Век чудес - Уокер Карен Томпсон (полные книги .txt) 📗
Вечером мама подняла вопрос о грядущем дне рождения.
— Надо что-нибудь придумать, — сказала она. — Давайте устроим вечеринку!
Но я даже не знала, кого приглашать. Мама и не подозревала, что все перемены я теперь проводила в одиночестве, делая вид, что болтаю по телефону. Моя жизнь изменялась со скоростью движения зыбучих песков. Вот и Гэбби исчезла.
— В такое трудное время просто необходимо отмечать хорошие события! — продолжала мама.
В итоге я согласилась на обед, уточнив, что будем только мы с дедушкой.
— Может, хоть Ханну позовем? — предложила мама. — Я так давно ее не видела.
— Нет, без Ханны, — отрезала я.
К ужину я уже сгорала от страха за Гэбби. Мне казалось, что этот жар выделяется сквозь поры моей кожи, словно феромоны, или пот, или какой-нибудь другой химический сигнал, призывающий маму Гэбби к нашему крыльцу. Собственно, она и пришла к нам после восьми вечера, чтобы спросить, не видели ли мы ее дочь.
Моя мама встала в дверном проеме и сказала извиняющимся тоном:
— Нет, не видели. А вы узнавали у других ее подруг?
Мама Гэбби в строгой юбке и на каблуках посмотрела мне прямо в глаза. К концу рабочего дня помада стерлась с ее губ, но карандашный контур еще оставался.
— Умоляю, только не говорите ей, что это я ее выдала, — попросила я.
— А ты знаешь, где она? — удивилась моя мама.
— Кажется, что она уехала с одним парнем в Циркадию.
— В какую еще, черт побери, Циркадию? — спросила мама Гэбби.
Она носила контактные линзы, которые раздражали ей глаза, и поэтому все время моргала. Когда у нее потекли слезы, она заморгала еще чаще.
— Ну, это одна из колоний реального времени.
Мама Гэбби немедленно заявила в полицию. Вместе с отцом Гэбби они помчались в пустыню и ночь напролет стучались в двери всех домов. Поскольку светило солнце, в Циркадии был день, и ее жители бодрствовали.
Под утро Гэбби обнаружили в закусочной за бокалом вина в компании более взрослого беглеца из другой части штата. Парня звали Кейт. Гэбби удалось провести в Циркадии всего одну ночь.
После этой истории она изменилась до неузнаваемости. Оказавшись дома, Гэбби впала в тоску и преисполнилась разочарования. Она напоминала путешественника, вынужденного вернуться домой из потрясающей экзотической страны.
— Это ты сказала маме, где меня искать? — спросила она.
— Нет, — ответила я.
Она посмотрела на меня и скептически протянула:
— Правда?
— Клянусь.
— Когда-нибудь я туда обязательно вернусь, — сказала она тоном человека, обогатившегося новым опытом. — Трудно объяснить. Циркадия — такое место… Как же это называется? Утопия? Там все совершенно расслаблены. И относятся к тебе как к взрослой. Неважно, как ты выглядишь, во что одета.
Как я узнала позднее, у Циркадии была недолгая история. За год до начала замедления один застройщик возвел в пустыне, в ста пятидесяти километрах от ближайшего населенного пункта, несколько бетонных коробок. Он считал, что эта полоса земли в скором времени примкнет к разрастающимся прибрежным городам Калифорнии. Но за полгода до начала замедления застройщик обанкротился. Работы остановились. Незаконченные дома так и пустовали до тех пор, пока группа приверженцев «дневного света» не выкупила участок со всеми строениями и не назвала его в честь собственной системы времяисчисления.
Гэбби описывала Циркадию как земной рай, не имеющий ничего общего с нашим городком. Она уверяла, что время там идет по-другому. Один час казался ей целым днем. Сердце там билось реже, чем здесь. Люди дышали глубже. И практически никогда не сердились друг на друга — просто не находили повода. Гэбби не сомневалась, что обитатели Циркадии будут жить дольше, чем мы. Вообще все там длилось дольше: трапезы, смех, взгляды Кейта после первого поцелуя.
— Такая жизнь меняет людей. Они намного лучше тех, кто живет здесь, — сказала Гэбби.
