Практическая магия - Хоффман Элис (полные книги .txt) 📗
Настает день, когда Джиллиан, сама себе поражаясь, едет в местный колледж и записывается на два учебных курса, которые начинаются с осени. Ей еще неизвестно даже, будет ли она здесь в сентябре, но если все-таки задержится, то намерена посещать занятия по биологии и почвоведению. Поздно вечером, возвратясь домой от Бена, Джиллиан заходит к Антонии и берет у нее на время учебник по биологии, часть первую. Она читает про кровяные тельца и строение скелета. Водит пальцем по схеме, изображающей пищеварительную систему. Когда доходит до главы о генетике, зачитывается на всю ночь, так и не ложась спать. Ее захватывает и увлекает та мысль, что при становлении человеческой личности существует последовательный ряд возможностей, имеющий протяжение во времени. Портрет Марии Оуэнс, висящий над кроватью Кайли, представляется ей теперь точным и ясным, как математическое уравнение; подчас, глядя на него вечером, Джиллиан ловит себя на том, что словно бы смотрится в зеркало. А как иначе, думает она в таких случаях. Математический расчет плюс вожделение — и вот вам в сумме твоя персона. Только сейчас она способна оценить тот факт, что получила в наследство серые глаза...
Теперь при виде Кайли, до того на нее похожей, что посторонние принимают их за мать и дочь, Джиллиан по-настоящему ощущает кровную связь. В чувстве, которое она испытывает к Кайли, поровну от науки и от любви; она готова сделать для племянницы все на свете! Лечь ради счастья Кайли под колеса грузовика, отдать несколько лет своей жизни. А между тем Джиллиан в такой мере поглощена Беном Фраем, что при всей своей любви не замечает, что Кайли с ней почти не разговаривает. Она и не подозревает, что с того времени, как в ее жизни возник Бен, у Кайли такое ощущение, будто ее использовали и бросили, и это вдвойне обидно после того, как во время бури, разразившейся в день ее рождения, она стала на сторону тети против матери. Правда, и Джиллиан в свою очередь была тоже на ее стороне и только она одна в целом мире обращается с нею как со взрослой, а не с грудным младенцем, но все равно Кайли не покидает чувство, что ее предали.
Втайне от всех Кайли пустилась на мелкие пакости, более в духе зловредной Антонии. Сыпанула своей тете в туфли табачного пепла — пусть покрасуется замарашкой с грязными ногами, еще и клею капнула туда же для верности. Вывалила в сток ванны баночку тунца в собственном соку, после чего Джиллиан выкупалась в масляной воде с таким сильным рыбным запахом, что на него, впрыгнув в открытое окно, сбежались четыре бродячих кота.
— Что-нибудь не так? — спросила однажды Джиллиан, поймав на себе враждебный взгляд племянницы.
— Не так? — Кайли похлопала ресницами. Она знала, какой невинный вид умеет напустить на себя, когда захочет. Прикинуться пай-девочкой, какой была когда-то. — С чего это ты взяла?
В тот же вечер Кайли заказала с доставкой на дом по адресу Бена Фрая пять штук пицц с анчоусами.
Жить, затаив в душе злобу, было противно, она хотела бы радоваться за Джиллиан, честное слово, да все как-то не получалось, покуда в один прекрасный день ей не довелось увидеть, как Джиллиан с Беном идут вдвоем мимо здания школы. Кайли в это время направлялась с полотенцем через плечо купаться в городской бассейн, но при этом зрелище остановилась как вкопанная на тротуаре перед домом миссис Джеруши, хотя миссис Джеруши, как известно, только ступи ногой к ней на газон, напустится на тебя с огородной кишкой и держит злобного кокер-спаниеля, суку-медалистку по кличке Мэри-Анн, которая жрет воробушков, пускает слюни и хватает за лодыжки маленьких детей.
В воздухе, окружая Бена и Джиллиан, дрожало бледно-желтое сияние, расходясь во все стороны по улице, поднимаясь над крышами домов. Воздух полнился лимонным светом, и Кайли, закрыв глаза, перенеслась мысленно в сад к тетушкам. Там тоже — сядешь в тень в разгар августовской жары, потрешь пальцами лимонный тимьян, и воздух наполнится таким золотистым светом, как будто над тобою роятся пчелы, даже когда на целый день зарядит дождик. В том саду по знойным, безветренным дням легко вообразить себе возможности, сама мысль о которых прежде не приходила тебе в голову. Словно, откуда ни возьмись, вдруг прилетела надежда, опустилась возле тебя и никуда больше не денется, не покинет тебя отныне.
