Богам – божье, людям – людское - Красницкий Евгений Сергеевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗

– А ведь ты соврал, Окормля! – поведал неожиданно Туробой, умащиваясь в седле.

– А?

– Помнишь, ты ляпнул, что волшбу творить в крепости, под сенью креста, все равно что гадить на чужом капище?

– Да… а что такое?

– Крепость с часовней не капище, а славище! Капище – место упокоения умерших, а идолы на капище, суть, почти то же самое, что кресты на христианских могилах. На капищах творят тризны по усопшим, общаются с душами предков, приносят им жертвы [28]. Так что капище – что-то навроде жальника, кладбища, хотя и на иной лад, чем у христиан [29]. А богов мы славим на славищах, там идолов нет, не нужны они богам. Мы, славяне, славим своих богов только за то, что они есть. Мы ничего у них не просим, потому что они уже все нам дали. На своих праздниках мы приносим им дары, но это не подношения, а приглашение к нашему праздничному столу, этим мы показываем, что мы, их внуки, живы, что у нас есть все необходимое, и мы помним наших богов и наших предков, помним и храним наше уважение им. А если ты начинаешь чего-то просить у богов, значит, ты слаб. Слаб, прежде всего, духом.

Староста пристально посмотрел на Мишку, как-то вдруг весь подобрался, и в голосе его снова зазвучал рык:

– Это в христианских храмах у Бога все время канючат: «Подай, прости, помилуй, спаси!» Рабы, едрен дрищ! Понял теперь, для чего воинам Перуново братство нужно… даже если они христиане? Понял?!

– Д-да…

– Так вот: чтобы я больше от тебя не слышал, что мы отрокам умы смущаем! Воинов мы воспитываем, воинов!

«Ох, мать честная! Так вот почему лучшие воины в Перуновом братстве воспитываются! Морально-психологическая подготовка, идущая вразрез с христианской кротостью, – не проси, а будь достоин, встань вровень с предками и богами! Да ведь Нинея о том же самом толковала! «Ощути себя наследником древнего рода, продолжателем дел славных предков, частицей великого народа славянского, внуком Божьим!» Нет, милейший бургомистр, зря вы баб за людей второго сорта держите, самую суть они не хуже вас понимают!»

– Понял, батюшка Туробой… прости, не по злобе дурное сказал, по незнанию.

– То-то же! А отроков теперь можешь перекидывать из десятка в десяток, как захочешь. Эта, – Туробой небрежно мотнул головой в сторону подворья Нинеи, – и пикнуть не посмеет.

«Ну уж и «не посмеет»… нет, герр бургомистр, вы конечно же великий и ужасный, но и бабка тут тоже не в собесовской очереди стоит. «Не сочтет нужным» или «посчитает несвоевременным» – вот это для Нинеи больше подходит. И вообще, весь этот спектакль, похоже, разыгран только для вас, сэр Майкл, потому что объяснить Нинее ее ошибку и порекомендовать не упорствовать Аристарх мог бы и через Беляну… Но как он нам всем по мозгам врезал! Нет, сэр, спектакль был нужен! Иначе как бы он вам силу воинского духа продемонстрировал? И… вот, блин! Этот спектакль и для Красавы тоже нужен был! Бабка ей сколько угодно могла на словах объяснять про силу служителей Перуна, но вот так почувствовать ее на собственной шкуре… лучшего лекарства от детского беспредела и не придумаешь!

Они что же, сговорились? Или Нинее было приказано, а она умудрилась, исполняя требование, от которого не могла отказаться, соблюсти как-то и свой интерес? А может быть, это было совместное действо коллег, которым надо было провести «практикум» для учеников? Теперь встретятся где-нибудь и обсудят результаты… да еще и лорда Корнея третьим пригласят… Хватит, сэр! Остановитесь, а то в любом слове и взгляде заговоры видеть начнете! Учиться! Да, блин, по Ленину: «Учиться, учиться и еще раз учиться!» – тогда и начнете понимать смысл происходящего! А в условиях дефицита информации все ваши гадания – чистой воды паранойя!»

Когда Мишка с Туробоем въехали на лесную дорогу и Нинеина весь скрылась за деревьями, староста резко расслабился, утер рукавом лицо и шумно вздохнул:

– Ф-ф-у-х-х, парень, учить тебя… Воевать и то легче!

