Кровь и золото погон - Трифонов Сергей Дмитриевич (лучшие книги txt, fb2) 📗
Стоявшая у истоков Псковского корпуса и Северной армии группа молодых офицеров передала руководство прибывшим из Ревеля старшим начальникам. Двадцать первого октября в командование вступил практически неизвестный в русской армии, обнаруженный немцами в Прибалтике и выдвинутый ими, генерал-майор А. Е. Вандам. Начальником штаба корпуса стал генерал-майор Б. С. Малявин, начальником 1-й стрелковой дивизии – генерал-майор Никифоров. Но эти генералы – германофилы – долго не удержались. Патриотически настроенные старшие офицеры корпуса отказывались им подчиняться. Фактически обезглавленный корпус оказался брошенным. Деникину на юге было не до него. Генерал Юденич, ища поддержку, продолжал торговаться то с англичанами и французами, то с генералом Маннергеймом, осевшим в Финляндии, то с новыми властями Эстонии и Латвии. Многие русские генералы, к которым обращались группировавшиеся в Пскове монархисты, ответственность на себя брать не желали.
В связи с поражением Германии в Первой мировой войне и происшедшей там революцией Всероссийский Центральный Исполнительный комитет РСФСР 13 ноября 1918 г. аннулировал тяжелейший и позорный для Советской республики Брестский мирный договор. Германские войска должны были очистить все оккупированные ими российские территории, в том числе и Псков. Начался планомерный отвод немецких войск. По совместному соглашению с германским командованием Красная армия двигалась на запад по всему фронту, находясь в 10–15 километрах от отступающих немецких частей и уничтожая на своём пути мятежные отряды крестьян, «зелёных», национальные антисоветские формирования и белогвардейские части.
Что-то из всего этого Павловскому было известно, многого он не знал в силу своего служебного положения или стойкого нежелания погружаться в политические вопросы. Воспитанный в военном училище, как и большинство кадровых офицеров, в атмосфере аполитичности, слепой преданности трону и ненависти ко всем революционерам вкупе, за годы войны и революционного хаоса он, конечно, утратил монархические пристрастия. Теперь для него лучшим правителем России оказался бы генерал Корнилов, или генерал Келлер, или, на худой конец, Деникин. Иными словами, вектор его несложного политического сознания всё более смещался в сторону военной диктатуры с её неизменными атрибутами насилия и подавления. Но что интересно, он был нетерпим только к врагам России, в какие бы они одежды не рядились, и к его личным врагам, каковых в силу уравновешенного характера он так и не удосужился нажить. Павловский абсолютно безразлично относился к политическим взглядам окружавших его офицеров. В них он ценил преданность армии, исполнительность, боевую выучку, смекалку и выносливость. Он, в отличие от многих своих коллег, не делил офицеров на кадровых и призванных из запаса или добровольцев, не относился с пренебрежением к бывшим гимназистам, студентам, клеркам, инженерам, не называл их «шпаками», хорошо зная многих из них прекрасными командирами, стойкими и мужественными бойцами, патриотами, оберегающими честь офицера. Он был молод, здоров, энергичен, жесток и циничен, обладал достаточным боевым опытом, вконец не разуверился в военной карьере, желал активных действий… Ему хотелось действовать.
После возвращения из рейда Павловский получил неделю отпуска. Больше не дали, боялись, чтобы опять не запил. Трое суток он, чертовски уставший, отсыпался в их с Татьяной уютной квартире. Татьяна, счастливая, что он вернулся здоровый, не раненный, буквально лучилась любовью и нежностью, кормила его приготовленными дома разносолами, выводила гулять в город… Кюлли в доме не было. Он не стал спрашивать, а Татьяна не стала объяснять. Через день приходила немолодая опрятная женщина, кухарила, с Татьяной ходила на рынок и в магазины, прибиралась.
В один из вечеров Павловский в ресторане гостиницы «Россия» назначил встречу подпоручику Гуторову. Они заняли свой столик у окна, откуда на виду был весь зал, вход и оркестровая сцена. Гуторов в идеально сидевшем мундире при орденах выглядел уставшим, гораздо старше своих юных лет.
– Ну что, Иван Иванович, укатали вас, как я погляжу? – Павловский разлил по рюмкам холодную водку и с ехидцей продолжил: – Рассказывайте про вашу жандармско-полицейскую службу.
