Земляничный год - Михаляк Катажина (книги хорошего качества txt) 📗
Анджей говорил правду.
Каролина выглядела действительно очень плохо. Когда Эва вошла в палату, которую подруга делила еще с одной пациенткой, Каролина даже не открыла глаза. Она лежала под двумя одеялами, свернувшись в клубок, и первое, на что еще с порога с ужасом обратила внимание Эва, было ее тяжелое, прерывистое дыхание.
Эва уже слышала такое.
Совсем недавно.
В своем сне.
Она подошла к постели и опустилась на колени, чтобы лицо ее находилось на уровне глаз Каролины.
– Каролинка! – шепнула она, изо всех сил пытаясь справиться с собой и не расплакаться.
Каролина открыла глаза, отсутствующим взглядом обвела палату, потом остановилась на Эве.
– Я не хочу… – заговорила она хриплым голосом, поперхнулась, закашлялась – и сердце у Эвы буквально замерло от страха: этот кашель тоже был ей знаком. – Я не хочу, чтобы ты приходила.
Голос Каролины был едва слышен – словно ветер шелестел в кронах деревьев.
– Милая моя, но почему?
– Я не хочу, – повторила больная настойчиво, – чтобы ты видела…
– Каролинка…
– Пожалуйста. Уходи.
Эва выскочила из палаты и рухнула на ближайший стул, потому что ноги ее не держали. Сдерживаемые все это время слезы хлынули у нее из глаз и потекли по щекам. Она разрыдалась, уткнувшись лицом в носовой платок. Это было невыносимо! Она просто не могла это выдержать. Не могла! Каролина была права…
Эва могла – и хотела! – преодолевать препятствия. Она хотела помогать людям, которые были товарищами по несчастью ее подруги, но ей нужна была уверенность или по меньшей мере надежда, что все получится. А к поражению, к такому поражению она не была готова.
А ее больной! Тот незнакомый ей человек, который получил надежду…
Эва много раз представляла себе, как в палату тяжелобольного, может быть даже умирающего, парня, а может быть даже ребенка, входит врач и с сияющей улыбкой сообщает: «Поздравляю тебя, Славик, мы нашли для тебя донора!»
Она видела радость на лице больного. Невыразимую радость человека, который уже шел на эшафот и вдруг ему объявили о помиловании. И этот человек уже чувствует себя спасенным, как вдруг свет в его глазах гаснет, а надежда улетучивается в никуда: оказывается, донора придется подождать… недолго – месяца два. Донор сейчас не активен. Не активен. Что за дурацкое слово вообще?!
– Простите, – услышала она чей-то голос.
Это был врач из отделения Каролины.
Эва поспешно вытерла глаза.
– Я понимаю, что вы переживаете, – заговорил врач. – И это вполне объяснимо, но я надеюсь, что Каролина все-таки справится с этим. Она сильнее, чем сама думает о себе. Сейчас ее сломило воспаление легких – частое осложнение для тех, у кого иммунитет на нуле. Но я все-таки жду, что Каролина снова начнет бороться. Когда минует кризис, дыхание вернется в норму. И тогда, я думаю, эта девушка вновь обретет надежду.
Эва с усилием улыбнулась. Слова врача слегка приободрили ее.
– Я бы хотела кое о чем вас спросить, пан доктор. Как видите, я беременна…
– Ну да, это трудно не заметить, – позволил себе пошутить врач.
– Дело в том, что один пациент ждет, когда я смогу дать свой костный мозг. Скажите, существует ли возможность для меня сдать мозг сейчас? Как можно быстрее?
Врач взглянул на Эву более внимательно.
– Какой у вас срок?
– Седьмой месяц.
Он задумчиво кивнул.
– Для ребенка представляет собой угрозу наркоз, который обычно дают донорам, чтобы они не испытывали болевых и неприятных ощущений. Но есть другой вариант – можно сделать эпидулярную анестезию, точно такую, как делают во время родов. Я проконсультируюсь с акушером и дам ответ, если вы действительно настроены серьезно.
– Очень серьезно, пан доктор. И я хочу сделать это как можно скорее.
«Потому что если я через три месяца узнаю, что кто-то не дождался моего костного мозга…» – она не хотела даже додумывать эту мысль до конца.
