Моя борьба. Книга пятая. Надежды - Кнаусгор Карл Уве (первая книга txt, fb2) 📗
Время от времени меня охватывала радость: я сижу у себя в квартире, в окружении друзей, и всего в метре от меня – та, кого я люблю больше всех на свете.
Лучшего и быть не может.
– Кто-нибудь еще хочет пива? – предложил я, поднимаясь.
Идар, Терье и Анне закивали, я принес из холодильника четыре бутылки пива и, раздав их, заметил, что между Юном Улавом и Ингвиль на диване освободилось место, правда, им придется чуть подвинуться. Я уселся туда. Когда я открыл бутылку, из горлышка полезла пена, я отвел руку с бутылкой в сторону, пена закапала стол, я выругался, отставил бутылку, принес с кухни тряпку и вытер стол. Из стены между окнами, прямо за диваном, торчал гвоздь, и я зачем-то повесил тряпку на него.
– Между нами повисла мокрая тряпка, – сказал я Ингвиль, плюхаясь на диван. Она немного озадаченно посмотрела на меня, а я утробно засмеялся – хо-хо-хо!
Я добежал до телефонной будки и вызвал два такси. Остальные ждали возле крыльца, болтали и пили. Я смотрел на них и думал, что это у меня мы сейчас разогревались перед вечеринкой. Дождь стих, но небо было по-прежнему затянуто тучами. Мы ехали по улицам, окутанным прозрачным сумраком, который возле Пуддефьорда внезапно рассеялся и открыл высокое просторное небо, но потом, на склонах у Сулхеймсвикена, между рядами бывших домов для рабочих, снова сгустился.
Было уже полдесятого. Мы опаздывали сверх допустимого; когда я спрашивал Ингве, во сколько нам приходить, он ответил, в восемь-полдевятого, но, с другой стороны, теряем от этого только мы, потому что другим знакомым и друзьям Ингве наше присутствие до лампочки. Я заплатил за одно такси, Юн Улав – за другое, мы гуськом подошли к подъезду и позвонили в дверь. Открыл Ингве. На нем была белая рубашка в серую полоску и черные брюки, волосы он зачесал назад, но одна прядь падала на лоб.
– Мы чуток припоздали, – сказал я, – надеюсь, это не страшно.
– Совершенно не страшно, – заверил меня он, – все равно вечеринка получилась тухлая. Никто не пришел.
Я уставился на него. Что он такое говорит?
Он принялся знакомиться с остальными, к счастью не уделив Ингвиль особого внимания – мне не хотелось, чтобы она догадалась, что я столько рассказал о ней Ингве. Мы разулись, сняли в прихожей куртки и прошли в гостиную. Там перед телевизором в одиночестве сидел Ула. Я не поверил собственным глазам.
– Вы что, телевизор смотрите? – вырвалось у меня.
– Ну да. А смысл веселиться, когда никого нет?
– А где все?
Ингве пожал плечами и чуть улыбнулся:
– Я, наверное, с приглашением опоздал. Но зато вас много!
– Это да. – Я уселся на диван под постером «Однажды в Америке».
Такого потрясения я не ожидал, я-то думал, народу здесь – не протолкнуться, и все сплошь умные молодые мужчины и женщины, гости смеются и ведут беседы, в воздухе висит сигаретный дым, – и что я в итоге вижу? Ингве и Улу, а перед ними – телевизор, по которому показывают субботний фильм? И как раз когда я привел сюда Ингвиль! Мне хотелось, чтобы она увидела Ингве и его друзей, тех, кто учится здесь уже давно, знатоков города, университета и мира, и таким образом предстать в более выгодном свете, ведь он мой брат, а я приглашен к нему на вечеринку. И что она видит? Двое унылых студентов перед телевизором, ни единого гостя, никто не пришел, у всех нашлись занятия поинтереснее, более подходящие для субботнего вечера, чем тусить у Ингве.
Он что, лузер? Ингве – просто жалкий лузер?
