После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (книги без сокращений .txt) 📗
— Чьих, бабка, холопы, а время холопское прошло! — раздался зычный молодецкий голос. — Да посторонись, старая, неровен час — зашибу!
— Да что ты разговариваешь? Говори, бабка, что пожрать есть! Жрать хочется, силы никакой нет.
— А дочка у тебя имеется? Али ещё лучше — внучка? — раздался третий голос.
— Да что вы, безбожники… куда! В избу-то куда! — причитала бабка. Я в растерянности опустил книгу, разглядывая, кого там принесла нелёгкая.
В избу, душераздирающе скрипя половицами и дыша морозом, ввалились трое дюжих парней. Двое были в разномастных солдатских шинелях, один — вовсе в тулупе, все трое — в треухах и валенках, на ходу оббиваемых от налипшего снега, тут же начавшего таять в жарко натопленной избе.
Меня эта компания не заметила, а я сперва даже дар речи потерял. Очнулся, когда один из вторженцев загромыхал печной заслонкой, а второй принялся шуровать на соседней полке, тогда как третий придерживал растерянную хозяйку.
— Какого Чернуха тут происходит? — отложив книгу, рявкнул я, не спеша подниматься с места. Продолжать не замечать меня теперь мог уже только совсем глухой: командирский голос за столько лет выработаться успел.
— Тю! А ты кто такой? — растерянно хмыкнул первый, отставляя заслонку.
— Да, вестимо, сынок её, говорят, артиллерист какой-то, — откликнулся тот, что держал старушку и зажимал ей рот.
— Слышь, старшина, ты бы не дёргался, а? — лениво порекомендовал третий. — А то и маманьке, и тебе влетит.
— Я б не дёргался? — хмыкнул я, вылезая из-за стола. По габаритам я до этих орлов существенно не дотягивал, что их заметно обрадовало. Да и что бы не радоваться? Их трое, они вооружены, а тут только какой-то артиллерист в майке и штанах на босу ногу, — Разрешите представиться, товарищи. Гвардии обермастер Илан Олеевич Стахов. А теперь…
— Старшина, ну что ты, в самом деле? — насмешливо хмыкнул один, делая шаг в мою сторону и протягивая руку, чтобы схватить за плечо. Я даже сопротивляться не стал; только прихватил его за запястье. Сначала на лице бандита появилось удивление; а через пару секунд он уже валялся на полу, завывая и поскуливая от боли, лелея обожжённую до черноты руку. По комнате растёкся сладковатый запах палёного мяса.
— Продолжаем разговор, — мрачно кивнул я. — Смиир-на!
В этот раз им хватило ума не возмущаться; видимо, дошло. Выпущенная одним из налётчиков женщина заохала и запричитала, без сил осев на пол там, где стояла.
— Марелия Горвиловна, ну, полно вам, — мягко проговорил я, силком поднимая женщину на ноги и подводя её к сундуку, с которого только что поднялся сам. — Присядьте, сейчас я всё улажу. Вы только не волнуйтесь, у вас же давление.
Первым делом я обулся, потом накинул гимнастёрку, висевшую до этого на гвоздике в сторонке.
— Эй, там, на полу. Команда была «смирно», — напомнил я, привалившись к столу и в задумчивости разглядывая незваных гостей. Дождавшись, пока продолжающий под растерянно-испуганными взглядами товарищей болезненно поскуливать калека займёт своё место в «строю», я удовлетворённо кивнул. Конечно, выполнение команды было весьма условным, но мне ж их не на парад выпускать. — Кто старший?
— Так это… выходит, я, товарищ старшина, — неуверенно подал голос тот, что держал до этого старушку.
— Обращаясь к вышестоящему по званию, необходимо это звание называть, — скучающе ответил я. — Я недостаточно ясно назвался?
— Э-э… никак нет, простите, товарищ гвардии обермастер товарищ Стахов, — испуганно затряс головой верзила, не отрывая взгляда от моих рук.
— Сука! — злобно проскулил пораненный. — Атаман тебя на клочки порвёт!
— Замечательно, — я кивнул, проигнорировав оскорбление. — У нас ещё и атаман есть. Кто такой, где живёт?
— Да это он всё от шока, товарищ гвардии обермастер! — вновь затряс головой назвавшийся старшим. Подранок, что-то ещё бормотавший про себя, схватился за оружие в кобуре — и снова взвыл от боли, пытаясь обожжёнными руками отстегнуть кобуру. Не успел; револьвер прожёг её насквозь и, раскалённый докрасна, упал на пол. Я не поленился, предохранил порох от возгорания; не хватало мне тут ещё неподконтрольного взрыва.