Гуторов отвечать не спешил, жадно опрокинул стопку, тут же наполнил вновь.
– Э, нет, батенька, – Павловский отодвинул от него графин, – так дело не пойдёт. Глядишь, опять мы надерёмся с вами до свинского состояния. А мне, знаете ли, нельзя. Начальство строго запретило, и Татьяна тоже.
– А я-то здесь при чём, господин ротмистр? – Гуторов вернул графин на место, – мне никто пить не воспрещал. Давайте-ка лучше выпьем за ваше новое назначение, сегодня приказ видел.
Он наполнил рюмки, встал и громко, чтобы все в ресторанном зале слышали, произнёс:
– За нового пристава Пскова, за вас, дорогой Сергей Эдуардович!
Павловский от неожиданности выронил вилку, удивлёнными глазами уставился на Гуторова.
– Какой пристав, подпоручик? Вы что несёте?
– И не несу я вовсе. Своими глазами видел приказ: назначить военным приставом города Пскова ротмистра Павловского Сергея Эдуардовича. Это теперь так должность коменданта называется.
– Я не полицейский чин, я – армейский офицер, кавалерист! – распалялся Павловский.
– Да будет вам, господин ротмистр, – примирительно сказал Гуторов, – хоть горшком пусть назовут, задачи ведь прежние. Работы вот только прибавилось, день с ночью смешался. Немцы, негодяи, всех своих полевых жандармов убрали, ответственность за порядок в городе на нас свалили, а людей-то нет… Если честно, Сергей Эдуардович, я искренне рад, что контрразведка теперь под вами будет, с вами проще и надёжнее как-то.
Белокурая певица с интересом наблюдала за офицерами. Когда Павловский по привычке бросил взгляд в сторону оркестра и наткнулся на её глаза, она впервые поздоровалась с ним лёгким наклоном головы.
12
Подпоручик Гуторов оказался прав: полномочия военного пристава Пскова по причине отсутствия нормальных органов правопорядка были избыточными. Павловскому кроме военно-комендантских задач – руководство мобилизационным отделом, учёт прибывающих нижних чинов и офицеров, их расквартирование и организация питания до постановки на довольствие в частях, надзор за соблюдением военнослужащими уставных норм в городе – пришлось заниматься налаживанием охраны общественного порядка, пожарного дела, пресечением незаконной торговли оружием, золотом, спиртными напитками, преследованием злостных неплательщиков налогов и сборов… Справедливости ради отметим, кадрами ему помогли, подчинили комендатуре им же, Павловским, сформированный офицерский эскадрон в сто тридцать сабель, несколько бывших жандармских офицеров и полицейских чинов, обнаруженных в городе, губернское бюро судебно-медицинской экспертизы, немногочисленный персонал городской тюрьмы.
Первую неделю в новой должности Павловский знакомился с возложенным на него хозяйством, мотался по городу, встречался с руководством городской Управы, принимал участие в совещаниях в штабе корпуса, читал сотни документов, отвечал на письма… Вскоре, потеряв ориентиры между днём и ночью, понял – без хорошего помощника не обойтись. Настояв на назначении поручика Костылёва своим помощником, он вздохнул. Костылёв взял на себя вопросы охраны общественного порядка и сотрудничества с городской Управой. За собой Павловский оставил руководство военной комендатурой и отделом контрразведки.
Советское военное и чекистское руководство уделяло особое значение Пскову, считало его ключом от ворот на Запад, в Прибалтику и Польшу. Неподалёку от города накапливались части молодой Красной армии, матросов Балтийского флота, батальоны красных латышей, эстонцев, венгров. Особенно много латышей и венгров было в частях особого назначения (ЧОН) ВЧК, попадались даже китайцы и маньчжуры. В городе действовало большевистское подполье, резидентура ВЧК и военной разведки. Красные не только собирали разведсведения, они всё чаще осуществляли диверсии, уничтожая армейские склады и полотно железной дороги; дерзкие акты террора против офицеров и служащих городских учреждений порождали страх и настроения уныния в белогвардейской среде. Павловский всё больше времени уделял работе контрразведки и сам лично принимал участие в следственных и карательных мероприятиях. Псков – город небольшой, молва бежала впереди осеннего ветра, Павловского стали бояться, его окружение наводило ужас на население.
