Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари (хорошие книги бесплатные полностью TXT, FB2) 📗
– Выпьешь кофе, пока твоя подруга не приехала?
Вздрагиваю, и пластинка выскальзывает из рук. Замечаю на себе внимательный взгляд Джереми, успевшего надеть поверх футболки черный свитер. У меня возникает мимолетное ощущение, что он заметил, что я выпала из реальности.
– Прости, я не хотела копаться в твоих вещах…
Джереми пожимает плечами.
– Я был большим поклонником… – замечает он, указывая на пластинку. А потом добавляет отстраненно, как обычно говорят о знаменитостях (можно подумать, они не настоящие, можно подумать, их жизнь и чувства существуют только на фотографиях, напечатанными в глянцевых журналах): – Печально, что она умерла такой молодой.
Поднимаю с пола пластинку, собираясь положить на место. Мне нужен повод отвернуться, чтобы спрятать лицо и взять эмоции под контроль. Засовываю пластинку между «Highway to Hell» группы «AC/DC» и «Dark Side of the Moon» «Пинк Флойда». Она в хорошей компании.
Через несколько минут возвращается Джереми с чашкой кофе.
– Значит, ты любишь рок? – спрашивает он, делая глоток.
Выдавливаю улыбку.
– Нет, музыка – это не мое.
– И правда. Твой конек – цифры, статистика.
– Именно. Как и выравнивать ручки параллельно друг другу.
В голубых глазах мелькает веселье, и на короткое мгновение Джереми мне даже нравится. Потом раздается звонок домофона, и он идет открывать. Через несколько минут в квартиру врывается Саранья.
– Утречка! Ты, наверное, Джереми! – восклицает она, звонко чмокнув его в обе щеки. – Очень мило, что ты согласился нас подбросить, но шесть этажей без лифта – слишком большая плата за проезд! О, Алиса, ты уже здесь! – Саранья заключает меня в объятия с таким пылом, словно я – ее потерянная десять лет назад лучшая подруга. Ее нежность согревает мое сердце. – Мне столько всего нужно тебе рассказать, ты даже не представляешь!
– Пойдемте, – говорит Джереми, ставит чашку на столик и сует в карман джинсов ключи от машины.
– Ты без пальто? – удивляется Саранья. – На улице жутко холодно, имей в виду! И после этого нас пытаются заставить поверить в глобальное потепление!
– Глобальное потепление и понижение температуры в Европе тесно связаны, – возражает Джереми.
– Не хочу, чтобы из-за меня ты простудился. Тогда совесть заставит меня принести тебе суп и горячий шоколад, а для этого мне снова придется карабкаться на шестой этаж.
Без малейшего смущения Саранья хватает с вешалки шарф и безапелляционно накидывает Джереми на шею.
– Вот и все! Что б ты знал, шею легко застудить.
Джереми слегка обескуражен и потому не отвечает. Мы спускаемся в гараж под оживленную болтовню Сараньи.
– Алиса сказала, что ты гик и целыми днями программируешь, – говорит она, глядя на Джереми так, как смотрела на шоколадную помадку в кондитерской. – Я представляла тебя низеньким лысым типом в очках. Нельзя поддаваться стереотипам.
Мне становится неловко, что Саранья передала Джереми мои слова. Впрочем, судя по слабой улыбке у него на губах, мое замечание его скорее позабавило, чем обидело.
Устраиваюсь на заднем сиденье. Стоит машине тронуться с места, как Саранья предсказуемо берет на себя девяносто девять процентов разговора. Она рассказывает Джереми, что работает в доме престарелых.
– Это ужасно! – говорит она. – На самом деле, проблема стариков не в старости, а в одиночестве. Я вижу, как люди умирают просто потому, что родные перестают их навещать, или потому, что чувствуют себя обузой для любимых. Я не понимаю детей, которые бросают родителей. Их поведение возмущает меня до глубины души!
Хочу ответить, что Саранья не знает, какие в семье отношения, и мимолетно думаю о своей маме, с которой не разговаривала больше пяти лет. Интересно, она по-прежнему ходит на пляж по воскресеньям и наблюдает за волнами? По-прежнему наливает себе бокал вина, когда допоздна работает над переводом? По-прежнему прикусывает ноготь большого пальца, когда пытается подыскать нужное слово? Интересно, удается ли ей, в отличие от меня, жить нормально?
