Девушка в переводе - Квок Джин (версия книг txt) 📗
— О, только взгляни! — Ма указывала на громадный магазин музыкальных инструментов.
Заглянув сквозь витрину, я увидела рояли, виолончели, скрипки. В глубине удалось различить шкафы с нотами.
— Давайте зайдем, — предложил Мэтт.
— Нет, нет, мы же все равно ничего не сможем купить, — возразила Ма.
— Ничего страшного, если просто посмотрим, — решительно заявила я.
Я-то знала, как ей хочется зайти, и мы с Мэттом буквально втащили ее внутрь.
Прохладный кондиционированный воздух — настоящий рай. Множество покупателей бродили по залу, рассматривали инструменты, листали ноты, и Ма постепенно расслабилась. Кое-кто даже садился за рояль, пробуя инструмент. Мне страстно захотелось такой вот чистой, устланной коврами жизни. Ма смотрела вокруг широко распахнув глаза, как маленькая девочка. Потом принялась увлеченно листать сборник Моцарта и полностью ушла в это занятие.
Мы с Мэттом слонялись в сторонке.
— Я и не знал, что твоя мама так любит музыку, — удивился Мэтт.
— Она преподавала музыку, давно, дома. А твои родители? Чем они интересуются?
— Ма так много работает, что успевает только заботиться о Парке. А отца у нас нет. Так что за всеми должен присматривать я.
Я улыбнулась. Мэтт всегда так серьезно относился к своему статусу в семье. Но я впервые услышала от него об отце.
— Он что, куда-то уехал?
Мэтт, не глядя в глаза, кивнул и тут же заволновался:
— А где твоя мама?
Я обернулась — Ма стояла у рояля. Мы с Мэттом поспешили к ней.
— Красивый инструмент, правда? — Ма задумчиво перебирала листочки с нотами, забытые кем-то на крышке рояля. — Звучит, должно быть, чудесно.
— Попробуйте, — предложил Мэтт. — Можно ведь нажать несколько клавиш.
— О нет.
— Ну пожалуйста. — Мне очень хотелось, чтобы Ма поиграла для Мэтта, чтобы он увидел — мы нечто большее, чем простые фабричные работницы.
Ма медленно опустилась на табурет.
— Твой папа любил эту вещь, — тихо произнесла она, пробегая пальцами по клавиатуре, прежде чем заиграть Шопена, «Ноктюрн Ля-бемоль».
У Мэтта изумленно отвисла челюсть.
Прикрыв глаза, я слушала и вспоминала, как Ма играла дома на нашем пианино, как грациозно ее хрупкие пальцы порхали по клавишам. Она сыграла начало, остановилась. Но мы уже привлекли внимание продавца.
— Мадам прекрасно играет. У инструмента великолепный тон, не так ли?
Пока я прикидывала, как бы повежливее прогнать его, вмешался Мэтт.
— О да, — решительно сказал он по-английски. — Благодарю, но мы просто смотрим.
Впервые кто-то снял ношу с моих плеч.
Потом мы бродили по Тай-Ам-Си Арене, глазея на небоскребы.
— Подумать только, у меня уже глаза на лоб вылезли, так хотела рассмотреть самую верхушку, — хохотала Ма перед особенно высоким зданием.
— Я его могу ладонями измерить. — Чуть отступив назад, Мэтт сделал вид, будто руками обмеряет здание.
Это мне кое о чем напомнило. Не хотелось портить настроение, но мне необходимо было знать.
— А что с мистером Паком? — спросила я Мэтта. Живя в Чайнатауне, Мэтт знал многих с нашей фабрики, был в курсе всех сплетен.
— На фабрику он не вернется. Ожог очень сильный, и его жена считает, что работать там слишком опасно.
— И что же он будет делать?
— Она работает на ювелирной фабрике, так что, готов спорить, он устроится туда к ней, когда поправится.
— А чем там занимаются?
— Делают четки и всякие украшения. Можно взять работу домой, но заработок хуже, чем у нас на фабрике. И руки нужны очень ловкие.
Я покосилась на Ма. Может, это выход для нас?
Она отрицательно помотала головой:
— Вспомни, как холодно у нас дома, А-Ким.
Да, в нашей нетопленой квартире мы никогда не смогли бы нанизывать бусы.
Наконец мы отправились к статуе Свободы. Ма хотела было заплатить за жетон метро для Мэтта, но тот успел проскользнуть самостоятельно.
