Пленница былой любви - Махмуди Бетти (библиотека книг .TXT) 📗
Глаза Хелен расширились, а господин Винкоп нервно раскашлялся. Я сама не верила своим словам, просто не допускала, что могу позволить себе так рисковать.
На какое-то время воцарилась тишина. Убедившись в серьезности моих намерений, господин Винкоп глубоко вздохнул и сказал:
– Наша обязанность – предоставить вам информацию, но я все-таки не советовал бы связываться с ними.
– Я намерена воспользоваться любой возможностью, – ответила я.
Он подал мне номер телефона Триш, и я сразу позвонила ей.
– Я звоню из посольства, от вице-консула, – представилась я.
Триш обрадовалась моему звонку.
– Вчера вечером я разговаривала с вашей мамой, – сообщила она. – Мы общаемся с ней ежедневно. Она все время плачет. Она в отчаянии, просит, чтобы мы чем-нибудь помогли вам, и мы обещали сделать все, что в наших силах. Мы ждали, пытались с вами связаться. Как нам встретиться?
Мы согласовали детали. Завтра утром я скажу Муди, что после школы мне нужно сделать покупки, так что мы возвратимся несколько позднее обычного. Если у него не появятся подозрения, я позвоню Триш и подтвержу встречу. Мы с Махтаб в 12 часов 15 минут будем у бокового выхода из парка Карош. Триш и Сьюзан подъедут туда на белой машине.
– Договорились! – сказала Триш. – Мы будем там.
Мне понравился ее энтузиазм, но я была насторожена. Что все это значит? Ей нужны деньги или это жажда острых ощущений? Я так хотела верить в искренность ее намерений, но какие у нее возможности? И все же ее оптимизм заражал, а это для меня сейчас было так важно.
Когда я положила телефонную трубку, Хелен долго не могла успокоиться.
Муди ничего не заподозрил. Чуть позже я спросила:
– Вы не хотели бы съесть на ужин пиццу?
– Очень хотели бы! – хором ответили Муди, Маммаль и Насерин.
Никто из них не подозревал, что я что-то замышляю. Мною обуревали разные мысли, сомнения, которые лишали сна. Разумно ли я поступаю? Нужно ли мне слушать советы сотрудников посольства или попытаться вырваться на свободу любыми способами? Подвергаю ли я Махтаб опасности? Имею ли на это право? А если нас поймают? Отошлют ли меня к Муди или же, что еще хуже, депортируют из страны, а Махтаб передадут законному, по их пониманию, хозяину, то есть отцу? Это было страшнее всего: я не могла вернуться в Америку без Махтаб.
Почти невозможным оказалось продумать и предусмотреть ход событий предстоящего дня. Ранним утром, когда Муди поднялся к молитве, я продолжала думать, все еще не придя к окончательному решению. Нырнув снова в постель, Муди прижался ко мне, чтобы согреться и спрятаться от холода зимнего утра. Притворившись, что сплю, я уже знала, что сделаю: я должна убежать как можно дальше от этого омерзительного человека!
Спустя два часа, когда мы с Махтаб были уже готовы идти в школу, Муди все еще валялся в постели.
– Я вернусь сегодня немного позже, – бросила я как бы мимоходом, – я должна зайти в пиццерию за сыром.
– Ага, – промычал Муди.
Я приняла эту реплику как знак согласия.
Когда в полдень закончились уроки, Махтаб была так же взволнована, как и я, но, пожалуй, скрывала это лучше меня. Мы поймали такси и поехали в парк Карош, где нашли телефон-автомат.
– Мы уже на месте, – сказала я Триш.
– Через пять минут мы будем.
Вскоре появилась белая машина с двумя женщинами и несколькими расшумевшимися детьми. Та, что сидела на переднем сиденье, выскочила, схватила меня за руку и потащила в машину.
– Быстро! – скомандовала она. – Едем с нами. Я освободилась от нее.
– Нам нужно поговорить, – сказала я. – Что здесь происходит? Что все это значит?
– Неделю уже мы ищем тебя, а сейчас забираем.
Она снова дернула меня за плечо, а второй рукой поймала Махтаб, но та в страхе отскочила.
– Вы должны сейчас же ехать с нами. У вас нет выбора. Или сейчас же едем с нами, или мы не поможем вам.
– Послушай, я тебя вижу впервые. Скажи, как ты узнала обо мне? В чем заключается ваш план?
Женщина говорила быстро, пытаясь успокоить перепуганную Махтаб.
