Избранное - Родионов Станислав Васильевич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Да, Аркадий Самсоныч человек умный.
— Это дело второе.
— Образованный…
— А это дело третье.
— Чем же тогда он тебя прельщает?
— Живет человек на передовой, хотя в возрасте и сильно близорукий.
— Как это на передовой, Коля?
— Я тебе так скажу… Когда нужно делать то, что делают все, требуется сила воли. А когда нужно делать то, чего другие не делают, требуется геройство.
— Туманно говоришь.
— Будут человека на улице колошматить… Так профессор очки потеряет, а вмешается.
За окнами уже давно стемнело до полной неузнаваемости. Похоже, эти тучки-накатыши развернулись и застелили город чернотой. А нам с Марией воркуется — светло и чаю горячего пьем по потребности.
— Как-то там Пашина соседка поживает? — сказала Мария не мне, а как бы вообще, нашему чаепитию.
— Нюра-то?
— Хорошая работница, а семью не построила.
— Смешала лед с горчицей и хочет полечиться.
— Чего?
— Работа одно, а семья совсем другое. На работе женщине нужен навык, а в семье — ум.
На улице и того хуже — дождь заморосил. Ранняя осень, сразу после лета наступившая. Ни золотых деньков не постояло, ни паутинки не полетело… Завтра Паше куртку отправлю — добротная, с колпаком, на меху, непродуваемая.
— Как-то там Никитична?.. Детей много, а ни один не едет.
— Видать, таких вырастила.
— Суров ты, Коля.
— Я правду сказал. Что посеешь, то пожнешь.
— Никитичне от этой правды не легче.
Задумалась Мария. И то: за окном холодный дождь
лютует да тьма стелется, а где-то в деревне сидит всеми позабытая старуха. Да не только ее жалеет Мария, а вспоминает Тихую Варежку и всех обитателей. Кого очередного?
— Как там этот самый Иван Федота поживает?..
— Нашла о ком. Я так скажу… Ветры и воды разъедают камни, ржа ест металл, организм наш разъедают микробы, а жизнь дурака разъедает его же глупость.
Кипяток похолодал. Заварка оскудела. Вареньица поубавилось. Видать, конец чаепитию. Я много чего в жизни люблю — ежели по порядку, то терпения не хватит. Но, ей-богу, любезнее чаепития с Марией ничего мне не ведомо.
— А как-то Наташенька со своим Федором?..
— К браку дело идет.
— Некрепкая будет семья, — вздохнула Мария.
— Бывает, без любви живут до гробовой доски.
— Дело не только в любви, Коля. Знаешь, отчего семьи некрепкие?
— У каждой всяк свое.
— А есть общее… Девушки не выбирают жениха, а идут по первому предложению. Торопятся не отстать от подружек. А потом поживут, оглядятся, да поздно.
— Так уж все сразу и соглашаются?..
— Процентов девяносто, Коля.
Тут я Марии верю, поскольку любовь — это женская специальность.
— Десять часов! — спохватился я. — Спать пошел. Завтра ведь на работу…
Уже вторую неделю вкалываю. Отработаю я смену, а потом вторую — куплю кралечке машину светло-голубую.
2
С чего работать надумал? А поймал себя на двуличности… Дундю, что старик, мол, старик. Да какой я на хрен старик!
Жру, то есть, прости меня господи, ем за двоих, а когда и за троих. Сковороду жареной густеры уминал и не крякал, а сковорода у Паши с хороший таз. Чугун картошки — была бы кислая капустка. И в городе Мария не наготовится. Спекла вчера курицу под названием «бройлер» — мол, на два дня. Открывает духовку, а там кость и жила, да привет от крокодила. От меня то есть.
Физически я тоже. Ивану Федоте вмазал со вкусом — само собой, защищаясь. Утром встану и, пока чего тяжелого не поворочаю, я не человек. Мышца разминки просит. Конечно, в магазине гири продают, и всякие зарядки существуют. Не могу я даденную мне силу на железную чушку тратить: грех не грех, а гирей махать — что горючее в землю сливать. В субботу вышел на улицу и вижу, что люди переезжают. Ну и примкнул к бригаде грузчиков, таскал туда-сюда — и сам размялся, и жильцам приятно.
Что касаемо мужеских возможностей, то про это молчок. Но не потому, почему можно подумать, а потому, что про это не говорят. Спим мы с Марией рядком, как и положено. И тому подобное и в том же направлении.
