Пленница былой любви - Махмуди Бетти (библиотека книг .TXT) 📗
Муди увидел мои слезы.
– Что случилось? – спросил он.
– История об умирающем отце… – разрыдалась я. – Как ты можешь держать меня вдали от моего отца, когда он умирает? Ты не выполняешь долг, о котором писал твой собственный дедушка.
– Разве твой отец – мусульманин? – иронично спросил он.
– Разумеется, нет.
– В таком случае, это не имеет значения. Он не в счет.
Я убежала в спальню, чтобы выплакаться. Я так глубоко ощущала свое собственное одиночество, что почти не могла дышать. С закрытыми глазами я представила лицо папы и услышала его голос: «Помни: хотеть – значит мочь».
«Должен же быть какой-то способ. Ну просто должен!» – твердила я себе.
В один из визитов Хакимы подбросили мысль, чтобы я начала вместе с Махтаб ходить на лекции по Корану для англоязычных женщин. Они проводились по четвергам в полдень в мечети Хосайни Эршада. Это предложение было еще одним доказательством добрых намерений ко мне. Кроме того, они советовали Муди позволить мне чаще встречаться с людьми, которые говорят на моем родном языке. Хакимы были бы в восторге, если бы я стала послушной мусульманской женой, но исключительно из моих собственных побуждений.
Это предложение мгновенно придало мне сил. Я воспрянула духом. У меня не было желания изучать Коран, но перспектива регулярных встреч с женщинами, говорящими по-английски, была восхитительной.
Муди воспринял это сдержанно. Однако я знала, что он должен согласиться. Каждое Пожелание аги Хакима для Муди было равнозначно приказу.
В следующий четверг Муди, хотя и неохотно, отвез нас на такси в мечеть. Он попытался войти в класс, но решительная англичанка преградила ему дорогу.
– Я хотел только посмотреть, что здесь происходит, – сказал он. – Хочу увидеть, как здесь все организовано.
– Нет, – резко ответила она, – сюда приходят только женщины. Мужчинам вход воспрещен.
Я испугалась, что Муди придет в ярость и именно сейчас впервые пойдет против воли аги Хакима. Он прищурил глаза, присматриваясь к собирающимся на лекцию женщинам. Все были закрыты соответствующим образом, большинство в чадре. Выглядели послушными мусульманками, хотя говорили по-английски. Ни одна не напоминала агента CIA.
После нескольких минут колебаний Муди пришлось признать, что ага Хаким был прав и это действительно поможет мне ассимилироваться в Тегеране. Пожав плечами, он вышел, оставляя Махтаб и меня на попечение англичанки.
– Никакой болтовни, – предупредила она. – Мы здесь для того, чтобы изучать Коран.
И мы стали изучать. Читали его хором, участвовали в «часах вопросов и ответов», прославляющих ислам и унижающих христианство, вместе произносили полуденную молитву. Само по себе это не было приятным времяпрепровождением, но у меня пробуждался огромный интерес, когда я присматривалась к лицам этих женщин. Мне хотелось узнать их историю. Оказались они здесь по собственному желанию или были среди них такие же несчастные, как я?
Я думала, что после лекции Муди будет ждать нас возле мечети, но не обнаружила его в волнообразной толпе спешащих хмурых иранцев. Не желая возбуждать его подозрений с первого дня, я остановила оранжевое такси, и мы поехали домой. Когда я открыла дверь, Муди взглянул на часы и остался доволен, что я не злоупотребила предоставленной мне привилегией.
– Эта лекция произвела на меня большое впечатление! – сказала я. – Там, правда, нужно работать. Не позволят уйти, пока не выучишь. Мне кажется, что я там многому сумею научиться.
– Хорошо, – согласился Муди, сдержанно давая выход удовлетворению, что его жена совершила значительный шаг на пути к отведенному ей месту в Исламской Республике Иран.
Я была тоже удовлетворена, но совсем по другой причине. Я сделала маленький шаг на пути к освобождению из Исламской Республики Иран.
Лекции по Корану начинались сразу же после занятий в школе. Вначале Муди считал необходимым провожать нас до мечети, но я хорошо знала, что пройдет немного времени и он позволит нам ходить туда самим. Таким образом, я буду свободна почти весь четверг.
