Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим (мир книг .txt) 📗
В Восточной Европе был и еще один намеченный, но нереализованный сценарий переноса столицы, который – если бы он осуществился – соотносился бы с общей постколониальной тенденцией.
К моменту национального освобождения Литва оказалась в сложной ситуации. На два самых крупных города в стране, Вильнюс и Клайпеду, заявляли претензии Польша и Германия. Большинство населения в Вильнюсе составляли евреи, в Клайпеде – немцы. Польско-литовская уния давала Польше определенные основания считать Вильнюс, который был колыбелью литовской государственности, частью своей территории. В Лиге Наций диспут разрешился в пользу поляков. Здесь свою роль сыграло несколько факторов: литовская знать Вильнюса была полностью полонизирована и многие наиболее влиятельные политики в новом польском правительстве составляли полонизированные литовцы, выходцы из виленского края. Кроме того, Польша имела более высокий вес в международных организациях, и сторону Польши взяла Франция. В результате Вильнюс был признан территорией Польши, а временной столицей Литвы, с 1922 по 1944 год, стал город Каунас (Ковно), где поляки, впрочем, также составляли большинство населения.
Клайпеда (Мемель) была не только единственным портом, но и вторым по величине городом Литвы. После поражения Германии в Первой мировой войне Мемель (Мемельбург), основанный тевтонскими рыцарями в качестве немецкой крепости, по Версальскому договору со всем Мемельским краем перешли от Германии к Литве. Сначала город с прилегающей территорией был оккупирован французами, но в 1923 году он был занят литовской армией и присоединен к Литве в качестве автономии на том основании, что прилегающие к Мемелю сельские земли были заселены главным образом литовцами. Однако подавляющее большинство населения собственно города оставалось немецким (Manning, 1952: 157—1.50).
Примечательно, что в 1930-е годы в Литве обсуждалась перспектива переноса столицы в Клайпеду. С этой идеей выступил, в частности, известный литовский геополитик Казне Пакштас (Kazys Pakstas) (1893–1960), впоследствии американский профессор географии, автор геополитической концепции Балтоскандии или Балтоскандинавской конфедерации, с которой концепция новой столицы была тесно связана. Он говорил о необходимости выхода нации к морю, обращал внимание на то, что Литва является единственной балтийской республикой, чья столица не находится в портовом городе, полагая, что выход к морю, в том числе и столицей, являлся принципиальным для принадлежности к балтоскандской культурно-политической лиге. Выход к морю, с его точки зрения, должен был дать новые импульсы развитию духовного и интеллектуального потенциала литовской нации. В это время клайпедский порт приобретал все большее значение и в него делалось множество финансовых инвестиций. Подоплекой этих предложений, однако, служило в том числе и желание закрепить за Литвой Клайпеду, изменить демографический баланс сил и создать в этом стратегически важном порту численный перевес титульной нации. В 1939 году Клайпеда в результате ультиматума Германии была без боя возвращена Германии, что положило конец подобным планам (Нырко, 2003).
Почему переносы столиц не были избраны странами Восточной Европы в качестве способа решения проблемы деколонизации и деимпериализации?
Важное отличие Восточной Европы от других колониальных стран состояло в более высокой развитости урбанистической системы, более зрелых формах национализма, более тесной пространственной, этнической и религиозной интегрированности в Европу и в общеевропейские процессы, относительной редкости субнациональных конфликтов, участии народов Восточной Европы в общеевропейских национальных движениях XIX века, религиозной и этнической близости с ними, а также отсутствии необыкновенно разросшихся мегаполисов, сопоставимых с мегаполисами стран третьего мира.