– Учить? – изобразил удивление Мишка.

– А ты думал я сюда ради этой бабищи притащился? Да все, что я ей сказал, она не хуже меня знает, а силой покрасоваться, так это отрокам твоим пристало, я для таких игрищ стар уже. Просто Леха уже отчаялся тебя отучить все только разумом понимать – вреден разум в бою, медленный он, тело само все делать должно по велению души горящей! Почуял разницу? Вижу, что почуял – меч у тебя в руке, как живой, играл! И много в тебе тогда разума было?

– Я как-то и не подумал…

– И не надо! – Аристарх решительно рубанул ладонью воздух. – У настоящего воина, когда требуется, тело само думать может! Зрение, слух, обоняние, осязание ему все, что надо, говорят, разуму к этому добавить нечего, а оружие само свое дело знает…

– Какая же война без ума…

– Война с умом, а поединок должен быть только на чувствах и навыках, чтобы оружию не мешать… Что, не понял? Ну как тебе объяснить… Ну-ка, скажи: почему у Георгия Победоносца на иконах лик скорбен?

«Блин, опять поехали… жрец, то есть не жрец, а… потворник, кажется, а на христианские иконы ссылается…»

– Ну… потому, что Георгий великомученик…

– Дурак! Лик скорбен, потому что Георгий не убивает Змея, а казнит! Не сам решил, а приказано ему Зло покарать! Не он приговор вынес – воля Божья! Так и воин, настоящий воин – не след ему одновременно судией и вершителем быть. Настоящему воину власть дана узреть Зло, под какой бы личиной оно ни крылось, и приговор ему вынести, а оружие сей приговор исполняет! Но для этого оно живым должно быть, а такое бывает только в руке истинного воина! А еще его смущать ничего не должно – воин решил, оружие исполнило, и ответ за это не на нем, а на воине! Если же у тебя в руке мертвое железо, то все на тебе, и каждый раз раздумывать надо: как да что, да «не убий», да куда железо направить, да как самому уберечься, да… много чего, а если ворог, сиречь воплощение Зла, прямо перед тобой, то думать некогда! Понял?

– Вроде бы…

– Ни хрена ты не понял… пока, но начинаешь понимать… ничего, выучим!

Как ни странно, но староста ошибался – еще ТАМ Михаил Ратников познал чудо отношения к автомату Калашникова, как к живому существу, и, самое поразительное, «калаш» на такое отношение отзывался! Сам бы не ощутил – не поверил бы, но ощутил и был при этом трезв и в своем уме, а позже, в конце девяностых годов, не единожды слышал рассказы о том, что есть, оказывается, и молитва «калашу», правда, содержания молитвы никто из рассказчиков не приводил. Разговор, как правило, сводился к тому, что там, в Чечне, молиться некому – все предано и все продано, а против «Аллах акбар» только «калаш» и помощник…

– Скажи-ка лучше, – прервал Мишкины воспоминания староста, – а чего это ты такое сотворил, что та соплюшка враз увяла да все себе под ноги косилась, будто что-то там такое бегает… или ползает?

– А вот его, – Мишка вытащил из подсумка бронзового лиса, – между нами бегать заставил! В одну сторону обычный лис бежал – рыжий, а в другую вот такой – бронзовый, только размером с настоящего.

– Хо-хо! Силен! – Аристарх выставил в улыбке зубы из-под усов. – Это ты ловко!

– Да не в моей силе тут дело, дядька Аристарх, а в их чувствительности! Ты-то вот ничего не увидел, да и они… не знаю, видели ли лиса, или как-то иначе ощущали…

– Старуха точно видела, да и девка, наверно, тоже. Хороший тебе оберег Настена дала, и попользовался ты им правильно…

– Почему Настена? Это у меня не от нее, а с куньевского капища…

– Едрен дрищ?.. – Брови Аристарха изумленно взлетели вверх. – Так ты сам не знаешь, что это за зверь?

– Откуда? Отец Михаил о таком не рассказывал, а больше никто…

– Ну… это ж… я даже и не знаю… – Аристарх возмущенно шлепнул себя ладонью по бедру. – Да разве ж можно так?! Ты о чем своей головой книжной думаешь? Неизвестную вещь с собой таскать да еще пользоваться ей…