Жена авиатора - Бенджамин Мелани (книги бесплатно без .txt) 📗
Но я не могла забыть, что именно она ответила на мой телефонный звонок, когда я звонила и просила Бетти приехать в тот ужасный вторник. Вайолет была самым подходящим человеком, чтобы предупредить кого-нибудь об изменении наших планов. Чарльз был вне себя оттого, что его авторитет поставлен под сомнение. Он никогда бы не подумал, что именно я была ответственна за это. Хотя если бы он задал мне такой вопрос, я не стала бы отрицать. Но он ничего не спрашивал. Возможно, просто не хотел знать.
Гнев, однако, не мог скрыть его огорчения. Я делала вид, что не замечаю теней усталости у него под глазами и то, как на нем висела одежда.
В это утро Чарльз пробормотал что-то насчет новой информации и отправился на встречу с еще одним осведомителем. Я взглянула на него с надеждой и сказала, что верю в него, как делала каждый день после пропажи нашего ребенка. Потом направилась в холодную пустую детскую и стала смотреть из окна, как Чарльз завел машину и с ревом промчался по подъездной аллее, а все полисмены вытянулись в приветствии.
В такие моменты, как этот, мне не хватало веры в моего мужа почти так же, как моего ребенка.
– Поднимись наверх, – снова настойчиво проговорила мама, беря из моих рук газету с ужасным заголовком, – и отдохни. Тебе надо заботиться о ребенке, которого ты носишь.
Я кивнула. Как же я устала от людей, говоривших, что мне надо делать! Но все же я поднялась наверх, собираясь не отдыхать, а сделать кое-какие заметки. В последние недели я снова начала писать стихи. Мрачные, безнадежные стихи. Стихи потерь и отчаяния; сонеты нависшего горя. Я молилась, что когда-нибудь, через много лет, найду их и рассмеюсь над их абсурдностью.
– Миссис Линдберг?
Я подняла глаза в испуге. На пороге стояла Бетти. Одетая в то же ситцевое платье няни и белый передник. Но теперь я взглянула на нее другими глазами. Теперь наши роли стали такими, какими должны были быть. Я – мать. Моя потеря, мое горе было настолько больше и глубже, чем ее, что я чувствовала себя гораздо старше. Каждый день отсутствия моего ребенка добавлял годы к моей жизни. Поэтому я была удивлена, увидев свое отражение в зеркале. Я не сутулилась, волосы по-прежнему были темно-каштановыми, они не поседели за эти две недели.
Бетти же казалась гораздо моложе и неуверенней, чем тогда, когда я впервые увидела ее. Неуверенней, потому что теперь непонятна была ее роль в доме, где больше не было малыша; неуверенней, потому что не знала, надо ли показывать или скрывать свое горе. Неуверенней в нашем хорошем отношении к ней, моем и Чарльза. И хотя я не обвиняла ее, но не могла смотреть на нее без гнева и упрека.
Ведь именно ей было оказано доверие ухаживать за моим сыном, она находилась рядом с ним гораздо больше времени, чем я. Большую часть его маленькой жизни меня не было рядом, и я не могла простить ей этого. Но сильнее я негодовала на себя. За то, что готова была идти за Чарльзом, стоило ему только поманить меня пальцем, снова и снова оставляя своего сына.
– Миссис Линдберг, мне надо поговорить с вами, – прошептала Бетти, плотно закрывая за собой дверь.
Я жестом указала ей на стул, стоящий около окна, а сама села напротив. Деревья, окружавшие наш дом, все еще стояли голые, казалось, что до весны еще целая вечность. И я надеялась, что так оно и будет. Я не смогу видеть, как мир возвращается к жизни, когда со мной нет моего мальчика, чтобы порадоваться весне вместе со мной.
– В чем дело, Бетти?
Она пододвинула ближе свой стул и взяла меня за руку; в изумлении я потянула ее обратно. Она никогда не дотрагивалась до меня раньше; та, которая осыпала моего сына поцелуями, тискала его, никогда даже не пожимала мне руку.
– Пожалуйста, о, пожалуйста, простите меня, миссис Линдберг!
– Простить вас? Простить вас за что?
– За то, что в ту ночь я не была внимательна к нему. Не зашла проверить. Не убедилась, что окна закрыты. За то…
– За то, что сказали Реду, что мы будем находиться здесь? Или за то, что сказали это кому-то еще?