А коли ем, силу имею и тому подобное в том же направлении, то чего не работать? Размышлять о второй сущности можно и после работы. Между прочим, без работы никакие размышления в башку не лезут.
На прежнюю, в автохозяйство, не пошел — гордость заела пополам с обидой. Мария надыбала мне приятное местечко в буфете, что стоит на семи углах, на семи ветрах. Работа там простая: пирожки свалить, ведро кофию влить, котел бульона процедить. А как зовется? Сфера обслуживания. Работать в промышленности, на стройке, в сельском хозяйстве согласный. А в сфере неохота, поскольку я не циркач какой. И кем работаю в настоящий момент? Грех сказать. Не потому, что работа стыдная, а потому, что специальность свою теряю. Грузчик я. Плоское тащу, круглое качу, конусообразное верчу. Правда, ничего грузного нет, поскольку склад легкой промышленности. Шмутки первый сорт. Пиджаки кожаные, костюмы замшевые, куртки импортные… А пальто кожаные на цигейке по тыще рублей штука, а?
Склады двухэтажные, каменные, еще купцами заложенные. И всяк товар по секциям. Наша — на первом этаже со своим выходом. Ну а вокруг забор с проходной, как положено.
Завсекцией, или, попросту, кладовщик, есть Семен Семеныч Гузь. Я тоже сперва думал — Гусь, да он мне растолковал, что гусь свинье не товарищ. Ему с полета, пухлый мужчина и серьезный до крайности. Особенно губы толстоваты да руки волосаты. А так все как у людей. Между прочим, по образованию он не то кибернетик, не то синтетик, а работать пошел в легкую промышленность.
Ему положена пара грузчиков. Один, значит, я на полном рабочем дне. И два парня на полставке, работают по полдня.
Один с утра до обеда. В трех местах вкалывает. Говорит, что деньгу копит для жилищного кооператива. Веселый, говорун и стрижен коротко под бобрик. Работалось с ним легко. Серегой звать.
А второй, который с обеда до вечера, парень мрачноват и держится под артиста. Волосы черные, кучерявистые, до плеч, как у цыганки какой. Очки темные, никогда им не снимаемые, усики мягкие, каемочкой. Кожа надета да всякая замша. Одним словом — сынок. Папа у него крупный начальник, посему сынок-грузчик прибывает на работу в своем «Запорожце». Правда, сильно потрепанном. Стаж ему нужен, сынку-то, для поступления в институт. Зовут Вячеслав. Ну, я зову просто — Вячиком…
Только я пришел, как машина прикатила с товаром. Семен Семеныч, конечно, своими бумажками шуршит — лицевыми карточками да накладными. А мы с Серегой коробки сгружаем в склад. Хоть они и легки — десять пальто в коробке, — а вздымать по стремянке на последний стеллаж не очень-то. Под потолок. Между прочим, я тоже специалистом заделался: ежели польт десяток, то они на меху, а ежели тридцать, то голокожаные.
— А еще-то на каких работах подвизаешься? — спросил я Серегу, когда мы отдышались.
— Паркеты натираю в одной шараге и ночным вахтером в другой.
— Не лучше было б приобресть тонкую специальность?
— Фадеич, квартира нужна. Да и заколачиваю на круг прилично. Чего еще искать?
— Хочешь байку послушать? — предложил я, поскольку они тут на складе еще не знали, что у них трудится баечник.
— Какую байку?
— Как мужик квартирой обзавелся…
— Трави.
…Во дворе завода стояла медная девица с продукцией в руках. То есть с шестеренкой. Ну, само собой, в купальнике и вся зеленой краской выкрашена. Только как-то идут рабочие на смену, а груди у нее сияют. Сама зеленая, а бюста горят, как медные самовары. Кто-то их надраил. Ну, хохоток. Директор приказал опять закрасить. Только на второй день горят, как пара здоровых апельсинов. И так всю неделю. Рабочие теперь не к станкам спешили, а к девице: кто, мол, кого? Что делать? Бюстгальтер надеть? Поставили дежурного, да он под утро ушел, и медная девица опять прелестями засверкала. А директор, не будь дурак, задумался и вычислил, чья это работа. Одного балагура, которому он в квартире отказал. Вызвал его, тот и признался. Мол, чищу и буду чистить, поскольку это не хулиганство. Короче, дал ему директор квартиру. Ну?
