Жаркое лето 1762-го - Булыга Сергей Алексеевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗

СЕРГЕЙ БУЛЫГА

ЖАРКОЕ ЛЕТО 1762-го

Глава первая

«Ты кто такой!»

События, о которых я собираюсь вам рассказать, произошли в Санкт-Петербурге и его окрестностях в конце июня — начале июля 1762 года. Время тогда было не самое спокойное. Прошедшей зимой, в декабре, скончалась дочь Петра Великого Елизавета, и на российский престол взошел ее племянник Карл Петр Ульрих, всем нам более известный как император Петр Третий. Сын старшей сестры Елизаветы, цесаревны Анны Петровны, и голштинского герцога Карла Фридриха, Карл Петр Ульрих до тринадцати лет жил в Голштинии и готовился впоследствии занять шведский престол, так как по отцовской линии он приходился внучатым племянником небезызвестному Карлу Двенадцатому. Однако в 1742 году бездетная и незамужняя Елизавета Петровна решила иначе — и Карл Петр Ульрих был срочно привезен в Россию, крещен по православному обряду, наречен Петром Федоровичем и объявлен наследником российского престола. Подобный резкий поворот судьбы ничуть не обрадовал юного принца, который впоследствии часто говаривал:

— Я не люблю Россию. Я в ней как мальчик в страшной темной комнате.

И тем не менее Петр Третий вошел в историю как весьма деятельный правитель. Всего лишь за полгода своего царствования он успел сделать не так уже и мало, а именно: издал манифест о вольности дворянству, уничтожил тогдашний политический сыск — Тайную розыскную канцелярию, издал указ о веротерпимости, вернул из ссылки всех опальных царедворцев и перевел миллионы крестьян из монастырских в разряд государственных, чем, несомненно, облегчил их участь и сделал первый шаг к отмене крепостного права. Воспитанный в Голштинии, Петр Третий пытался насадить в России европейские порядки, но, к сожалению, указы принимались наспех, бессистемно. И среди высшей знати, которая за три десятка лет правления в России глупых и бездарных государынь привыкла к беззаконию и лихоимству, было решено воспользоваться промахами нового царя. Гвардия, которую Петр Третий не любил и, именуя янычарами, собирался лишить привилегий, была готова к выступлению. Дело, стало быть, оставалось за малым — найти того, кто бы смог возглавить недовольство. И таковой, точнее, таковая нашлась…

Э, погодите! Да что это я? Куда это меня несет, как отвязавшуюся пристяжную?! Нет, давайте не будем нарушать порядок событий, а изложим все согласно хронологии и, сколь это возможно, беспристрастно. То есть как оно тогда случалось, так пусть теперь и излагается — четко и по-деловому. Тем более что третий император это весьма приветствовал. Так вот, утром 26 июня по старому стилю, да тогда про новый еще мало кто знал, в Ораниенбаум прибыл курьер из действующей армии. Из Померании. Да, кстати! Во внешней политике, с приходом к власти Петра Третьего, тоже произошли перемены — и весьма существенные. Так, например, за два месяца до описываемых нами событий Петр заключил мир с Пруссией, и Россия безо всяких обретений вышла из победоносной для нее Семилетней войны. Однако армии было приказано оставаться на месте, в Германии. Дело в том, что царь уже объявил новую войну, на сей раз своему недавнему союзнику Дании с тем, чтобы отнять у нее и вернуть Голштинии ее законное, как он считал, владение — герцогство Шлезвиг. Десять миллионов рублей уже были переведены в иностранные банки на расходы экспедиции, а сам Петр во главе 60-тысячной армии намеревался со дня на день выступить на помощь 20-тысячному корпусу Румянцева. В доставленной царю депеше сообщалось…

Однако откуда это нам знать! Депеша ведь была запечатана крепкой сургучной печатью и засунута под мундир, а мундир плотно застегнут и, от греха подальше, всю дорогу не снимался. В дороге же курьер был с двадцать второго с трех после полуночи, а прибыл двадцать шестого в десять утра с четвертью. Вот и считайте! Так что ничего удивительного в том не было, что когда экипаж остановился, то курьер вышел из него сильно шатаясь. Судя по мундиру, это был драгунский обер-офицер. Точнее, ротмистр. Даже могу сказать больше: звали его Иван, по отчеству Иванович, а по фамилии…

Но к делу. Итак, курьер вошел в Малый дворец, а там, как обычно, повернул направо, в кордегардию. Однако дежурный офицер, майор, как только увидел его, сразу вскочил и поспешно сказал:

— Э, нет, нет! Давай сразу наверх. Он очень ждет.