– Нет, нет! При чем тут Ред: вы же не думаете, что в этом замешан он или кто-нибудь из Некст Дей Хилл? Миссис Линдберг, ведь полковник не верит, что мы имеем к этому отношение, как же вы можете?
– Потому что я мать Чарли! Потому что я уже не знаю, во что верить! Никто не знал, что мы были здесь в ту ночь, кроме вас, Элси, Олли и слуг из Некст Дей Хилл. Больше никто не знал! Если кто-то планировал это похищение, они никогда не похитили бы его во вторник ночью, потому что раньше мы никогда не приезжали сюда во вторник! – Я дала волю своим самым мрачным подозрениям. – Но вы знали. Вы сказали Реду. Кому еще вы сказали? Кому? – Я начала трясти ее, и она заплакала.
– Никому. Никому! – Но я все трясла ее, добиваясь другого ответа.
– Энн!
Бетти и я отскочили друг от друга. Она с плачем бросилась к двери, когда Чарльз вбежал в комнату в сопровождении одной знакомой мне личности и со свертком в руках, а я повернулась к окну.
– Энн!
Я стояла, все еще тяжело дыша и сжимая кулаки, – мое горе, моя ярость, сдерживаемые так долго, рвались наружу.
– Энн, ты помнишь Джеймса Кондона?
– Мэм, – проговорил Кондон с нелепым кивком, – миссис Линдберг, я очень рад встретиться с вами опять.
– Очень приятно, – проговорила я, отступив на несколько шагов.
В голове еще звучали слова нашего разговора с Бетти. Я посмотрела на Чарльза. Что еще он мне приготовил? Сколько сумасшедших он собрался мне еще привести?
На прошлой неделе он привел какую-то психопатку – женщину в надушенных шарфах на шее и дешевых драгоценностях, которая схватила мою ладонь своей грязной рукой и поведала мне, что мои линии жизни говорят ей о какой-то большой радости, которая ожидает меня совсем скоро. А через два дня он привел медиума, который предложил провести спиритический сеанс в комнате Чарли.
Кондон являлся последним в серии темных личностей и шарлатанов, который любезно согласился стать посредником между «героем нашего времени» и «гнусными похитителями». На прошлой неделе Чарльз привез его сюда для встречи со мной, даже разрешил ему спать в детской и взять с собой одну из игрушек Чарли на случай, если он вдруг лично сможет встретиться с похитителями.
– Энн, помнишь, я говорил тебе этим утром о новой информации. Кондон поместил объявление в местной газете, и что ты думаешь? Они вышли на контакт с ним! Он с ними встречался!
– Это мой патриотический долг, мадам! – Еще один кивок в мою сторону. – Я просто гражданин, честный гражданин. И похитители должны были почувствовать мою искренность, встретившись со мной.
– Энн, сядь, пожалуйста. – Чарльз прерывисто дышал. Я никогда не видела его таким возбужденным; его глаза были расширены, лицо покраснело. – Вот он, прорыв, которого мы искали. Похитители не хотели говорить с толпой, но по какой-то причине захотели говорить с этим человеком.
– Но откуда мы знаем, что это они? После того как твой связной продал письмо с требованием выкупа?
Произошло то, чего так боялся полковник Шварцкопф – тайный связной Чарльза продал газетчикам письмо похитителей с их подлинной подписью. И теперь мы получали кучи писем с этой подписью с тремя дырками. И было невозможно понять, какие из них подлинные, а какие – фальшивки.
– Потому что здесь есть кое-что еще, – тихо проговорил Чарльз.
Он положил коричневый сверток мне на колени, потом осторожно развернул его, и я увидела кусок серой шерстяной фланели. Серой шерстяной пижамы фирмы «Доктор Дентон». Второй размер.
Я поднесла материю к лицу. Зажмурившись, я вдыхала ее запах, запах моего малыша, его мягких волос, яблочный запах его шампуня, мази Викс, которой я растирала его плечики и грудь в тот вечер. Мне так хотелось почувствовать все это, что на мгновение мне это удалось. Но потом я поняла, что это всего лишь мечта. Материя вообще не имела запаха. Только слабый запах сырости, как будто ее недавно стирали.
Прошло уже так много времени, целых две недели. Если Чарли переодели в другую одежду, то они могли выстирать его пижаму…