Брат выключил телевизор, вместе с Улой они пододвинули к столу два стула, Ингве принес пива, сел и завел разговор, начал с вежливых фраз, расспрашивал Анне, и Ингвиль, и Идара, и Терье, что они изучают, где живут, и неуверенность, от которой мы так и не избавились, хотя пили уже больше двух часов, скоро рассеялась. Постепенно общая беседа за столом разбилась на несколько, я разговаривал с Анне, она болтала без умолку, ей столько всего надо было мне рассказать, что я не выдержал и сбежал в туалет. Оттуда я прошел на кухню, где Терье разговаривал с Ингвиль, я улыбнулся им, пошел к Уле и Ингве, тут позвонили в дверь, вошел Асбьорн, сразу за ним явился Арвид, и вот уже народу в квартире стало полно, люди были повсюду, куда ни посмотри, со всех сторон лица, голоса и двигающиеся тела, я лавировал между ними, пил и болтал, болтал и пил, и все больше и больше пьянел. Ощущение времени исчезло, все словно распахнулось, я вырвался из собственных слабостей, радостный и свободный, я расхаживал по квартире, не думая ни о чем, кроме настоящего и кроме Ингвиль, в которую был влюблен. Я держался от нее подальше, если я что и знал о девушках, так это что им не по душе легкая добыча, те, кто ходит за ними по пятам и пускает слюни, так что я болтал с другими, теми, кого мерцающий свет опьянения выхватывал из темноты, будто луч фонарика. Каждый казался мне интересным, каждый рассказывал что-нибудь, что стоило послушать, что-нибудь трогательное, а после я шел дальше, и мои собеседники снова тонули во мраке.
Я уселся на диван между Улой и Асбьорном. Напротив за столом сидела Анне, она попросила у меня табака, я кивнул, и в следующую секунду она, склонив голову, уже сосредоточенно сворачивала самокрутку.
– Я т-тут к-кое что вспомнил, – начал Ула, – ты читал Джорджа В. Хиггинса?
– Нет, – ответил я.
– П-прочитай об-бязательно. Он отличный. Просто шикарный. Почти сп-плошные диалоги. Очень по-американски. Крутой. «Друзья Эдди Койла».
– А еще Брет Истон Эллис, – добавил Асбьорн, – «Меньше чем ноль». Читал?
Я покачал головой.
– Он американец, ему лет двадцать. Книга про подростков в Лос-Анджелесе. Дети богатых родителей, что хотят, то и делают. Бухают, торчат и отрываются. Но жизнь у них пустая и холодная. Очень хороший роман. Почти гиперреализм.
– Похоже, и правда хороший, – сказал я, – как, говоришь, его зовут?
– Брет Истон Эллис. И не забудь, кто его тебе посоветовал! – Он хохотнул и отвел взгляд.
Я посмотрел на Ингве – тот разговаривал с Юном Улавом и Ингвиль, возбужденный, раскрасневшийся, как всегда, когда он старается кого-то в чем-то убедить.
– И последний Джон Ирвинг очень хорош, – продолжал Асбьорн.
– Шутишь? – не поверил я. – Джон Ирвинг пишет развлекательное чтиво.
– Ну и что, все равно он бывает неплох, – уперся Асбьорн.
– Да ни хрена, – возразил я.
– Ты же не читал!
– Ну и что. Все равно фигня, я и так знаю.
– Ха-ха-ха! С какой стати?
– Я, между прочим, и сам пишу. И Джона Ирвинга читал. Последний его роман фиговый, это я точно знаю.
– Да брось, Карл Уве, – проговорил Асбьорн.
– Анне, ты только представь, – начал я, – ты сидишь тут, далеко от вонючего Кристиансанна!
– Да, – сказала она, – вот только не знаю, что я тут вообще делаю. Ты про себя все знаешь. Ты будешь писателем. А я никем не буду.
– Я и есть писатель, – сказал я.
– Знаешь что? – спросила она.
– Что?
– Я хочу стать легендой и никем больше. Настоящей легендой. Я всегда этого хотела. И никогда не сомневалась, что так оно и будет.
Асбьорн с Улой переглянулись и расхохотались.
– Понимаешь? Я всегда была в этом уверена.
– Легендой чего именно? – поинтересовался Асбьорн.
– Да чего угодно, – отмахнулась Анне.
– А чем ты занимаешься? Поешь? Пишешь?
– Нет. – По щекам у нее потекли слезы.
Я смотрел на нее, не понимая, что происходит. Неужто она плачет?
– Мне никогда не стать легендой! – воскликнула она. Все повернулись к ней. – Я опоздала! – выкрикнула она и закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали.
Ула с Асбьорном громко засмеялись, Ингве, Юн Улав и Ингвиль смотрели на нас с недоумением.
– Мне никогда не стать легендой, – повторяла Анне, – никогда никем не стать!
– Тебе всего двадцать лет, – сказал я, – никуда ты не опоздала.
– Опоздала! – возразила Анне.
– Ну и что дальше? – вмешался Юн Улав. – Зачем тебе становиться легендой? Смысл?