В тот день, когда Кайли остановилась перед домом миссис Джеруши, не только она ощутила присутствие чего-то необычайного в окружающей атмосфере. Компания мальчишек, прервав игру в кикбол, остановилась, потирая себе носы, пораженная благоуханием, струящимся с плоских крыш. Самый младший повернулся и побежал домой попросить у мамы лимонного кекса, разогретого в духовке и намазанного медом.
Хозяйки подходили к окну и, облокотясь на подоконник, впервые за много лет вдыхали воздух полной грудью. Они давно и думать забыли о надежде, и вот она явилась, цепляясь за верхушки деревьев, путаясь меж дымовых труб. Когда эти женщины опускали взгляд и видели, как по улице идут в обнимку Джиллиан с Беном, у них щемило сердце, и они шли с пересохшим горлом пить лимонад, но, даже осушив целый кувшин, не могли утолить свою жажду.
После этого держать зло на Джиллиан стало трудно, ненавидеть ее, тая обиду, не удавалось вовсе. Чувство Джиллиан к Бену Фраю излучало такую мощь, что масло у Салли в доме постоянно таяло, как бывает всегда, если у вас под крышей поселилась любовь. Бруски масла таяли даже в холодильнике, так что на ломтики хлеба из тостера его приходилось наливать, а для прочих надобностей — зачерпывать столовой ложкой.
По вечерам, когда Джиллиан на ночь глядя штудирует биологию, Кайли, лежа в постели напротив, листает для вида журналы, а на самом деле ведет наблюдение. Она считает удачей, что может набираться сведений о любви от такой женщины, как ее тетя. Она слыхала, как судачат люди, и видела: даже те, кто считает своим долгом подчеркнуть, что Джиллиан — дешевка, все-таки ей завидуют. Пусть Джиллиан всего только официантка из «Гамбургеров», пусть у нее от аризонского солнца морщинки по углам глаз и у рта, но это ее полюбил Бен Фрай. Это с ее лица день и ночь не сходит счастливая улыбка.
— А ну угадай, какой орган у человека самый большой, — предлагает Джиллиан племяннице как-то вечером, когда обе они читают, лежа в постели.
— Кожа, — говорит Кайли.
— Ишь ты! — говорит Джиллиан. — Все-то она знает!
— Люди завидуют, что тебе достался мистер Фрай, — говорит Кайли.
Джиллиан продолжает читать учебник по биологии, часть первую, но это не значит, что она не слушает. Она обладает способностью говорить об одном, а обдумывать в это время другое. Научилась, проведя столько времени в обществе Джимми.
— Это звучит так, словно он — товар, который подвернулся мне на распродаже. Типа грейпфрута или еще чего-нибудь, что мне досталось за полцены. — Джиллиан морщит нос. — Во всяком случае, удача тут ни при чем.
Кайли перекатывается на живот, чтобы удобнее было следить за мечтательным выражением лица Джиллиан.
— А что тогда при чем?
— Рок. — Джиллиан захлопывает учебник по биологии. Улыбка у нее замечательная, в этом ей определенно не откажешь. — Судьба.
Ночью Кайли размышляет о судьбе. Думает о своем отце, которого помнит лишь по единственной фотографии. Думает и о Гидеоне Барнсе, потому что, дай себе волю, могла бы в него влюбиться, и знает, что он мог бы ответить ей тем же. Только Кайли далеко не убеждена, что это ей нужно. Не уверена, что она к этому готова и будет вообще готова когда-нибудь. Она в последнее время так восприимчива, так чутко улавливает все вокруг, что без труда может перехватить то, что снится Джиллиан, лежащей в постели напротив, — такие неприличные, откровенные сны, что Кайли просыпается вся горячая, растревоженная, в еще большем недоумении и замешательстве, чем прежде.
Оказалось, что быть тринадцатилетней — совсем не то, на что она надеялась. В тринадцать лет одиноко и ничуточки не весело. У нее иногда такое впечатление, будто она ненароком забрела в неведомый таинственный мир, где все непонятно. Когда она смотрится в зеркало, то не может решить для себя, кто же она все-таки. Если в конце концов это удастся установить, будет понятно хотя бы, в какой цвет покрасить волосы — светлый или каштановый, а пока что она на перепутье. На перепутье решительно во всем. Ей скучно без Гидеона; она спускается в подвал и достает свою шахматную доску, которая неизменно напоминает ей о нем, но заставить себя взять трубку и позвонить ему не может. Если ей встретятся девочки из ее класса и позовут с собой купаться или прошвырнуться по торговому центру, ей это неинтересно. Не потому, что она имеет что-нибудь против них, — просто ей неохота, чтобы они увидели, кто она есть на самом деле, когда ей самой это еще неизвестно.
