Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Аверкиева Наталья "Иманка" (книги без сокращений TXT) 📗
— Всегда думал, что ты умная, — поднялся я и направился к выходу.
— Извини, что не оправдала твоих надежд! — донеслось мне в спину ехидное.
Твою мать… Сама напросилась.
— Ты в курсе, что Йоахим женат? — обернулся к ней.
Мари замерла.
— Ты в курсе, что он мой друг?
Она нервно повела плечами, словно ей что-то жмет.
— И ты позволяешь себе спать с женатым мужчиной и моим другом?
Мари смотрела в сторону, чуть повернув ко мне голову.
— На каком основании я обязана перед тобой отчитываться? — процедила.
— На том основании, что ты член моей семьи и жена моего брата.
Похоже, последнее говорить не стоило. Мари резко вскочила, опрокинув стул, на котором сидела, и зло закричала:
— Я ему никто! Не смей контролировать мою жизнь! А ты что думал, я всю жизнь буду бегать за Биллом и хранить ему верность?! Думал, я буду сидеть дома и ждать, пока он меня осчастливит?
— Но это не повод трахаться с моим другом!
— Не твое дело, с кем я трахаюсь!
— Мое! До тех пор пока ты носишь нашу фамилию… — я запнулся, поняв всю абсурдность своих претензий.
— Я не имею никакого отношения к вашей фамилии, — шипела она. — Ни я, ни мои дети, мы не имеем никакого отношения к вашей фамилии. Мы вам никто!
— Не смей так говорить! — подлетел я к ней, с трудом контролируя собственные эмоции.
— Правда глаза колет? — ухмыльнулась Мари совершенно спокойно.
— Йоахим женат!
— Не важно! Важно, что я больше не люблю Билла! Я хочу заново научиться дышать! Хочу, чтобы меня любили! Слышишь, ты?! Я хочу, чтобы меня любили!
— Да о чем ты говоришь?! Он женат! Хочешь стать его очередной шлюхой?!
— Мне плевать! Я хочу жить! Хочу наслаждаться мужским вниманием! В конце концов, я просто хочу секса!
— С моим женатым другом?
Она подняла на меня совершенно пустые глаза и безразлично произнесла:
— Мне все равно.
Я еще много чего хотел сказать, но вовремя прикусил язык. Пустой взгляд. Мертвый какой-то. Ей действительно было все равно. Она не врала, не бравировала этим. Это было внутри. Пустота внутри. Мне стало страшно. Мари… Маша… Она всегда была такой живой, такой яркой, а сейчас чернота. И еще мне казалось, что я видел ее такой впервые за последние месяцы. Настоящей… Никуда ничего не ушло, она лишь научилась играть свою новую роль. В какой-то момент я чрезвычайно порадовался, что не оказался на месте Йоахима. Я хочу не таких отношений, не одноразового перепиха.
Мари прислонилась спиной к стене и сползла на пол, закрыв голову руками и уткнувшись лицом в колени. Черт! И вот что я тут буду сейчас делать с рыдающей бабой? Ведь рыдает! Голову дам на отсечение. Уйти бы, хлопнув дверью. В конце концов, это у меня рога, меня тут все обманули и обидели, мне нагадили в самую душу. Дети на своем птичьем языке спорили, у кого круче чашка. Чашки были совершенно одинаковые, одного цвета, с одинаковым паравозиком, но почему-то у соседа она все равно была гораздо круче. Я вздохнул, подошел к ней и сел рядом, обнял за плечи, зашептал в ухо:
— Это пройдет. Я понимаю, как тебе больно, но это все пройдет. Ты же справляешься, я вижу.
— Что ты видишь? — подняла на меня мокрое от слез лицо.
Какая же она предсказуемая. Я улыбнулся и вытер ее щеки большими пальцами.
— Я все вижу.
— Ничего ты не видишь. — Она смотрела перед собой. Лицо спокойное. По щекам текут слезы, капают на голые ноги. — Я ничего не чувствую. Я как будто пустая внутри. Никаких эмоций. Я пробовала за эту пару месяцев завести какие-то романы. Знаешь… ну… Ну просто чтобы развеяться, поиграть, попереживать слегка, почувствовать себя увереннее что ли. Чтобы просто было. Я холодная. Веришь, я после секса к себе такое отвращение чувствую, как будто в дерьме извалялась. И вроде бы глупо как-то, я одинокая, для мужиков привлекательная, никому ничем не обязана, а не могу. Я стала злой, Том. Холодная и злая. Я хочу рушить…
— Это от недотраха, — автоматом выдал я, чтобы хоть как-то скрыть собственное охуение от полученной информации.
