Янтарные глаза одиночества - Землякова Наталия Геннадьевна (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
«Почему здесь в оформлении зала нет ничего красного?», – спросила Элоиза у Сендера, когда в декабре 1939 года они встретились в самом модном и дорогом рижском дансинге «Альгамбра». Оба заказали коктейль «Шорле-Морле». Сендер любил белое вино с минеральной водой. Элоиза долго не могла сделать выбор, но после некоторых сомнений велела принести ей то же самое.
– Вообще-то я больше люблю с красным вином. В прошлый раз мне понравилось – терпко, остро и очень необычно, – вздохнула она, положила на стол свои прекрасные руки и даже сделала несколько движений, как будто пыталась что-то сыграть на полированной поверхности.
– Вы здесь уже выступали? – поинтересовался Сендер.
Ему больше всего на свете сейчас хотелось провести пальцами по ее лицу, по тщательно уложенным волосам. Чтобы убедиться: все это ему не кажется – она, его Элоиза, здесь, с ним, рядом. Но он не осмелился дотронуться до нее.
– Нет, я все размышляю – стоит или нет? Конечно, здесь отличные гонорары. Но под мое исполнение нельзя танцевать. А тогда для чего я нужна всей этой публике?
– Но по-моему, Оскар Строк играл здесь на рояле?
– Наверное… Но не в зале, а в отдельных кабинетах. Не знаю, я ничего еще не решила. Надо подумать… – пожала плечами Элоиза и грустно улыбнулась: – Сендер, расскажите мне лучше о себе. Чем вы еще занимаетесь, кроме того, что проматываете свои деньги в дорогих ресторанах? Говорят, счет доходил до двухсот латов. Вы когда-нибудь так широко кутили здесь? Ну, признавайтесь же!
– О чем вы говорите, Элоиза? Неужели вы верите в то, что я могу спустить такие деньги в ресторане? – почти самодовольно улыбнулся Сендер, которого отлично знали все официанты и гости «Альгамбры». – Нет, нет, я жадный и расчетливый делец.
– Но, судя по вашему костюму, этого не скажешь.
– Видимость, все видимость, моя дорогая Элоиза.
– А в чем же тогда суть, Сендер? – с неподдельным интересом спросила она.
– В чем? – Он набрал побольше воздуха в легкие и сцепил пальцы в замок так сильно, что сквозь природную смуглость проступила бледность. – В том, что я не знаю… Я не знаю, что мне делать дальше. Помогите мне, Элоиза. Как бы вы поступили на моем месте?
– О, дорогой мой, я не знаю, как мне поступить на своем месте. А вы хотите, чтобы я решала за вас, – улыбнулась Элоиза, и глаза ее заблестели. В зале «Альгамбры» было сделано одно из лучших освещений, которое давало фантастическую игру света и тени. И сейчас благодаря этому глаза Элоизы становились похожи то на прозрачно-серую холодную воду Балтики, то вдруг вспыхивали голубым огнем.
– Я люблю вас, Элоиза, – произнес Сендер, заколдованный игрой цвета в ее глазах.
Это было настоящее колдовство, сопротивляться которому у него не хватало сил. Да и у кого бы хватило? Сендер в этот момент забыл про все – и про то, что семья давно уже мечтает о том, чтобы он женился на дочери партнера по бизнесу. И он даже пообещал матери сделать этот со всех точек зрения разумный шаг. И про то, что коммерческие дела требуют, по всей видимости, принятия незамедлительных решений. Скорее всего, фабрики в Мемеле придется срочно продавать. Счет идет даже не на месяцы, а на дни и часы.
– Вы, Сендер, не ответили на мой вопрос. Почему здесь нет ничего красного в оформлении? Все эти золотистые, серые тона устарели. А уж коричневые – и подавно. Немного красного, я считаю, не помешало бы. Посмотрите, какой тоской от всего этого веет.
Она еще раз внимательно осмотрела зал. Как будто хотела навсегда сохранить в памяти все мельчайшие подробности декорации, в которой проходила их встреча. Встреча, во время которой Сендер впервые признался ей в любви.
Когда оркестр заиграл танго «Голубые глаза», она пригласила его на танец.
– Признайтесь, сколько вы заплатили, чтобы они заиграли песенку именно в этот момент? – засмеялась Элоиза, почти выталкивая его на танцпол.