— Так, мы не будем выходить к самой статуе Свободы, — объявил Мэтт. — На катере слишком дорого. А мы сядем на паром до Стейтен-Айленд, он стоит всего двадцать пять центов, и вид с него даже лучше.
— Отлично, — согласилась Ма.
Большой желтый паром напоминал мне паромы в заливе Коулун; Мэтт повел нас на верхнюю палубу. Ма посчитала, что там слишком ветрено, и вернулась вниз. А мы с Мэттом стояли у металлических поручней, и прохладный ветер дул в лицо. Перед нами расстилался океан.
— Скоро откроется первоклассный вид, — пообещал Мэтт и поспешил вниз позвать Ма. Удивительно, как он может быть таким грубым и в то же время внимательным и заботливым.
От вида на статую Свободы захватывало дух. Так близко и такая великолепная. Ма крепко стиснула мою ладонь.
— Как долго мы мечтали об этом, — прошептала она.
— Да, мы на самом деле в Америке.
— Она не напоминает вам Гуанинь? — размышлял вслух Мэтт.
Мы согласно кивнули.
Позже, когда мы уже вернулись домой, Ма сказала:
— Я ошибалась насчет этого мальчика, By. Он не просто симпатичный, у него еще и настоящее человеческое сердце. — Она хотела сказать, он способен сострадать и глубоко чувствовать.
Спрятав лицо в подушку, я промолчала, но думала только о Мэтте.
Девятый класс знаменовал собой переход в старшую школу. Большинство из нас учились здесь и в седьмом, и в восьмом, но в девятый класс пришло несколько новеньких. Учебный год начался с тестов по математике и естествознанию, чтобы распределить нас по группам. Все, особенно отличники, нервничали, потому что количество мест в специальных математических и естественнонаучных группах было ограничено, а все мечтали туда попасть. Хотя тесты всего лишь определяли способности, многие занимались с репетиторами. Прошел слух, что в некоторые колледжи будут принимать только тех, кто обучался по углубленной программе.
После пыльной и тяжелой физической работы на фабрике я окуналась в чистый логический рай науки, где чувствовала себя в полной безопасности. Исключительно ради удовольствия я начала читать книги о предметах, которые в школе мы изучали лишь обзорно, — аминокислоты, митоз, прокариоты, ДНК-тесты, кариотип, гибридизация, эндотермические реакции. Математика была единственным языком, который я по-настоящему понимала. В ней все ясно, четко, систематизировано и предсказуемо. Решение математических загадок доставляло невероятное удовлетворение, я забывала о своей подлинной жизни — убогой квартире и работе на фабрике. Наверное, я была единственной ученицей, которая с нетерпением предвкушала тестирование и с удовольствием выполнила все задания.
Результаты оказались невероятно высокими, даже для меня. Я была в восторге. Однако спустя несколько недель занятий математикой и естествознанием в продвинутой группе меня вызвала к себе в кабинет доктор Коупленд, заведующая кафедрой. Сердце колотилось где-то в горле, уж слишком мрачные у меня были воспоминания об этом месте.
— Кимберли, меня заинтересовали твои успехи, — начала она.
Я почти перестала дышать. Что не так на этот раз? До сих пор я получала почти идеальные оценки. В качестве дополнительного задания по биологии я разработала лабораторную методику, которая привела в восторг учителя, — использование сухого сока для определения растворов, растворителей, концентрации и симуляции активности энзимов.
— Какие-то проблемы с моими оценками?
— Откровенно говоря, они неестественно хороши. — Доктор Коупленд, прищурившись, наблюдала за моей реакцией.
Я все поняла — она не забыла прошлого инцидента с Тэмми. Страх сдавил мое горло, но я сумела выдавить:
— Я не списываю.
— Надеюсь. Все преподаватели убеждены в твоих интеллектуальных способностях, и я хотела бы им верить. Но ни один из учащихся твоего возраста никогда не добивался подобных результатов в установочных тестах. Ты учишься великолепно, между тем в средней школе твои отметки были менее убедительны. Известно тебе или нет, но бывает, образцы тестов похищают. — Она наклонилась ко мне, произнося так тихо, что я едва могла расслышать: — Я тоже блестяще училась, но никогда — так быстро и так успешно, как рассказывают о тебе. Я буду рада, если ты сумеешь развеять мои подозрения. Это замечательно, что у нас такая великолепная ученица, — но… думаю, ты понимаешь, почему мы должны быть до конца уверены. Тебе предстоит еще один экзамен, на этот раз устный, подготовленный совместно кафедрами математики и естественных наук. Каждый из учителей подготовит вопросы.