Сегодня явно не мой день. Наверное, ей надо было сказать что-то другое, может, поддержать как-то, но у меня уже глаз дергался от всей этой чертовой кучи никому не нужных признаний и откровений.
— Ты же понимаешь, что это не выход? — как можно ровнее попытался произнести я. Голос был сиплым.
— А где выход? Покажи мне его.
Я пожал плечами. Опять захотелось курить. Дети все-таки подрались и теперь отчаянно вопили, требуя внимания. Мари даже головы не поворачивала в их сторону.
— Я очень устала, Том.
— Поспишь, а завтра все будет хорошо.
Она покачала головой.
— Нет. В моей жизни уже давно нет ничего хорошего.
— А дети?
— Дети… и ты… Мой единственный друг. — Она привалилась к моему плечу, и я был вынужден сесть нормально, чтобы мы не свалились.
— Знаешь, в пятницу усталость так накапливается, что кажется, вот-вот, еще чуть-чуть и ты протянешь ноги, а потом ничего, понимаешь, что можно еще чуть-чуть побегать. До следующей пятницы. Может, ты пойдешь спать, а я сам детей уложу? Пусть твоя пятница уже закончится.
— У меня бесконечная пятница. Уже много месяцев сплошная пятница. Два часа до конца рабочего дня.
— Жестоко... Тогда тем более иди спать. Завтра у тебя наступит суббота. Обещаю.
— Зачем ты такой хороший, а? — посмотрела на меня.
Губы, глаза — всё было так близко, так волнительно и желанно. Мысленно я развернул ее, уронил на пол и впился в губы поцелуем. Сжал пальцы на ее коже, зацеловал шею. Я чувствовал ее дыхание. Я ощущал ее запах. Ее сердце билось в мою грудь быстро и неровно. Я понимал, что, если она не уйдет немедленно, я не смогу остановиться. Не хочу быть одноразовым.
— Я хочу быть тебе нужным, — тихо-тихо прошептал я, осторожно сжимая руки. Я не смогу их разжать сейчас. Не смогу отпустить.
— Зачем? — вторила она таким же тихим голосом, не отрывая взгляда от моих глаз.
— Я тебе нужен?
— Очень, — одними губами.
В кухне что-то грохнулось и разбилось. И через мгновение по квартире разнесся какой-то нечеловеческий вопль, переходящий в ультразвук визга.
— Дэн! — подорвалась Мари с места и кинулась к ребенку.
Даниэль сидел на четвереньках на рабочем столе и, глядя на орущего брата, орал едва ли не громче него. На полу валялась разбившаяся кастрюля из закаленного стекла, каша из которой была вывернута на Александра. Каким образом Дэн выбрался из стула и смог водрузить кастрюлю на голову близнеца, я так и не понял. Мари ловко маневрировала босыми ногами по осколкам между детьми, одной рукой придерживая Дэнни, а другой снимая кашу с Алекса.
— Что ты стоишь?! — завопила она на меня. — Возьми веник, собери стекло! Ну что ты кричишь? Она же теплая, ты не обжегся, — лепетала уже ребенку.
Подхватив одной рукой Дэнни за лямки комбинезона, как котенка за шкирку, а другой рукой прижав к себе Алекса, Мари перенесла детей в безопасное место.
— Том, присмотри за Даней, он один в комнате, я Алекса вымою, — крикнула мне из ванной. Господи, да не она ли минуту назад рыдала на моем плече, что устала?
Я выкинул мусор, раздел Дэнни и отнес к брату в ванну. Пусть купаются. Мари сидела на корточках, наблюдала за сыном и нежно улыбалась. Я аккуратно отпустил малыша в воду. Сел рядом с ней.
— Они такие красивые, — произнесла с непередаваемой любовью в голосе.
Я снова позволил себе ее обнять.
— А давай съездим в Ботанический сад. Завтра. У меня последний день перед гастролями. Хочу его провести с тобой и детьми.
— А ты купишь мне шарик? — посмотрела она на меня игриво.
Я рассмеялся.
— Я куплю тебе и шарик, и мороженое, и сахарную вату. Всё, что захочет моя девочка. А теперь иди спать, тебе рано вставать. Я позабочусь о детях.
Я возился с близнецами еще часа два. Мы играли в гостиной в лошадку и в коридоре в страшилку — я накинул на голову чью-то кофту и с рыком выпрыгивал на мальчишек из-за угла, а те с громким веселым визгом разбегались в стороны. Потом страшилка пытался поймать хоть кого-нибудь, что вызывало в детях новый приступ радостных воплей. Когда страшилка надоел, а лошадка уже была не в состоянии шевелить лапами, прилетела добрая сказочная фея (в моем случае фей) и отправила всех спать.
