Исповедь любовницы Сталина - Гендлин Леонард Евгеньевич (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Да, было И. В., — смущенно, не зная, чем кончится эта беседа, ответил режиссер.
Сталин ободряюще улыбнулся:
— Человек должен уметь не только бить себя кулаком в грудь и признавать громогласно свои ошибки, главное уметь вовремя их исправить и не допустить в дальнейшем.
— Согласен с вами, товарищ Сталин.
— Мужик ты хитрый, правду все равно не скажешь, побоишься. Мы, товарищ Александров, вызвали тебя для серьезного разговора. Собираемся тебе, Григорий Васильевич, поручить снять документальный фильм о Чрезвычайном Съезде Советов, который откроется в Кремле 25 ноября.
— И. В., спасибо за доверие, с огромной радостью возьмусь за это дело.
— У тебя есть просьбы личного порядка?
Александров покраснел:
— Имею ли я на это право?
— Раз уж попал, говори, что нужно, не бойся!
— Мы с артисткой Орловой не имеем подходящей квартиры.
— Разве Любовь Петровна твоя жена?
— Да, И. В.
— Молодец. Когда ты успел отхватить в жены такую красивую женщину? Смотри, чтобы не отбили! Передай от меня привет, вопрос с квартирой мы постараемся решить.
Трудно прощаться с летом. Пошли проливные дожди. Изредка показывалось солнце.
Поэт Демьян Бедный предложил Большому театру поставить незаконченную оперу-фарс Александра Бородина «Богатыри». За эту идею ухватился Керженцев. Постановку поручили Камерному театру. Музыку «переработал» Метнер, новое либретто написал Бедный. Я была на премьере. Спектакль с треском провалился. Появилось грозное постановление Всесоюзного комитета по делам искусств, а через два дня разгромная статья в «Правде», якобы написанная Карлом Радеком. Сталин постановку не видел, но после статьи сказал:
— Мы никому не позволим искажать роль и значение великих русских богатырей!
На этом писательская и гражданская карьера Д. Бедного закончилась. Друзья пытались его защитить, никакие уговоры не помогли. Демьян слезно умолял Сталина его принять.
— Передайте товарищу Бедному, — сказал тот, — прежде чем писать, надо думать головой, а не тем местом, на котором сидишь!
В Большом театре праздничное настроение: премьера оперы Бизе «Кармен» (режиссура Домбровского и Квалиашвили, художник Дмитриев, постановщик танцев Игорь Моисеев, дирижер Эрих Клейбер, театр «Колон», Буэнес-Айрес, Аргентина). Вспомнила, как четыре года тому назад переступила порог Большого театра, как волновалась, как жгло самолюбие! И вот сегодня мне как-то особенно захотелось доставить зрителям удовольствие.
Взглянуть на редкого заморского гостя, немецкого дирижера Эриха Клейбера привалила вся театральнолитературная Москва, которая никогда ничего не пропускает. Чинно расселись в правительственной ложе члены Политбюро во главе со Сталиным. В директорскую ложу пришли Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд, Таиров, Зинаида Райх, Алиса Коонен, Книппер-Чехова, Качалов, Москвин. Время их всех примирило.
19 раз опускался и поднимался занавес. Море цветов. Корзины с шампанским, конфетами, подарками. Наступил момент, когда я одна стою на освещенной сцене. Полный триумф. Я упиваюсь успехом.
В присутствии И. В. чванливый Молотов преподносит мне золотое ожерелье.
— Вы, товарищ Давыдова, заслужили этот скромный подарок от нас, членов Политбюро.
Я его поцеловала. Ко мне подошел Маленков:
— В. А., лично от меня примите нагрудные часики голландской работы, они золотые!
Всех перещеголял карлик-нарком Ежов:
— Наш подарок ожидает вас дома. Если очень попросите, так и быть, скажу!
— Когда человек волнуется, можно раскрыть секрет, — сказал, улыбаясь, Сталин. — Народный комиссариат внутренних дел решил преподнести вам, В. А., французский сервиз на 24 персоны!
— Вы все очень добры ко мне, щедры и внимательны, я до слез тронута. Постараюсь оправдать ваше доверие!
Каганович сипло:
— Ежов у нас самый маленький и самый удаленький!
Все засмеялись. В этот вечер Сталин вручил мне делегатский мандат на все дни работы Чрезвычайного Съезда Советов.
