Сила соблазна - Родейл Майя (бесплатные версии книг txt) 📗

— Так близка, что я ощущаю ее вкус на губах, — хрипло бросил он.

Аннабел сухо улыбнулась, потому что в этот момент они были близки, как никогда, и далеки, как две планеты. Хотя она осталась наедине с Найтли и даже умудрилась привлечь его внимание, он только что честно объяснил, что у них не может быть совместного будущего… разве что она захочет, чтобы он отказался от мечты всей своей жизни и сжигавших его амбиций.

Ради нее. Маленькой, старой, всеми пренебрегаемой Аннабел.

Она едва не рассмеялась. Все лучше, чем плакать.

— Кстати, о высшем обществе, — медленно начал Найтли, явно что-то замышляя. — Вы нравитесь лорду Марсдену.

— Полагаю, что так, — осторожно ответила Аннабел, чтобы не выдать одну из своих ловушек. Кроме того, она знала, что в этот момент Марсден готовится атаковать газету. Не поймешь, то ли он спаситель, то ли враг…

— Он послал вам цветы, — медленно констатировал Найтли.

— Роскошный букет розовых роз, — добавила Аннабел, стараясь показать, что и ее хотят. Хотят в высшем обществе.

Возможно, она даже заставит Найтли ревновать.

А также даст знать, что она любит розовые розы, на случай, если он когда-нибудь решит послать ей цветы.

— У меня сложилось определенное впечатление, что его симпатия к вам и вашей колонке определила благоприятное мнение об «Уикли», — продолжал Найтли. Смысл его слов был совершенно ясен. Мучительно, болезненно ясен.

— Если вы станете поощрять его, Аннабел, это невероятно поможет газете. И вы сделаете мне огромное одолжение.

Теперь сердце Аннабел билось совсем медленно. Только вот дышать она почему-то не могла.

«Не требуйте этого от меня», — хотелось ей взмолиться. Но слова застревали в горле.

Все потому, что он любил газету. Она это знала. Он был так близок к цели, и потерять «Уикли» означало потерять все. Она понимала Дерека, но от этого становилось еще больнее.

Он не знал о ее чувствах, уговаривала она себя. Иначе не просил бы у нее этого злосчастного одолжения. А если бы просил… нет, об этом подумать невозможно! Не сейчас, в маленьком, темном, душном экипаже, под взглядом Найтли.

Он ждал ответа. Ждал, что она скажет «конечно», потому что именно это делала всегда. Решала проблемы других людей, не считаясь с собственными сердцем и душой.

— Аннабел, — сдавленно пробормотал он.

Похоже, ему больно. Вот и хорошо. Пусть он узнает, что такое боль.

— Понимаю, мистер Найтли.

И она понимала. Но это не означало, что ей нравилась его просьба. Или что она ее исполнит. Или что это не ощущалось холодным лезвием кинжала в ее теплом, бьющемся сердце.

Остаток пути оба молчали. Но Аннабел чувствовала каждый брошенный в ее сторону взгляд.

Старая Аннабел попыталась бы успокоить свою совесть, даже если его просьба прозвучала гнусно. Но черт с ней, со Старой Аннабел.

— Аннабел, — обронил Найтли, прервав молчание. И даже потянулся к ее руке. Она так долго этого ждала. Ее маленькая изящная ручка в его ладони, теплой, большой и сильной. Но теперь она чувствовала себя покинутой и одинокой, хотя по-прежнему мечтала о том, что он будет с любовью держать ее руку.

Если она сделает то, о чем просил Найтли… значит, он будет ей обязан. И она будет не просто Старой Дорогой Аннабел, а спасительницей «Лондон уикли». Как соблазнительно!

— Аннабел, — повторил он хрипло и осекся, словно не договорив.

Она смутно ощутила, как приоткрываются ее губы.

«Если он поцелует меня, я прощу все…»

Экипаж остановился перед ее домом.

Он не поцелует ее. И вообще это будет дурно. Он, должно быть, собирался окончательно добить ее, сказав что-то о леди Лидии или лорде Марсдене, или о том, как больше всего на свете любит «Лондон уикли». Она все это знала.

И знала также, что Бланш скорее всего смотрит в окно из-за штор гостиной.