Она неожиданно развеселилась. И ее щеки, обычно бледные, слегка раскраснелись. Может быть, от удовольствия, а может быть, от выпитого коктейля «Шорле-Морле». Но неожиданное веселье тут же передалось Сендеру, и, обнимая ее, прежде чем сделать первое танцевальное движение, он с наигранным неудовольствием проворчал:
– Элоиза, вы переоцениваете мои возможности. Почему вы решили, что я могу купить все на свете? Даже нужную музыку и в нужный момент?
– Вы можете все, Сендер, – уверенно ответила она и прижалась к нему ровно настолько, насколько позволяли правила приличия, принятые в этом страстном танце.
В доме стало совсем темно. Но они не хотели зажигать свет, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Сендер встал, подошел к столу, налил шампанского и вернулся в спальню.
– Элоиза, я сейчас подумал о том, что мы зря так долго ждали. Все получилось как-то глупо…
– Дорогой, ты разве не знаешь, что торопить время – один из самых больших грехов? – нежно улыбаясь, ответила Элоиза.
И ее улыбка затопила его сердце до краев тяжелой тоской.
Он медленно пил ледяное шампанское и никак не мог подыскать слова – их не было, они все вдруг исчезли. А те, что приходили в голову, казались бессмысленными и ненужными. Сендер почувствовал, что замерзает, и выбрался из-под одеяла, чтобы взять плед – толстый, пушистый, сделанный из отличной шерсти старательными руками немецких женщин.
– Сендер, я давно хотела тебе сказать, что многие вещи, которые ты считал важными, вдруг в один миг могут потерять всю свою ценность. И оказывается, есть то, что является для тебя самым главным…
«Вот он, тот самый момент, когда я могу начать с ней разговор…» – с благодарностью подумал Сендер и присел на край кровати.
– Послушай, Элоиза, политика, которую сейчас проводит…
Но он не успел закончить, потому что глаза Элоизы наполнились слезами и она прошептала:
– Сендер, я ничего не понимаю в политике и ничего не хочу понимать. Давай мы хотя бы сегодня не будем говорить об этом.
– Хорошо, – покорно кивнул он, понимая, что проиграл.
У него не хватит сил сказать этой женщине то, что он хотел, потому что его слова, без сомнения, разобьют ей сердце. А он так хотел, чтобы оно осталось целым еще хотя бы на несколько часов.
«Сендер, я ничего не понимаю в политике…» В эти ранние предрассветные минуты он бы много отдал за то, чтобы тоже ничегошеньки не понимать в политике. Ничего не знать про ночь «Хрустальных витрин», когда под хруст стекла, раздавленного черным сапогом, пролилась первая кровь твоих соплеменников и была дана команда «Фас!». Когда тебе уже поставлен диагноз – «для жизни – не годен». Но, несмотря на это, тебе очень хочется жить. Хочется уцелеть вопреки всем приговорам. А значит, у тебя есть только один выход – бежать без остановки. И скорость твоего движения должна превышать скорость, с которой крутится земной шар. Только тогда появится шанс, что ты, может быть, успеешь. Может быть, спасешься.
На Сендера внезапно лавиной обрушился животный страх, и в одно мгновение окоченели руки и ноги. А может быть, в этом была виновата мартовская ночь или он выпил слишком много ледяного шампанского? Он вдруг почувствовал, что испытывает нечто похожее на ненависть к лежащей рядом с ним женщине, которая с такой легкостью может позволить себе говорить: «Я ничего не понимаю в политике».
– Я люблю тебя, Сендер, – прошептала Элоиза.
И это прозвучало так же, как и много веков назад: «Я люблю тебя. Значит, ты не умрешь». Так когда-то та Элоиза говорила своему Абеляру. Прошло много столетий, но ничего не изменилось – по крайней мере, смысл этих трех простых и от частого повторения почти потерявших смысл слов: я люблю тебя.
– Прости меня, Элоиза, – тихо сказал он, уткнувшись в ее плечо, холодное, как мрамор.
Он сказал это так, что она не услышала, но поняла.
– Я замерзла, – засмеялась Элоиза. – Сендер, отдай мне плед, иначе я сейчас превращусь в ледышку. И принеси еще шампанского.
И он окончательно понял, как это прекрасно – любить женщину, которая находит в себе силы в самую неподходящую минуту смеяться, требовать шампанское и плед. В нем вдруг проснулась вопреки всему безрассудная смелость, ему вдруг стало казаться, что он снова превратился в того самого Сендера, каким и был всегда, – сильного, уверенного и всемогущего. Ведь самое главное, что эта прекрасная женщина любит его – он победил в главной гонке, призом в которой стала ее любовь. А разве что-то другое имеет значение?
