Пленница былой любви - Махмуди Бетти (библиотека книг .TXT) 📗
Муди был переменчив: иногда пользовался своим физическим преимуществом, но временами пытался покорить меня мягкостью.
– Пойдем завтра в ресторан, – предложил он 13 февраля, – завтра День святого Валентина.
– Хорошо, я согласна.
Он решил, что отведет нас в ресторан при гостинице «Хаям», в котором обслуживающий персонал говорил по-английски. Мы с Махтаб были взволнованы. До полудня мы готовились, приводя себя в порядок. Я надела костюм из красного шелка, подходящий для такого случая, но скандальный для Ирана. Правда, мне пришлось поверх надеть манто и русари, но у меня теплилась надежда, что гостиница окажется настолько американизированной, что мне позволят предстать в ресторане в моем костюме. Я старательно уложила волосы и заменила очки контактными линзами. Махтаб надела белое плиссированное платьице в красные букетики роз и белые кожаные туфельки.
Втроем мы отправились на улицу Шариата, где сели в такси. Отель находился на центральной улице, которую многие продолжали называть именем шаха – Аллея Пехлеви.
Когда мы вышли из такси, Муди на какое-то время задержался, чтобы расплатиться. Уличное движение шумно растекалось в двух направлениях. От тротуара нас отделял заполненный грязной водой ручей. Он был слишком широк, чтобы его перепрыгнуть. Я взяла Махтаб за руку, и мы пошли к сточной решетке, где можно было переступить по сухому.
Мы стали на решетку. Посмотрев вниз, я вдруг увидела огромную, величиной с небольшого кота, омерзительную крысу, которая замерла у одной из белых туфелек Махтаб. Я быстро оттащила удивленную Махтаб обратно на проезжую часть. Крыса убежала.
– Что ты делаешь? – крикнул сзади Муди.
– Я испугалась, что эта машина может подбить ее, – солгала я, не желая, чтобы Махтаб услышала правду.
Чуть позже я шепотом рассказала Муди о случившемся на самом деле. Он не удивился. Крысы в Тегеране – элемент повседневной жизни.
Я успокоилась и попыталась радоваться предстоящему вечеру. В гостинице, вопреки рекламе, никто не говорил по-английски, а я весь ужин должна была сидеть в манто и русари. Подвергая себя опасности вызвать гнев Аллаха, я все-таки немного расстегнула манто.
Ужин оказался необычным и очень вкусным: креветки с картофелем. Муди демонстрировал щедрость, настаивая, чтобы мы после ужина выпили еще и кофе, хотя чашечка стоила около четырех долларов. Кофе не был очень хорошим, но важен был жест Муди. Он пытался сделать мне приятное. Я со своей стороны старалась убедить его, что мне действительно хорошо. Однако и сейчас я чувствовала себя неуверенно. Я знала, что Муди в одну минуту из нежного мужа может превратиться в зверя.
Меня постоянно преследовала мысль: должны ли мы были поехать с Триш и Сьюзан? Я не знала, я не могла предвидеть, что случится. Анализируя разные обстоятельства, я продолжала верить, что мое решение было разумным. Обе любительницы приключений разработали только общие черты плана. Сама я могла с ними поехать хоть на край света, но имела ли я право подвергать Махтаб такой опасности?
Однако, когда Муди терял контроль над собой, меня обуревали сомнения. Возможно, самая большая опасность для Махтаб было оставаться с отцом?
Отзвук страшного взрыва вырвал меня из беспокойного сна. Я увидела через окно воспламенившееся ночное небо. Очередные взрывы раздавались вокруг нас через краткие промежутки.
Дом дрожал.
– Бомбы! – крикнула я. – Нас бомбят!
Мы услышали вой бомбардировщиков. В окне появились снопы бело-желтого света, а затем, как гром после молнии, ужасающе пронзительно зазвенело.
Махтаб закричала в испуге. Муди схватил ее, положил между нами. Мы прижались друг к другу, безнадежно одинокие в ожидании неизбежности.
Муди в исступлении выкрикивал какие-то персидские молитвы, в его голосе слышалась паника. Он обнял нас, желая защитить, но это лишь усилило наш страх, потому что он дрожал всем телом. Мы с Махтаб молились по-английски, уверенные, что настала минута смерти.