Кроме того, важным фактором в таком развитии событий было то, что в этих государствах за редким исключением не сложилось портовых колониальных столиц (даже Рига и Таллин с большим трудом поддаются описанию в этих терминах). Главные города этих государств были важными торговыми центрами или были вписаны в систему общеевропейских феодальных отношений. Следует добавить, что нацистская политика в значительной степени преуспела в этнической «чистке» Европы, которая коснулась в наибольшей степени именно столиц восточноевропейских государств. Уничтожение еврейского населения в Варшаве, Будапеште, Праге, Киеве, Минске и Вильнюсе, а также изгнание немцев из Праги, Мемеля и других городов сделали эти столицы и города гораздо более этнически гомогенными. Это стало очевидным в период приобретения или возрождения ими своей государственности. Вероятно, в результате всех этих причин поиски национальной идентичности не вылились здесь в поиски альтернативных, более национальных, урбанистических центров.
В качестве мер по освобождению от колониального господства в Восточной Европе были избраны символические масштабные реконструкции столиц в соответствии с новыми видениями национальной идентичности (Therborn, 2006).
В обзоре 17 столиц Восточной Европы шведский социальный теоретик Горан Терборн обращает внимание на последовательную смену архитектуры и символизма этих столичных городов и их постепенную архитектурно-символическую национализацию (Terborn, 2006). Как и в других европейских странах, центральными элементами противостояния и национального строительства в этих странах стали королевские династии и аристократия, а не европейская культура в целом и конфигурация системы экономического обмена, как это было в некоторых других колониальных контекстах. Согласно Терборну, архитектурный облик этих столиц претерпел три последовательных периода трансформации – национальный подъем, связанный с освобождением от имперской зависимости, коммунистическую трансформацию (коммунизацию) и впоследствии декоммунизацию после падения Берлинской стены. В восточноевропейских странах менялись не месторасположения столицы, а архитектурные стили, герои, названия улиц, памятники и сама историческая память столичных городов (Therborn, 2006: 223–224).
Постколониальное строительство наций в Африке
Из всех постколониальных континентов Африка оказалась наиболее склонна к смене столиц. Из африканских стран перенос произошел в Малави, Нигерии, Береге Слоновой Кости, Ботсване, Танзании, Гвинее-Бисау, Руанде и Ливии. Это восемь из пятидесяти четырех африканских государств или около 15 % всех этих стран. В конце XIX века также произошли переносы нескольких африканских столиц (в Того, в Намибии и в Гане), но они были связаны исключительно с удобствами колониальной администрации, германской и британской. Кроме того в настоящее время серьезные дискуссии о переносе столицы на самом высоком политическом уровне ведутся в Либерии, Зимбабве, Кении, Сомали, Южном Судане, Гане, Уганде, Экваториальной Гвинее и некоторых других африканских странах. Попытки освобождения от груза колониального прошлого обнаруживаются и в распространенности переименований столиц и целых стран на африканском континенте. Тремя из многих, но ярких примеров такого рода являются переименования столицы Конго (Леопольдвиля), первоначально названного так в честь печально известного своей жестокостью короля Бельгии, в Киншасу, переименование Солсбери, столицы Зимбабве, в Хараре, а также недавнее переименование Претории, столицы ЮАР, в Цване.
Следует отметить, что страны Магриба, исторически более коммерчески развитые и политически интегрированные в европейские и ближневосточные зоны, значительно отличались от стран черной Африки (sub-Saharan Africa) по структуре своих урбанистических сетей и были гораздо ближе в этом отношении к ближневосточным городским сетям. Здесь сложилась более полицентрическая урбанистическая структура: в этих государствах сформировалось несколько различных центров власти, которые располагались не только в прибрежно-приморской полосе, но и в центрах этих стран. В отличие от стран черной Африки месторасположение столиц здесь было гораздо более стабильным и преемственным с эпохой колониального господства. Например, Рабат, куда французская администрация перенесла столицу из Феса в 1912 году, остался столицей Марокко после освобождения от колониальной зависимости. Одной из причин сохранения столицы в Рабате могла быть уже существующая диверсификация городов и наличие четырех старых столичных городов (Рабат, Марракеш, Фес, Мекнес). Эти города служили политическими центрами в различные исторические периоды и до сих пор сохраняют некоторые столичные функции.
