Жена авиатора - Бенджамин Мелани (книги бесплатно без .txt) 📗
Я с трудом улыбнулась, стараясь себе это представить. Но нового ребенка я могла себе представить только как Чарли. А трехлетний Чарли… к своему ужасу, я не могла увидеть его лицо; в моем воображении он, повернувшись спиной, убегал от меня. И не возвращался.
– О! – Внезапно я остановилась, охваченная ужасом, не в состоянии сделать и шага.
– Что такое? Энн? Тебе плохо?
– Нет, просто какая-то глупость. Не могу увидеть Чарли. О, Элизабет, а что, если…
В отличие от моего мужа и мамы, которые упорно не разрешали говорить мне о мрачных предчувствиях, моя сестра позволила мне задать этот вопрос.
– Не знаю, Энн. Не знаю. Но тебе надо как-то продолжать жить. Ты должна. Ты ведь не одна. У тебя есть Чарльз, и мама, и Кон, и Дуайт. У тебя есть я.
– Я знаю.
Я сжала ее руку. Слабую тонкую руку, такую прозрачную, что я могла видеть, как бьется пульс. Я постоянно молилась за нее. Мне необходимо было, чтобы Господь пожалел ее, потому что, если она покинет меня, мне не с кем будет больше говорить. Какими же глупыми мы были раньше!
– Мне нужно сообщить тебе один секрет, – проговорила она, когда мы вновь двинулись по аллее, – я влюблена. В Обри. Обри Моргана, ты его знаешь. Мы собираемся жить в Уэльсе, в его имении. После того как поженимся.
Она проговорила это несмело, как будто боялась спугнуть словами свое счастье.
– Элизабет, это правда? А что насчет Конни? Замужество – ведь это так непросто. Даже если ты идеально подходишь для него, как…
– Как ты?
– Знаешь, в юности я всегда думала, что ты просто создана для замужества, но теперь, набравшись кое-какого опыта, мне кажется, что ты в какой-то мере переросла его. Ты уверена, что хочешь выйти за Обри?
– Да, Энн. Именно этого я и хочу. Та борьба с Конни – я для нее недостаточно сильна, так что я отошла от этого. Так проще. К тому же Обри – добрый малый. Он хочет облегчить мне жизнь. И мне не будет так трудно, как с Конни. Все будет гораздо проще.
Я взглянула ей в лицо. Оно сияло, как у настоящей невесты.
– Тогда я счастлива за тебя. Мама знает?
– Нет, мы решили, что лучше будет подождать до тех пор, пока… до возвращения Чарли.
– Ты любишь Обри?
Было глупо спрашивать, любит ли он ее. Конечно, любит. Все любили Элизабет.
– Да. О, Энн! Он так трясется надо мной, говорит, что я должна слушать докторов. Но что они знают? Они хотят, чтобы я жила, как инвалид, но я не собираюсь этого делать. Слишком долго я ждала этого состояния удовлетворенности.
Я сжала ее руку и не стала говорить о том, что ей действительно надо слушаться докторов. Или радость станет прелюдией к трагедии. Она разрешила мне мое отчаяние. Я должна разрешить ей быть счастливой. И мы продолжили прогулку, взявшись за руки, погруженные каждая в свои мысли.
Во многом благодаря Элизабет, ее участию и пониманию я снова начала вести записи в своем дневнике. Наконец что-то оттаяло и прорвалось внутри меня, и я должна была вылить это на бумагу, не думая о том, что скажет муж. Когда я вышла за Чарльза, он велел мне прекратить вести дневник, опасаясь, что кто-нибудь украдет его и продаст газетчикам. И я согласилась.
Как смешно теперь было вспоминать время, когда мои мысли могло занимать что-то кроме моего ребенка!
Теперь, оставаясь пленницей в этом недостроенном доме, я собралась снова взяться за перо. Если мне не позволено плакать, неистовствовать и молиться в реальной жизни, я смогу сделать это на бумаге. Иногда мои эмоции пугали меня, поскольку даже Чарльз не избежал моей ярости. Но те страницы я сожгла, остальные спрятала, не имея желания ни перечитывать их, ни уничтожить. Мой дневник был важен для меня, ведь, помимо горестей, я поверяла бумаге свои, пусть маленькие, победы и выигранные сражения.
– Ты видела сегодня полковника Шварцкопфа? – спросила я маму вечером 12 мая.