Самолеты налетали волнами, то предоставляя нам минутную передышку, то снова пикируя, а их моторы передавали всю ненависть к людям на земле. Оранжевые и желтые снопы огня противовоздушной артиллерии устремлялись к небу. Каждый раз, когда над головами раздавался вой самолетов, мы ждали взрывов. Иногда свет был неярким, а отзвуки приглушенными. В другой раз освещалась вся комната, а разрыв сотрясал дом до основания, дрожали стекла, и мы не могли сдержать испуганных криков. При свете взрывов, огня противовоздушной артиллерии и менее яркого отблеска пылающих зданий я могла заметить, что Муди было страшно так же, как и мне.
Он прижимал нас все сильнее, а моя ненависть к нему еще больше нарастала, я готова была его убить. В какой-то миг я вспомнила письмо моей мамы и ее сон о том, что Махтаб потеряла ногу от взрыва бомбы.
О Боже! Прошу, умоляю тебя, помоги нам! Спаси нас! Спаси Махтаб!
Очередная волна бомбардировщиков пронеслась над нами. Проходили минуты, и постепенно мы расслаблялись в надежде, что все уже закончилось. Прошло много времени, пока мы позволили себе перевести дыхание. Налет продолжался около пятнадцати минут, но эти минуты нам показались вечностью.
Страх уступил место возмущению и ярости.
– Вот видишь, что ты сделал с нами! – крикнула я Муди. – Ты Этого хотел для нас?!
– Нет! – рявкнул он. – Я тебе этого не сделал. Твоя собственная страна хочет убить тебя.
Разгорелась ссора, но в это время Маммаль заглянул в дверь спальни и сказал:
– Не нервничай, да'иджан, это была только противовоздушная артиллерия.
– Мы слышали самолеты, – возразила я.
– Нет.
Невероятно, но Маммаль хотел меня убедить в том, что это были только учения, такие же, как во время Недели войны.
В холле зазвонил телефон. Это была Амми Бозорг. Маммаль и Муди успокоили ее, заверив, что у нас все нормально.
Насерин зажгла свечи, приготовила чай.
– Нечего волноваться, – сказала она и твердо добавила: – В нас не попадут.
Ее вера в Аллаха была непоколебимой, основанной на искреннем убеждении, что если даже Аллах допустит, чтобы она погибла от бомбы, то нет ничего более достойного, чем мученическая смерть в священной войне.
Ранним утром шумный город зализывал раны и взывал к мести. Налеты были, разумеется, делом иракской авиации, но радио с легкостью выдавало иную информацию: налет запланировали и контролировали американские советники. С точки зрения рядового иранца, президент Рейган лично летел во главе атакующей эскадры. В тот день малоприятным было оказаться американцем в Иране.
Муди почувствовал это и превратился в заботливого опекуна. Мы с Махтаб не поехали в школу. Как оказалось, вблизи школы было немало разрушенных зданий. Много людей погибло.
Позже Элен и Хормоз провезли нас по городу, чтобы мы увидели результаты налета. Целые кварталы домов были стерты с лица земли, разорванные бомбами или уничтоженные огнем. Кое-где все еще подымался дым.
Все соглашались, что это страшно, но у каждого были свои взгляды на причину случившегося. Для меня все это было естественным исходом жизни под руководством фанатичного безумца. Муди и Хормоз проклинали американцев.
Элен заняла сторону мужчин.
Муди втянул Хормоза в дискуссию на одну из своих излюбленных тем о двуличности американского правительства. Он утверждал, что Соединенные Штаты, желая достигнуть равновесия сил в Персидском заливе, настраивают обе страны друг против друга, вооружая Иран и Ирак. Он был убежден, что американцы финансируют не только бомбы, сбрасываемые с иракских самолетов, но и противовоздушную артиллерию иранцев, однако в результате длительного эмбарго на вооружение помощь Ирану оказывалась тайно.
– Иран вынужден тратить все свои деньги на оружие, – ворчал Муди. – Из-за эмбарго мы вынуждены покупать его через третьи страны и платить им больше.
Мы все молились, чтобы налет не повторился. Радио обнадеживало Муди, что так и будет, что священные войска шиитов достигнут быстрого и эффективного перевеса над американскими марионетками.