— Я должна идти, — вздохнула она, вспоминая совет Таинственной из Челси «всегда оставлять Болвана недовольным и желающим большего».

Глава 22

Газетный магнат замечен в самом неподходящем месте

Склад

Долой мрачные раздумья! Найтли предпочитал мыслить логично и рационально, оценивая неприятную ситуацию. Какой толк в том, чтобы метаться по комнате, как лев по клетке, или пить виски, чтобы забыться.

Лучше отправиться на склад, к печатным станкам. Ничто не проясняет ум лучше тяжелой работы, при которой приходится попотеть, а также рева машин, такого громкого, что становится почти невозможно думать.

Почти.

Шум паровых печатных станков обычно имел свойство топить все заботы и беды. Все. Кроме Аннабел и его ужасной просьбы.

Вместе с другими рабочими Найтли поднимал и бросал бумажные кипы, которые потом подавались на печатный станок. На складе было жарко, как в аду. Работа была утомительной и скучной. Постепенно мышцы протестующе заныли. Именно этого он добивался. Боли. Мучений. Это успокаивало лучше, чем бренди или бокс.

Обычно.

Но сейчас, даже сквозь шум станков, его донимали неприятные мысли. Терзали и изводили угрызения совести.

Ему не следовало просить Аннабел поощрять Марсдена! Ни ради него, ни ради газеты. Это дурно. Скверно.

Он решил исправить ситуацию позже и выбросил всю эту историю из головы.

Или попытался.

Аннабел.

В грохоте машин слышалось ее имя.

Шипение парового двигателя звучало, как «мисс». Лязг чугуна по чугуну — «Ан-на-бел».

Шелест бумаги, проходящей через станок, превращался в фамилию «Свифт».

Найтли нагнулся, чтобы поднять следующую стопку и бросить стоявшему рядом рабочему.

И подумал об Аннабел.

«С моей стороны было нехорошо просить ее о таком, — сказал себе Найтли. — Это неприлично, и я воспользовался своим положением. Это аморально».

Черт, он понял, что это мерзко, в тот момент, когда слова слетели с языка. И он пробовал тут же исправить содеянное, но словно лишился дара речи. Ее милая улыбка померкла. Сверкающие голубые глаза погасли. Прямо под его взглядом она, казалось, съежилась и уменьшилась ростом, в отчаянной попытке исчезнуть. И это он, казалось, уничтожил ее своим эгоистичным грубым требованием.

Факт оставался фактом — нужно извиниться. И сегодня же.

Пожалуй, нет смысла больше думать об этом.

Но мысли беспокоили его, как заноза в пальце. Как камешек в сапоге. Как оса, залезшая под рубашку. Чертовы машины продолжали выкрикивать ее имя, одновременно выбрасывая газету за газетой.

Ан-на-бел…

Мышцы стали гореть от перенапряжения. Он пробыл здесь несколько часов. Пот пропитал белое полотно, рубашка прилипла к груди и животу. Усталость ослабляла его внутреннюю оборону. Так что правды было не избежать.

Все дело в том, как она лежала в его объятиях. Словно ожидала, что он вот-вот возьмет ее.

При мысли о ней, теплой, аппетитной и чистой, у него пересохло во рту. Любой потеряет голову от этих роскошных изгибов и захочет провести всю жизнь, исследуя каждый восхитительный клочок ее тела.

Все дело в невинности. Он хотел попробовать ее на вкус. Коснуться. Любить. И возродиться, получив искупление.

А он все запачкал, замарал своим гнусным требованием. Вынудил ее соблазнить другого мужчину, хотя сам хотел завладеть этими спелыми красными губами. Ловить ртом вздохи Аннабел…

Найтли жаждал познать чистоту, невинность и сладость, которые олицетворяла Аннабел. Жаждал ласкать эту молочно-белую кожу. Каждый изгиб, каждую выпуклость и впадинку, груди и ямочку на пояснице. Глаза Аннабел были чуть раскосыми, как у кошки, а пушистые ресницы беззащитно лежали на щеках, когда она закрыла глаза, изображая обморок. Словно потеряла сознание от наслаждения. Словно спала после того, как они любили друг друга…