По ее рассказам, жители Циркадии представляли собой новое поколение благородных первопроходцев, умеющих и работать, и отдыхать. Они спали двадцать четыре часа подряд, а потом могли бодрствовать сколько угодно, не чувствуя усталости. Нам это казалось абсурдом. Но ученые подтверждали, что внутренние биоритмы циркадийцев стали значительно более гибкими, чем у обычных людей.
Рассказы Гэбби о Циркадии запали мне в память. Я лелеяла мечту когда-нибудь уехать далеко-далеко. И белыми ночами, когда солнечный свет проникал в щели между шторами, я нередко пыталась представить себе, как можно засыпать сразу после захода солнца. Каким, наверное, странным и мирным становится сон в еженощной темноте. Какой тишины полна плотная тьма пустыни, пронизанная лишь светом звезд. Не грохочут машины на автострадах. Не жужжат электропровода. Не слышно даже тиканья часов, ведь в Циркадии их ни у кого нет. Возможно, я никогда, и не знала такой тишины.
Как только волосы Гэбби достигли длины симпатичной стрижки, ее отправили в пансион, расположенный в ста пятидесяти километрах от дома. Гэбби оказалась моей последней настоящей подругой, и ее я тоже потеряла.
23
В борьбе с великой перетасовкой судеб, начавшейся после замедления, большинство из нас потерпели поражение. По сравнению с прошлым, положение почти у всех ухудшилось. Одни заболевали, другие впадали в депрессию. Под влиянием стресса распадались множество браков. С рынков утекали миллиарды долларов. Кроме привычного уклада жизни, мы потеряли душевное равновесие. Мы утратили веру.
Впрочем, пострадали не все. Некоторым счастливчикам повезло. Среди них оказались Микаэла и ее мама.
Шесть месяцев назад Микаэла встретила учебный год в съемной квартире с видом на парковку, в глухом тупике. Снаружи к зданию лепилась ржавая черная лестница. Вы стучали в квартиру «2Б», слышали грохот дверной цепочки, а затем Микаэла открывала вам.
Но уже в феврале попасть к ней стало можно, только предъявив водительские права охраннику, который сидел в будке возле входа. Перед тем как открыть электронные ворота, он звонил в дом Микаэлы и докладывал о посетителе. У мамы Микаэлы появился обеспеченный друг, к которому они переехали жить.
Я страшно разволновалась, когда она позвала меня в гости. Уже несколько месяцев меня никто никуда не приглашал.
— И захвати купальник, — сказала Микаэла по телефону. — Здесь во дворе бассейн и джакузи.
Миновав ворота, мы с папой в молчании проехали десяток особняков, окруженных фонтанами или водоемами. Повсюду виднелись конюшни и теннисные корты.
— Ты только посмотри, — удивлялся отец. — За кого же она выскочила замуж?
Мама осталась дома: у нее началось очередное помутнение сознания. Мы никогда не могли предугадать, когда случится следующий приступ.
— Они не женаты, — ответила я. — Но думаю, все к этому идет.
Пока мы двигались вперед, небо окрасилось в необычный оранжевый цвет. На востоке горели леса, дым добрался до побережья. Обычно это время года проходило без по жаров, но теперь огонь пожирал остатки засохших растений. Воздух наполнился запахом гари, даже солнечный свет стал менее ярким. Все белые предметы приобрели янтарный оттенок.
Необъятная искусственная лужайка у дома, адрес которого дала Микаэла, была опоясана круговой дорожкой Стебельки, сделанные из какого-то мягкого материала приятно обманывали ногу: трава казалась совершенно на стоящей. Она даже пахла как настоящая. Некоторые производители дорогих газонов использовали ароматизацию, но потом перестали: мы сами уже постепенно забывали запах настоящей травы.
Построенный в стиле ранчо, дом вытянулся по всей длине участка, словно человек, который прилег позагорать у бассейна. На двери висело толстое стальное кольцо. Не успела я его коснуться, как на пороге появилась Микаэла.
Сквозь белый топик просвечивал розовый купальник, на шее болтались тесемки.
— Входи, — пригласила она.
У выхода застегивала хозяйственную сумку невысокая мексиканка. В воздухе витал аромат сладкой выпечки.