— Кто? — спросил ротмистр.

— Ну, кто еще! — строго сказал дежурный.

Ротмистр только покачал головой, да тут разве поспоришь. И он пошел дальше, наверх. По долгу службы ему часто приходилось бывать в этом дворце, однако наверх его еще никогда не приглашали. Даже не допускали! А тут вот вдруг иди, сердито, нет, даже с опаской думал ротмистр, зачем он им там? Может, конечно, думал он дальше, уже поворачивая с лестницы, кому-то от такой аудиенции могла бы великая польза случиться. Ну да это надо уметь сразу, с этим надобно родиться. Додумав до этого места, ротмистр как раз дошел до нужной двери, остановился и на всякий случай (но для других незаметно) перекрестился. Караульный подмигнул ему и открыл дверь. Ротмистр вошел.

Царский кабинет, по крайней мере сразу, не произвел на ротмистра особого впечатления. Хотя, конечно, золота там было предостаточно, мебель тоже вся была в завитушках, зеркала были кругом, картины. А возле стола стоял царь. Царь, кстати, тоже был в драгунском мундире, только в голштинском, сером. А на столе, на который он одной рукой небрежно опирался, громоздилась — потому что как тут еще иначе скажешь? — громоздилась здоровущая картонная крепость. Сделана она была весьма искусно, сразу же отметил ротмистр…

Однако тут же спохватился и принялся приветствовать царя, то есть развел носки, а каблуки сомкнул в прямоугольник, шляпу одним темпом снял левой рукой во всю руку — и бодро, весело начал:

— Ваше импера…

Но царь уже поморщился и поднял руку, после чего с сильным немецким акцентом сказал:

— Ладно, ладно! Расшаркался. А нам сейчас не до этого. Мы на войне. Давай сюда!

Иван… Да, лучше так — Иван достал из-за обшлага мундира пакет и, уже не кланяясь, подал его царю. Но царь пакета брать пока не стал, а как-то странно посмотрел на Ивана и осторожно спросил:

— Ты кто такой?

— Курьер из армии, — сказал Иван. — От господина главнокомандующего, генерал-аншефа Румянцева. — Подумал и еще добавил: — Графа. Петра Александровича.

— Это я понял, — сказал, как-то странно улыбаясь, царь. — Но сам ты кто? Ты же не дубина, извини за грубость, стоеросовая, а ты живой человек. Дворянин! И у тебя есть имя. Есть?

— Есть, государь, — сказал Иван. — Я есть ротмистр Иван Заруба-Кмитский, я в прошлом году из Тобольского полка был переведен к графу…

— Знаю, знаю! — торопливо перебил его царь и даже засмеялся. — Вспомнил! Ты же из Корпуса вышел. Это твой граф не доучился, а ты вышел. Пятым, я и это помню. И тебе сразу дали подпоручика. Вот когда я тебя видел! Ты же вот так тогда передо мной стоял, как и сейчас.

Иван совсем смутился и сказал:

— Только тогда нас было много, государь. А сейчас я один.

Царь резко переменился в лице и вдруг очень зло — да еще по-немецки — сказал:

— Зато я не один! — и указал Ивану за спину.

Иван невольно обернулся — и увидел в дверях двух солдат-преображенцев. Солдаты держали ружья на караул и, не мигая, смотрели прямо перед собой.

— Ты понял, что я говорю? — опять же по-немецки сказал царь.

— А как же не понять, — ответил, тоже по-немецки, Иван. — Там у нас без этого никак нельзя, тем более при штабе.

Царь улыбался. Иван осмелел и продолжил:

— Да я еще и когда в Корпусе учился, по-немецки лучше всех умел.

— А ты хвастун, Иван! — уже по-русски сказал царь и засмеялся.

Иван опять смутился. Царь сказал:

— Но это, может, даже хорошо. Это говорит о том, что у тебя богатое воображение. Я и сам тоже этим грешу. Да и не только этим! — и он опять засмеялся.