Хотя любые разговоры были запрещены, перед занятиями и после них все-таки происходил обмен мнениями. После второго занятия одна из женщин спросила, откуда я. Когда я сказала, что из штата Мичиган, она обрадовалась и заявила:
– Вы должны познакомиться с Элен. Она тоже из Мичигана.
Нас представили друг другу. Высокой, крепкого телосложения Элен Рафаи было около тридцати лет, но сухая кожа ее лица была стянута, поэтому она выглядела старше. Элен носила платок, так тщательно прилегающий к лицу, что я не могла увидеть цвет ее волос.
– Где вы жили в штате Мигиган? – поинтересовалась я.
– Под Лансингом.
– А конкретнее?
– Ой, никто даже не слышал об этой местности.
– Скажите мне, пожалуйста, потому что я тоже жила недалеко от Лансинга.
– В Овоссо.
– Ты шутить, наверное! – воскликнула я. – Мои родители живут в Банистере. Я работала в Элсе. Я ходила в школу в Овоссо!
Мы разволновались, как девчонки.
– Ты бы могла прийти с семьей к нам в пятницу? – спросила Элен.
– Не знаю. Муж не позволяет мне ни с кем ни разговаривать, ни встречаться. Не думаю, чтобы он согласился, но я спрошу.
В этот раз Муди ждал нас возле мечети. Я удивила его естественной, искренней улыбкой.
– Угадай, что случилось, – воскликнула я. – Ни за что не догадаешься. Я встретила землячку из Овоссо.
Моя радость успокоила Муди. Впервые за много месяцев он увидел улыбку на моем лице. Я представила его Элен. Какое-то время мы разговаривали, чтобы познакомиться поближе, а потом я сказала:
– Элен приглашает нас к себе в пятницу.
В глубине души я была убеждена, что Муди откажется, но он ответил:
– Хорошо!
Элен прервала учебу в последнем классе средней школы и вышла замуж за Хормоза Рафаи. Она решила свою судьбу, став женой на содержании мужа. Хормоз, инженер-электрик, получивший образование в Америке, занимал довольно высокое положение и в общественном, и в материальном плане и, естественно, полностью принял на себя роль кормильца и опекуна.
Подобно Муди, Хомоз был уже американизирован. В Иране он был зачислен в список врагов режима шаха. Возвращение на родину в те времена означало бы для него тюремное заключение, а, возможно, пытки и смерть от рук совака. Но так же, как и в случае с Муди, политические события на другом полушарии оказали очень сильное влияние на его личную жизнь.
Хормоз получил работу в Миннесоте, и они жили там с Элен, как более или менее типичная американская семья. У них родилась девочка Джессика. Второго ребенка Элен поехала рожать в Овоссо. 28 февраля 1978 года она родила сына и в тот же день позвонила Хормозу, чтобы поделиться с ним радостной новостью.
– Я не могу сейчас разговаривать с тобой, потому что слушаю радио, – сказал он.
Как раз в тот день шах покинул Иран.
Сколько еще было таких людей, как Хормоз и Муди, для которых изгнание и бесчестье шаха стали сигналом к возвращению в прошлое?
Когда Хормоз наконец сообразил, что жена подарила ему сына, он дал ему иранское имя Али. Его жизнь, а значит, и жизнь Элен резко изменилась.
Муди сопротивлялся пять лет, а Хормоз почти сразу же решил вернуться на родину и строить жизнь под руководством аятоллы Хомейни.
Элен, лояльная американка, противилась этой идее, но она была женой и матерью. Хормоз категорично поставил вопрос: в любом случае он возвращается в Иран – с семьей или без нее. Оказавшись в безвыходной ситуации, Элен согласилась попытаться жить в Иране, по крайней мере, хоть какое-то время. Хормоз убедил ее, что если она будет чувствовать себя плохо в Тегеране, то сможет вернуться с детьми в Америку, когда только захочет.
В Тегеране она, как и я, оказалась в домашнем заключении. Хормоз решил, что никогда не вернется в Америку. Она стала гражданкой Ирана, подчиняющейся законам этой страны и воле мужа. Какое-то время он просто ее избивал.
