Заложница любви - Уиндзор Линда (полные книги .TXT) 📗

– Вы похожи на птицу, готовую вот-вот улететь, миледи, совсем как та птичка, которую вы спасли. Сейчас заиграют чудесную музыку, и я хотел бы танцевать с вами, если вы окажете честь своему давнему уэльскому другу. Танец будет достаточно медленным, чтобы вы могли отдышаться, хотя, по правде говоря, ваше лицо сияет так, что просто нет необходимости освещать этот зал, – к ней с просьбой о танце подошел Дэвид.

Бронуин осталась равнодушна к его галантности, но подала руку и со снисходительным видом вступила в круг танцующих. Дэвид обладал способностью казаться незаметным в случае необходимости и назойливым, когда чего-либо хотел добиться.

– Итак, ты снова расхрабрился, Дэвид?

– Неужели эта комедия со свадьбой означает, что вы больше не будете называть меня Сумасбродом, миледи? – насмешливо поинтересовался он, ехидно искривив губы.

«Дэвид все еще остается мальчишкой, несмотря на возмужавшее тело», – подумала Бронуин, слегка смягчив суровое отношение к своему другу детства. Напомнить ли о другом прозвище, которое она дала ему много лет назад? Нет, это было бы, конечно, ущемлением его мужского самолюбия. Дэвид всегда чрезмерно во всем старался, полагая, что громче, больше, длиннее, дальше, тяжелее и так далее – это всегда значит лучше. Умеренность была ему чужда. Леди Гвендолин не раз взывала к сочувствию Бронуин, указывая на неуверенность, лежавшую в основе каких-либо неблаговидных поступков, которые совершал этот юноша. К черту сочувствие! Он позволил себе безосновательную похвальбу, считая, что она мертва!

– Попробуй заговорить обо мне снова, как во время путешествия в Лондон, и я обзову тебя тем прозвищем, которым обзывала в детстве! – не выдержала Бронуин. – Как ты мог распространять обо мне подобную ложь, ничего не зная на самом деле о том, насчет чего болтаешь?

Дэвид стиснул ее руки.

– Миледи, я говорил о вас как о…

– … кабацкой шлюхе, с которой ты был знаком очень близко.

– Нет! Как о богине, – поспешно возразил Дэвид, получив за свой ответ неодобрительный взгляд Бронуин. – Именно богиней представлял я себе в мечтах ту, чьим мужем я так и не стал, но защитником и доверенным лицом которой назначил меня король. Вовсе не на это надеялся я, Бронуин!

– Ах, Дэвид, опять за тебя говорят твои бриджи! – заявила молодая дама с уничтожающей улыбкой.

Однако в светло-серых глазах Дэвида блеснул огонь, задевший ее за живое. Черт побери, обезоруживающе обольщенная Ульриком, она уже не осмеливалась выносить суждения о каком-либо другом мужчине! В тот день она потеряла не только свою невинность, но и способность здраво мыслить.

– Разве не в бриджи упало мое сердце, скатившись к пяткам, когда я услышал, как жестоко вас лишили жизни? Честное слово, миледи, вы помогли мне придти в себя одним лишь светом вашей улыбки.

Он неисправим! Бронуин не могла не рассмеяться.

– Звуки вашего смеха…

– Дэвид! – со смешком предостерегающе произнесла Бронуин.

– Сладость вашего поцелуя…

Прежде чем Бронуин догадалась о его намерениях, Дэвид показал на унизанную ягодами веточку омелы, оказавшуюся у них над головами, и прильнул к ее губам. [8] Поцелуй был нежным, но длился дольше, чем позволяли приличия. Новобрачная была так поражена, что ей не пришло в голову отстраниться. Она лишь оторопело уставилась на нахального молодого человека.

– Летнее небо никогда не бывает таким голубым, как ваши глаза, Бронуин.

– Черт побери, Дэвид, ты заговорил так, будто проглотил книгу стихов! Это на тебя не похоже, и мне не нравится твое поведение.

Странно, но почему-то подобные слова звучали для нее музыкой, когда Вольф… Ульрик, поправила она себя… шептал их ей на ухо.

Заметив, что танец кончился, Бронуин бросила взгляд на возвышение, где ее муж и трое его братьев распевали разудалую песню к большому удовольствию короля. Его мать сидела спиной к залу и, казалось, была погружена в беседу с окружавшими ее женщинами, но было ясно, что суть лирических излияний Дэвида от нее не ускользнула. Складка губ выражала нечто среднее между смешком и неодобрением.