Через неделю Эва, трясясь как желе, лежала на операционном столе.
С одной стороны от нее стоял врач-анестезиолог, сосредоточенный и серьезный, а с другой – Витольд, сжимающий ее мокрую от пота ладонь. За показателями мониторов, на которые выводились данные о состоянии ребенка, следил акушер, он же наблюдал и за состоянием беременной на случай, если потребуется его вмешательство.
Но все было в порядке. Юленька прыгала и крутилась в животе матери как обычно, вызывая этим улыбку на лицах врачей и медсестер, которым ежедневно приходилось сталкиваться с куда менее позитивными и подвижными существами. В конце операции девочка выглядела даже лучше, чем в ее начале, чему акушер очень радовался.
– Мы вас оставим в стационаре еще на день или два, – сказал он тоном, не терпящим возражений, и Эве пришлось согласиться. – Мы поместим вас в одноместную палату, чтобы вас с вашим женихом ничего не смущало.
– Мы не собирались делать ничего, что могло бы кого-то смутить, – пробормотала Эва, а потом добавила: – Хотя кто знает…
Мама Анна и баба Зося сидели перед операционной как на иголках. Анджей ходил туда-сюда по коридору, бормоча себе под нос ругательства на тему безответственных сумасшедших баб.
А больше никто не знал о происходящем.
Наконец двери открылись, сияющая Эва, проезжая мимо них на больничной каталке, победно подняла вверх кулак и триумфально улыбнулась.
Четыре дня спустя она была еще более счастлива: ее реципиент готов к пересадке!
Оставалось потерпеть всего месяц, когда станет окончательно ясно, не произошло ли отторжение – и тогда Эва сможет вздохнуть с облегчением: получилось! Она справилась.
– Как ты думаешь, я его когда-нибудь увижу?
Этот вопрос вырвал Анджея из задумчивости.
– Кого? Отца этой девочки?
– Господи боже, да какого отца! Какой девочки?! – При слове «отец» Эве сразу приходил в голову Даниэль де Веер.
– Автора «Последнего первого дня». Твоя мама нашла ее отца, и они теперь ведут переписку.
– И я ничего об этом не знаю?!
– Ты жила немного в другом мире, – усмехнулся он с нежностью. – Но если ты говоришь не о нем – то кого ты имела в виду?
– Того, с кем я поделилась своим спинным мозгом.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Через год. Таковы правила, и мне сдается, что это не глупо. Через год вы сходите вместе выпить пива. Ты с Юленькой на руках, а он с твоим костным мозгом в костях.
– Да, это отличная мысль, если не считать, что я не пью пива. А как Каролина? Она… держится? Потому что я, видимо, всю эту последнюю неделю была действительно слегка не в себе и ничего не знаю.
Анджей отвернулся к окну и помедлил, прежде чем ответить.
– Я не должен тебе этого говорить… но…
– Что?! Что случилось?! – Эва смертельно побледнела, голос ее упал до шепота.
Он подскочил к ней, схватил за плечи и встряхнул.
– Вот именно поэтому я и не должен был тебе ничего говорить! Ничего не случилось! Да приди ты в себя, иначе мне придется тебя холодной водой окатить!
– Уже, уже… – Она потрясла головой, пытаясь разогнать мрак перед глазами.
– У Каролины завтра пересадка. Донор проявился! – закончил Анджей с триумфом в голосе.
– Ты… ты шутишь! Так это же… это же просто замечательная новость! Почему же ты мне сразу не сказал?! Ты когда узнал?
– Вчера. Но ничего не говорил, потому что она очень слаба. Врачи хотели перенести операцию, но она настояла. Так что завтра у нее пересадка, – повторил он прерывающимся голосом. – Потом еще месяц и… она будет здорова! Ты только представь себе! После двух лет непрекращающейся борьбы… Больше никаких отделений гематологии, никакой химии, месяц за месяцем, больше не надо смотреть, как умирают твои подруги, и засыпать, не зная, встанет ли для тебя утром солнце. Больше этого не будет…
Эва, такая же взволнованная, как и он, могла только крепко обнимать его.
– Поехали? – спросил он, высвобождаясь из ее объятий, и смущенно вытер повлажневшие глаза.
