачено особо, и за трудные условия путешествия также, помимо оговорённого. По золотому жерновку. Лица, едва различимые в темноте, продемонстрировали мне не просто удовольствие, а приятное изумление. Они, как можно догадаться, не рассчитывали на такой щедрый бонус. И, в надежде получить даже больше — мало ли какие дополнительные выплаты вызовет щедрость главы Генштаба в случае успешного завершения кампании — заверили, что за такие деньги готовы гнать свои упряжки хоть на край света.
День не наступил даже тогда, когда вещи и палатки были собраны и отряд отправился в путь. Горы всегда открыты солнечному свету, он может запоздать заглянуть в долину, но вершины принимают его первыми. Однако снежная мгла лишь сгущалась, и я начинал опасаться, что в результате нас просто похоронит здесь. Белизна стала белизной очень поздно — а может, просто мы выступили слишком рано? К полудню мне показалось, будто снегопад ослабел, однако останавливаться ни он, ни мы не собирались.
— Надеюсь, что судьба охранит нас, и всё это не превратится в буран.
— Командир волнуется?
— А ты не волнуешься?
— Боюсь, у меня маловато опыта, чтоб бояться.
— Отзови разведчиков, в такой мгле в разведке нет смысла. К тому же разведчики могут пропасть в метели, это вполне реально. Раздели всех лыжников на две группы, одна пойдёт в авангарде, будет протаптывать путь для обоза, а вторая — для замыкающей тысячи. Придётся поберечь не только собак, но и людей. И боюсь, в шесть суток мы не уложимся.