Я находилась в своей комнате и писала дневник. Она принесла мне чай.
– Около получаса назад ему позвонили по телефону, и он уехал.
– Может быть, это был Чарльз?
Мама улыбнулась своей горькой улыбкой и покачала головой.
– Не думаю, дорогая.
Я кивнула, я не была разочарована. У меня было столько разочарований за последнее время, что для новых просто не осталось места. Постоянные сообщения от Кондона с новыми инструкциями от похитителей, хотя выкуп уже был заплачен. Недели, которые проходили без малейших известий о Чарли. Сумасшедшие, проникавшие в дом и сообщавшие, что имеют информацию. Постоянная погоня за химерами, которую предпринимал Чарльз. С одним и тем же решительным, мрачным выражением лица он надевал шляпу и исчезал куда-то.
Теперь он отсутствовал уже несколько дней, совершая полет вокруг Кейп Мей в поисках лодки, о которой сообщил ему еще один осведомитель, на этот раз по имени Куртис. Откуда появилась эта лодка, я не знала. Но вдруг на этот раз…
– Чарльз сегодня звонил? – спросила я, не глядя на маму.
Она была сама доброта, терпение, страдание и отчаяние; она и Элизабет были для меня в эти дни всем. Всем, чем не мог быть мой муж до тех пор, пока не вернет домой маленького Чарли.
– Нет, дорогая, – сказала мама со вздохом.
Потом она нагнулась, поцеловала меня в щеку и вышла.
Беря чашку, я увидела книгу, которую читала раньше, – «Добрая земля». Мое чтение прервалось на том месте, когда О-Лан убила свою дочь в припадке голодного бешенства. Теперь я сомневалась, что когда-нибудь смогу ее прочесть до конца. Я бросила ее на пол и взяла из стопки что-то легкомысленное – «Несравненный Дживз».
Улегшись на кровать, я попробовала читать. Но через несколько минут глаза стали слипаться. Сон был спасением. Не надо было думать, не надо переживать. Книга выпала из моих рук, я зарылась головой в подушку и отгородилась от мира плотно закрытыми веками. Но прежде чем мое сознание полностью отключилось, в дверь постучали.
– Чарльз? – Я с виноватым выражением села на кровати; он не любил, когда я спала днем. – Чарльз, это ты?
Дверь отворилась, но это был не Чарльз.
В дверях стояла мама, за ней – полковник Шварцкопф. Я не смотрела на маму, мой взгляд был прикован к лицу полковника. И я все поняла прежде, чем смогла перевести дыхание и приготовиться; прежде, чем он успел сказать хотя бы слово. Трясущимися руками я схватила подушку и прижала ее к груди, как будто она могла защитить меня от того, что я сейчас услышу.
– Миссис Линдберг, – начал он, и его голос был хриплым от непривычного волнения, – миссис Линдберг, мне очень жаль, но я должен сказать вам это.
– Энн, Энн, – прошептала мама и заплакала.
Меня начало трясти.
– Тело было найдено сегодня утром, – продолжал полковник, – его нашел шофер. Шофер грузовика, – уточнил он, как будто это была важная деталь, – в пяти милях отсюда. Разложившийся… тело ребенка. Примерно полутора лет…
– Энн, наш малыш… теперь он вместе с папой.
Мама плакала, и мне казалось, что два голоса – один механический, а второй полный сочувствия – сплетались в мелодию, то проникая в сознание, то исчезая и разрывая пополам мое сердце.
– Как? Как же? – Я смотрела по очереди на каждого из них, ища подтверждения.
И нашла его в погасших глазах полковника, в его трясущейся челюсти, в мамином мгновенно постаревшем лице. Горе изменило каждую черту ее лица, как будто гигантская рука стерла все то хорошее, что когда-либо случалось с ней.
А мое сердце – оно исчезло. Исчезло вместе с моим мальчиком. Я стала просто пустым сосудом, раковиной, и моя душа улетела прочь. Откуда-то сверху я видела себя, сидящую на кровати, мамины руки обнимали меня…
А потом, все еще плывя, паря наверху – но не летя, – я увидела пустую кроватку. Пустую комнату. Мои пустые руки. Но мое сердце напомнило мне яростно, мстительно, что оно не погибнет так просто, как мой ребенок; оно раскололось, пронзив мою душу, а осколки рассыпались на алмазы с острыми краями.
– Я знала, – услышала я свой задыхающийся голос, – я знала с самого начала…