— Делегатов и гостей мы пригласим в Большой театр, дадим им возможность прослушать оперы с вашим участием «Тихий Дон» и «Кармен».
Молотов впервые склонился над моей рукой.
Съезд открылся в Кремле. Доклад о проекте новой Конституции гортанно прочитал Сталин. Когда И. В. появился в президиуме, зал буквально ошалел! Тысячи рук взметнулись ввысь. Шквал аплодисментов гремел минут сорок. Сталин поднял правую руку. Он попросил тишины. Стрекотали кинокамеры и щелкали объективы фотоаппаратов. Григорий Александров (Мармоненко) снимал для истории незабываемое «историческое полотно».
В один из дней поздно вечером ко мне пришла худенькая девушка, страшно взволнованная. Не раздеваясь, присела на край дивана. Она смущенно сказала:
— В. А., извините, что так поздно вас побеспокоила. Я работаю медицинской сестрой в психиатрической больнице имени Кащенко. К нам в отделение доставлен писатель Б. А. Пильняк.
— Произошло явное недоразумение! Б. Пильняк совершенно здоровый человек. Со стороны психики у него не было отклонений. Когда можно его навестить?
— Разрешение на свидание может дать только заведующий отделением или главный врач больницы.
— Я могу принести передачу?
— Запишите номера телефонов справочного бюро, приемного покоя и главного врача. Умоляю вас, никому не говорите, что я была у вас.
Милая, добрая, отзывчивая девушка ушла. Что делать? К кому обратиться в столь поздний час? Позвонила Кире Андронниковой. Растерянная, она подошла к телефону:
— Боря две недели находится в психиатрической лечебнице, к нему никого не пускают, даже жену и детей.
— Вы можете объяснить, что случилось?
— Братья-писатели сговорились и настрочили на него донос. Мне сказали, что это коллективная работа Безыменского, Шолохова, Ставского.
— Кира, во имя прошлого и будущего надо что-то предпринять!
— В. А., вам это легче сделать, я сама каждую минуту жду прихода незваных «гостей».
Андронникова намекала на арест.
— Вы сошли с ума!
— У меня нет сил разговаривать, я чувствую, что теряю рассудок.
Лихорадочно пролетела ночь. Утром позвонила Ежову. Бархатистый, самовлюбленный тенор спросил:
— Кто просит наркома внутренних дел? По служебному вопросу или по личному?
— Звонят из Большого театра.
— Скажите номер своего телефона, мы доложим Николаю Ивановичу.
Мне надоела словесная болтовня с навязчивым секретарем. Я назвала себя.
— Одну минуточку, — ответил секретарь. Буквально через секунду услышала знакомый голос. Я слезно попросила:
— Н. И., миленький, вы можете ко мне срочно приехать?
— Подмога нужна?
— Нужны только вы и как можно скорей!
— Буду через 20 минут.
Пунктуальный нарком сдержал слово. Не верилось, что этот крошечный человечек в мальчиковом костюмчике — руководитель самого страшного учреждения в мире. И вот он сидит со мной за одним столом.
— Н. И., что будете пить: кофе, чай, какао?
— У меня мало времени: крепкий чаек с рюмкой коньяка с удовольствием выпью и дайте какой-нибудь бутерброд, я сегодня еще не завтракал. Ну, рассказывайте о своих бедах!
По старой памяти Ежову можно доверять.
— Случилось несчастье: в психбольницу им. Кащенко попал мой большой друг писатель Б. Пильняк, его настоящая фамилия Вогау.
Крошечное личико наркома сморщилось.
— Ради такого пустяка вы побеспокоили народного комиссара внутренних дел? Мало ли кого куда сажают, а я должен вмешиваться?
Надо было видеть его в эту минуту. Он важно восседал в кресле: чтобы ему было удобно, я заранее подложила диванные подушечки. Я села к нему на колени, обняла, мальчик-нарком от удовольствия запыхтел.
— Дорогой, у меня надежда только на вас! Вы мой самый верный товарищ, проверенный временем. Или я ошиблась?
Ежов потеплел, он снял телефонную трубку, набрал какой-то номер:
— Говорит Н. И., жду у аппарата. Вогау, псевдоним Пильняк, Борис Андреевич, год рождения 1894, писатель.