– Говорил ли тебе Ульрик… извини, лорд Карадок, – поправился молодой человек, – такие нежные слова, Бронуин?

Не дожидаясь ответа, он положил ей руку на талию и подтолкнул к открытой двери, ведущей в коридор. Слуги сновали взад-вперед из кухонь и погребов в зал, не обращая внимания на лорда и леди, уединившихся в нише одного из окон.

– С того времени, как я узнала, кто он на самом деле, мы мало времени проводим вместе, – совершенно искренне сообщила Бронуин. – Я надеюсь и в дальнейшем сохранить такое положение дел, хотя и сам Ульрик, и его мать утверждают, что он невиновен в смерти моих родителей.

– Значит, ты все еще его подозреваешь?

– Многое свидетельствует скорее за, чем против, хотя…

Бронуин замолчала. В глубине души она надеялась, что Ульрик невиновен.

– Почему ты не пришел мне на помощь, когда я тебя о том просила? – обрушила Бронуин на Дэвида свое негодование. – Если бы ты и твоя свита были с нами…

– Мы тоже оказались бы мертвы, в этом можно не сомневаться. Англичане не оставляют нам ни единого шанса. Они все делают с большим размахом, – заметил Дэвид с оттенком зависти в голосе.

«Размах англичан нравится Дэвиду», – грустно подумала Бронуин. Следовало признать, размах действительно производил впечатление. Но за чей счет существовала вся эта роскошь? Конечно, Уэльс был вынужден платить дань. Таковы были условия сдачи неприятелю. А вместе с тем оборванные бедняки просили милостыню на улицах Лондона и на дороге в Вестминстер.

В Карадоке люди не утопали в роскоши, но выглядели крепкими и здоровыми, потому как хорошо питались. Разумное правление землями было тому причиной, но семья Бронуин не претендовала на богатство, подобное увиденному в Лондоне.

– Я никогда не думал покидать тебя, Бронуин. Клянусь в верности дочери лорда Оуэна, как клялся твоему отцу! Но пусть не ждет от меня клятв новый лорд Карадока, твой муж. Мы, уэльсцы, должны держаться вместе. Король сказал мне о твоей просьбе, чтобы я находился в Карадоке в качестве твоего защитника, и хочу уверить, что я почту это за честь, миледи.

Бронуин не могла не почувствовать дрожи, пробежавшей по телу, когда она услышала многозначительные нотки в голосе Дэвида и всем сердцем понадеялась, что не совершила ошибку, потребовав его присутствия в Карадоке. Будет ли он ее усердным защитником? В таком случае, Дэвид должен доказать это, пойдя против приказов Ульрика.

– Ты должен стать моими глазами и ушами, Дэвид. Мы расследуем обстоятельства убийства моей семьи и найдем того труса, что прячется под таинственной завесой цветов Ульрика Кентского.

– Теперь, когда цветами Ульрика стали пурпурный и черный, цвета Карадока, сдернуть завесу будет труднее.

– Ульрик считает, что убийство его каменщиков в Карадоке совершено теми же людьми. Может быть, враг притаился сейчас. Может быть…

– Об этом мы и должны подумать, прекрасная дочь ворона, лучший способ отвлечь внимание от себя – обвинить в содеянном другого. Чем меньше наш народ будет помогать англичанам, тем больше вреда мы им нанесем, – Дэвид приподнял ее лицо за подбородок, чтобы их взгляды встретились. – Определенно, лощеное обаяние Ульрика не вскружило тебе голову настолько, чтобы ты не обращала внимание на истинное положение дел. Это его люди захватили Англси и уничтожили запасы зерна. В этом году зима для нашего народа выдастся тяжелой.

Разве она не слышала об этом? Неприятно было сознавать, что Ульрик удостоился королевской милости за подавление восстания, не говоря уже о таких душераздирающих подробностях, о которых напомнил Дэвид. Сооружение из обвинений, упрямо возводимое на страшной участи ее родных, получило свое завершение. Губы Бронуин сжались, буря чувств поднялась в душе.

– Нет, сэр, я ни о чем не забыла, и я уже слишком хорошо знаю англичан, а до истечения этой ночи узнаю еще лучше!