— Значит, врём, и по-хорошему не хотим, — резюмировал я. К калечащим методам допроса переходить не хотелось, но других вариантов я не видел. Добровольно рассказывать они явно ничего не собирались, необходимыми навыками в ведении допроса более цивилизованными способами я никогда не владел — я не дознаватель и не следователь. Так что возможных линий поведения всего две: либо вызывать специалистов и ждать, а до тех пор запереть всех троих в подполье, либо…
На первый вариант было попросту жалко времени.
Ни жалости, ни уколов совести эти трое у меня не вызывали, даже презрения или злости к ним испытать не получалось. Наверное, это неправильно, но к подобным существам я всегда относился с безразличием, как к обыкновенным тупым зомби. Назвать мародёров и прочих грабителей людьми не поворачивался язык: человек не будет отнимать последнее у своего же соотечественника. Назвать животными тоже слишком велика честь. Недаром же существовал приказ, согласно которому пойманных на подобном деянии разрешалось судить по законам военного времени военно-полевым же судом, и приводить смертный приговор в исполнение прямо на месте; других мер пресечения для мародёров и грабителей не предусматривалось. Как боевой офицер в звании обермастера, я имел полное право вершить оный суд единолично.
— Оружие бросить на пол, верхнюю одежду и шапки — туда же, — скомандовал я. Спорить они не стали, побросав вещи в кучу; неспособному сделать это товарищу помогли сами, даже без напоминания. — Ну, а теперь пойдёмте на улицу, поговорим на свежем воздухе.
— Товарищ Илан Олеевич, так там ведь это… — проблеял доселе молчавший.
— Что?
— Холодно там.
— Шаго-ом марш! — рявкнул я. В этот раз желающих спорить не нашлось. Правда, на дворе всё тот же калека, самый отчаянный из троих, попытался предпринять попытку к бегству. На этот раз он даже взвизгнуть не успел, как целиком превратился в слабо подёргивающуюся в конвульсиях под шипение плавящегося снега головешку.
— Объясняю ситуацию, — заговорил я, останавливаясь рядом с пока ещё живыми бандитами, которые были не в силах оторвать взгляды от останков своего товарища. — Из вас двоих мне нужен только один, и то лишь до тех пор, пока он полезен. Ну, как с памятью, не прояснилось? Что за атаман, где его можно найти?
Долго уговаривать не пришлось. Третьему, боявшемуся выходить на холод, хватило несколько секунд поваляться по снегу в бесплодных попытках сбить пламя с вспыхнувшей рубашки, чтобы согласиться на сотрудничество.
Второго же, назвавшегося главным, пришлось также убить — он, игнорируя приказ, бросился на морально менее стойкого товарища, пытаясь свернуть тому шею.
Через пять минут (они ушли на то, чтобы прибрать за собой — сжечь трупы до состояния золы и присыпать снежком, чтобы не портили пасторальный деревенский пейзаж) я в сопровождении шмыгающего носом и трясущегося не то от холода, не то от страха бандита вошёл в сени. Источник информации заставил разуться, а сам прошёл прямо так — на улице я находился под прикрытием заклинания, чтоб не замёрзнуть, и снег не налип.
Хозяйка за то короткое время, что я вёл «разъяснительную беседу» среди уголовного элемента, успела взять себя в руки. Вещи нападавших куда-то исчезли, натёкшие с них лужи — тоже.
— Вот те раз! — поприветствовала наше появление женщина. — Да на кой он тебе живым сдался, милок? — она задиристо подбоченилась. — Безбожник этот, побери его Чернух! Прибил бы, и вся недолга, всё одно никто о нём не заплачет.
— Прибить его я всегда успею, Марелия Горвиловна, — засмеялся я. — Особенно если вести себя плохо будет.
— Нешто он себя только что хорошо вёл? — возмутилась хозяйка дома, всплеснув руками.
— Он уже понял, что был неправ. А если ещё проявит деятельное раскаянье, то имеет шансы избежать высшей меры пресечения, — я покосился на «языка», тот часто-часто закивал. — Ну, рассказывай, как дошёл до жизни такой, а мы послушаем, — разрешил я, усаживаясь за стол. Парень замялся, переступая с ноги на ногу, потом жалобно спросил:
