Сын теней - Марильер Джульет (полные книги TXT) 📗
— Еще одну, — сказала я. — Последнюю. И теперь пора снова стать серьезными и вспомнить о том, как хрупка наша жизнь. Прошлой ночью я говорила вам о величайшем герое Ольстера, Кухулине. Вы помните, он возлег с воительницей по имени Уатах, и она родила сына через некоторое время после того, как он покинул те берега. Кухулин не бросил ее совсем без средств. Он оставил ей небольшое золотое колечко на мизинец, а потом уехал, чтобы жениться на своей прекрасной Эмер.
— Как великодушно, — сухо прокомментировал кто-то.
— Уатах к такому привыкла. Она была самостоятельной, сильной женщиной, у нее не было времени на мужской эгоизм. Сегодня она родила сына, а завтра уже вышла из дому, крутя над головой боевой топор. Она назвала сына Конлайх и, как вы догадываетесь, он рос мастером во всем, что касается боя, и немногие могли с ним сравниться. Когда ему минуло двенадцать, мать-воительница отдала ему золотое колечко, чтобы он носил его на цепочке на шее, и рассказала, кто его отец.
— Неудачная идея? — спросил Змей.
— Когда как. Мальчик должен знать, кто его отец. И кто знает, может, у этой истории был бы тот же конец, даже если бы Уатах все скрыла от мальчика? В его жилах текла кровь Кухулина, знал он о том или нет. Этот юноша был создан для битв, для риска и полон неукротимой храбрости, присущей его отцу.
Она держала его при себе столько, сколько это возможно, но настал день, когда Конлайху исполнилось четырнадцать, он почувствовал себя мужчиной и собрался в дорогу, чтобы разыскать своего отца и показать ему, какой замечательный у него вырос сын. Уатах мучили дурные предчувствия, и она раздумывала, как бы защитить мальчика. Ему следовало соблюдать осторожность, так она думала, и никому не рассказывать, что он является сыном величайшего героя Ольстера. По крайней мере, до тех пор, пока он не окажется в пиршественном зале своего отца. Там он будет в безопасности, а вот на пути ему могут встретиться люди, чьи сыновья, отцы и братья пали от руки Кухулина, и эти люди, возможно, захотят отомстить отцу, убив его сына. И она заставила Конлайха пообещать, что ни одному встретившемуся в пути воину он не откроет своего имени. И он дал ей обещание, ведь она была его матерью. Таким образом, сама того не желая, она, заботясь о его безопасности, лишь предопределила его судьбу.
Воцарилась тишина, лишь легкий ветерок шелестел над нами в тени ветвей. Было новолуние.
— Через море от острова Альба и через всю ирландскую землю прошел Конлайх, всю дорогу до графства Ольстер, и наконец подошел к дому отца своего, великого героя Кухулина. Высокий и сильный мальчик, облаченный в шлем и латы, он ничем не отличался от бывалого воина. Он подъехал к воротам и с вызовом поднял свой меч. И к нему вышел Конал, сводный брат Кухулина.
— Как твое имя, наглый выскочка? — закричал Конал. — Назови мне его, чтобы я знал, чей сын поверженным ляжет у моих ног в конце поединка!
Но Конлайх не ответил ни слова, храня данное матери обещание. Последовала короткая, жестокая схватка, за которой Кухулин и его воины с интересом наблюдали с крепостной стены. И в конце этой схватки вовсе не вызвавший упал на землю побежденным.
Потом я рассказала, как мальчишка побеждал любого воина, выходившего за ворота замка с мечом, топором или дубиной, пока сам Кухулин не решил принять вызов, поскольку ему понравился разворот плеч юноши и ловкость его прыжков. Он даже, вне сомнения, увидел в нем что-то от себя самого.