– Наверное, тяжело сталкиваться с таким каждый день? – спрашиваю я, пытаясь избавиться от мрачных мыслей.
– Да, тяжело, но такая работа приносит удовлетворение, потому что этим беднягам можно помочь. Я, например, люблю выступать в роли свахи для своих подопечных.
Саранья достает из сумочки тональный крем, поворачивает к себе зеркало заднего вида и начинает краситься.
– У меня есть анкета с вопросами о том, что нравится и не нравится. Собаки или кошки, соленое или сладкое, внуки – это свет в окошке или карая небесная, и все в таком духе. Всего вопросов более ста двадцати. Я заставляю всех своих старичков заполнить анкету, а потом анализирую ответы. Это куча работы. Когда я вижу у двоих много совпадений, то начинаю действовать. Например, говорю Роберту, что по мнению Иветт он похож на Марлона Брандо. Потом говорю Иветт, что Роберт постоянно восхищается ее стройными лодыжками.
Джереми возвращает зеркало на прежнее место.
– Только аварии нам не хватало. Используй зеркальце под солнцезащитным козырьком.
– Секрет в том, чтобы комплименты были конкретным и немного изобретательными, – продолжает Саранья и, словно не слыша Джереми, снова поворачивает зеркало к себе. – Во времена их молодости нельзя было просто написать в «Снапчат» «привет, красотка». Сначала они делают вид, что им все равно, но я вижу, что им приятно. После семидесяти редко услышишь комплименты. Потом они начинают переглядываться, как подростки на вечеринке, и стараются оказаться в одной команде во время игры в бридж. Бинго! У меня показатель успешности равен девяноста процентам: двенадцать пар за пять лет.
Она проводит кисточкой по своей смуглой коже и снова смотрится в зеркало заднего вида. За последние пятнадцать секунд Джереми трижды возвращал его на место.
– Кстати, – спрашивает он, – что за вечеринку ты устраиваешь?
Саранья с укоризненным видом шлепает его пудреницей по руке.
– Это не вечеринка, а Дивали, фестиваль огней. Вот вам и мультикультурализм! Это все равно что сказать, что не слышал про Рождество! Дивали, фестиваль огней и радости, – это индуистская альтернатива Новому году. Он длится пять дней, каждый из которых имеет свой смысл и свои традиции. В первый день устраивают генеральную уборку и покупают новые вещи, чтобы отпраздновать новое начало. Богиню процветания Лакшми следует встречать в обновках. Иначе говоря, это день шопинга. Еще на полу мукой рисуют следы в ожидании ее прихода. На второй день нужно украсить дом ранголи.
– Чем? – переспрашивает Джереми, приподняв брови.
– Ранголи – это индийские узоры, которые делают из порошка, песка, сушеного риса или цветной манной крупы. На третий день мы зажигаем дии – такие маленькие масляные лампы, их ставят перед входной дверью, чтобы поприветствовать Лакшми, – развешиваем гирлянды, готовим индийскую еду в огромных количествах и зовем в гости своих близких. Четвертый день – Падва, первый официальный день нового года, когда люди обмениваются подарками и высказывают друг другу хорошие пожелания, и, наконец, пятый и последний день Дивали, Бхаи-дудж, посвящен братьям и сестрам. Братья навещают своих сестер и дарят им подарки. У вас есть братья или сестры?
– У меня есть брат, – отвечает Джереми раньше меня.
Молчу, и Саранья, широко улыбаясь, поворачивается ко мне. Я словно окаменела. В кои-то веки Саранья кого-то слушает. Она не только задала вопрос, но и ждет ответа дольше трех секунд. Под кожей словно копошатся муравьи, воздух исчезает из легких. Хватаю запястье и нащупываю браслет. Сначала пластинка, теперь этот вопрос – и все в один день…
– Нет…
Это слово рвет мне горло и кажется ужасным предательством. Однажды я буду наказана за то, что играла с реальностью и заменяла факты на вымысел. Безобидные фразочки, незначительные поступки… постепенно ложь задушит меня, и я утону в искаженном мире, который сама выдумала. Или, что еще хуже, больше не смогу отличать правду от лжи. Избавлюсь от мучительных воспоминаний, чтобы больше не чувствовать себя виноватой. В зеркале заднего вида ловлю на себе пытливый взгляд Джереми.