Она нервно оглядывалась вокруг, волнуясь, как бы эта сцена не привлекла внимания полиции или пасдаров.
– Я – Триш. Юди рассказала нам о тебе. Мы разговариваем с ней каждый день, а также с твоими близкими в Америке. Мы знаем, как освободить тебя отсюда.
– Как? – спросила я.
– Мы отвезем вас в одну квартиру. Возможно, вы будете прятаться там месяц, может, несколько дней или часов, не знаем. Но потом мы вывезем вас из страны.
Женщина, сидящая за рулем, вышла посмотреть, почему мы задерживаемся. Я узнала в ней «пациентку с диабетом». Триш представила ее как Сьюзан.
– Ну хорошо, расскажите мне о своем плане, – попросила я.
– Мы разработали его детально, – заверила меня Триш, – но не хотим сейчас вдаваться в подробности.
Я решила, что не сяду в машину, пока не услышу четко изложенного плана действий, так как у меня создалось впечатление, что они сами не до конца осознают, что затеяли и как это довести до логического конца.
– Поезжайте домой и доработайте свой план. Мы встретимся снова, и, когда план будет готов, я поеду с вами.
– Мы искали тебя днем и ночью. Мы хотим вырвать тебя отсюда, и сейчас у тебя есть шанс. Поедем с нами или забудь обо всем.
– Дайте мне двадцать четыре часа и доработайте свой план.
– Нет! Сейчас или никогда.
Еще некоторое время мы препирались на улице, но я была не готова отважиться на этот дерзкий скачок в сторону свободы. Что будет, если мы с Махтаб скроемся в какой-то квартире, а этим женщинам не удастся организовать побег? Как долго может американка с дочерью оставаться неузнанной в стране, где так ненавидят американцев?
– Ну хорошо. До свидания, – наконец сказала я. Триш, разозлившись, отвернулась и открыла дверцу машины.
– Ты не хочешь уходить от него и никогда его не покинешь. Твои слова пустые, и напрасно люди тебе верят, что ты хочешь уехать. Мы не верим тебе.
Машина помчалась в хаос перегруженных тегеранских улиц.
Мы с Махтаб остались одни. Слова Триш звучали у меня в ушах. Почему я не бросилась в этот водоворот, ведущий к свободе? Могло ли быть зерно правды в ее осуждении? Неужели я сама ошибаюсь, веря, что когда-нибудь нам с Махтаб удастся сбежать?..
Это были мрачные мысли. Мы могли бы уже сейчас мчаться в белой машине навстречу неизвестному, возможно, опасному будущему. Вместо этого мы поспешили в пиццерию за сыром, чтобы приготовить отменный ужин для моего мужа.
Мы стали регулярно встречаться с семьей Хакимов. Я искренне полюбила «господина в тюрбане». Муди тоже любил его. С помощью своих связей в кругу старых знакомых ага Хаким старался помочь Муди найти какую-нибудь работу в медицинских учреждениях или, по крайней мере, преподавателя. Он уговаривал Муди взяться за работу дома и начать переводить на английский труды их дедушки, которые Хаким перевел с арабского на персидский.
Муди купил пишущую машинку, сообщил мне, что я буду его секретаршей, и начал переводить трактат «Отец и ребенок», представляющий взгляды Тагати Хакима на эту проблему.
Стол в столовой Маммаля, практически не используемый, в скором времени был завален горой бумаг. Муди сидел в одном конце стола, писал и подавал мне страницы для перепечатки.
В ходе этой работы я начала лучше понимать позицию Муди. По мнению Тагати Хакима, отец полностью отвечал за воспитание ребенка. Он должен был заботиться, чтобы его ребенок правильно и достойно себя вел, «правильно» думал и жил в соответствии с законами ислама. Мать в этом процессе не играла никакой роли.
За этой кропотливой работой проходили недели. Дедушка Муди писал убористым почерком и тяжелым стилем нравоучений. Каждый день, когда я приводила Махтаб из школы, возле машинки уже лежала стопка бумаг для печатания, а Муди ждал, что я тотчас же сяду за работу, так как придавал своей деятельности огромное значение.
Однажды слова Тагати Хакима глубоко тронули меня. Он писал о долге ребенка по отношению к отцу и приводил историю об умирающем отце, который хотел в последний раз увидеть сына. Слезы текли по моим щекам. Текст расплывался… Мой собственный отец умирал, и я должна была быть возле него.