— Я спущусь и сам займусь этим парнем, — произнес он. — Он кажется мне достойным противником, хоть и немного нахальным. Посмотрим, как он справится с искусством самого Кухулина. Если он выстоит против меня, пока солнце не опустится за эти вязы, я с почетом призову его к себе в дом и сделаю одним из своих соратников, если таково будет его желание.
И он спустился со стены, и вышел за ворота, и сообщил юноше, кто он и что задумал. «Отец», — прошептал Конлайх, но вслух не сказал ни слова, ибо был верен данному матери обещанию и не хотел его нарушать. Кухулин почувствовал себя оскорбленным нежеланием противника назвать свое имя. Он начал бой, гневаясь, что никогда не приводит к добру.
Мужчины согласно забормотали. Я наблюдала за Браном. Просто не могла ничего с собой поделать, он ведь сидел совсем рядом со мной, и лицо его было освещено светом костра, в который он смотрел с очень странным выражением лица. Что-то в моей истории привлекло его внимание там, где другие ничего не заметили. Не знай я, что он за человек, я бы сказала, что в его выражении есть нечто сродни испугу. Наверное, просто игра света, сказала я себе и продолжила рассказ:
— Так вот… это был такой бой, какой нечасто можно увидеть. Суровый, опытный воин против быстрого, пылкого юноши. Они бились на мечах и на топорах, кружились то в одну, то в другую сторону, то туда, то сюда, приседали и распрямлялись, подпрыгивали и изгибались так быстро, что временами сложно было разобрать, кто из них где. Один из наблюдателей на стене заметил, что фигурой и осанкой они были как две горошины из одного стручка. Солнце опускалось все ниже и ниже и, наконец, достигло вершины самого высокого вяза. Кухулин подумал было прекратить поединок, поскольку на самом деле он всего лишь играл с нахальным мальчишкой. Его собственное боевое искусство далеко превышало способности безымянного противника, и он планировал длить испытание не дольше отмеренного им самим срока, а после протянуть руку дружбы.
Но Конлайх, в безумной надежде продемонстрировать свои способности с лучшей стороны, сделал искусный выпад мечом и хоп! В его руке оказалась рыжая прядь волос Кухулина, аккуратно срезанная с головы. На секунду, на одну лишь секунду, безумие битвы обуяло Кухулина, и не успел он сам понять, что происходит, как издал дикий рык и погрузил свой меч глубоко в тело противника.
Вокруг меня зашумели голоса: лишь некоторые слушатели видели, как это бывает, но все поголовно ощутили ужас происходящего в сказании.
— Как только Кухулин это сделал, безумие оставило его. Он выдернул меч, и кровь Конлайха рекой потекла на землю. Люди Кухулина спустились, сняли с незнакомца шлем, и тут обнаружилось, что он всего лишь мальчик, чьи глаза уже затуманились от дыхания смерти, чье лицо все белело и белело, пока солнце садилось за вязы. Тогда Кухулин расстегнул одежду мальчика, пытаясь облегчить его последние страдания. И увидел маленькое золотое кольцо на цепочке. То самое кольцо, которое подарил Уатах почти пятнадцать лет назад.
Бран приставил руку ко лбу, скрывая глаза. Он по-прежнему, не мигая, смотрел на огонь. Что я такого сказала?
— Он убил собственного сына… — прошептал кто-то.
— Своего ребенка, — произнес кто-то, — собственного ребенка.
— Было слишком поздно, — коротко сказала я. — Слишком поздно сожалеть. Слишком поздно даже для прощания, поскольку в тот самый момент, когда Кухулин понял, что он наделал, последняя искра жизни покинула его сына, и дух Конлайха отделился от тела.
— Это ужасно, — потрясенно произнес Пес.
— Это печальная история, — согласилась я и подумала, возможно ли, чтобы хоть один из них как-нибудь связал ее с собственными деяниями. — Говорят, что Кухулин внес
мальчика в дом на собственных руках и позже похоронил его со всеми почестями. Но история умалчивает о том, что он говорил и что чувствовал.
