Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Корниловский ударный полк под командованием Неженцева в дни Октябрьского переворота комиссар Временного правительства Григорьев вызвал в Киев. Вместе с юнкерами повоевали здесь с большевиками комиссара Пятакова. Когда большевиков поддержала Центральная Рада, Григорьев начал переговоры. В результате юнкерские училища отправили на Дон, а корниловцев Петлюра… пригласил к себе на службу. Отказавшись, Неженцев просил у Ставки разрешения уйти к Каледину. Ставка, еще духонинская, запретила. А после ее разгрома стало трудно уехать. Украинцы пропускали только казачьи эшелоны, как «нейтральные». Но казаки брать с собой корниловцев не желали. Тогда эшелон с имуществом и вооружением отправили под фальшивыми документами. А советскому начальству доложили, что полк разбежался — это было в порядке вещей. И поехали поодиночке, группами. В течение декабря на Дону собрались 50 офицеров и 500 солдат-корниловцев.
Перед Белой гвардией встал вопрос о дальнейших планах. Узнав, что на Дону формирование уже начато Алексеевым, Корнилов решил взять Деникина, Лукомского и ехать дальше, поднимать Сибирь. Он считал, что, раз тут работа идет, ему на Дону делать нечего. Организация войск в замкнутом пространстве Юга представлялась ему делом местного масштаба, тем более что на территории казачьих войск придется зависеть от казачьих правительств, кругов и атаманов. Корнилов рвался на простор, в Сибири и Поволжье видел возможность развернуться в полную силу. Верил, что, опираясь на восток России, можно не только смести большевиков, но и воссоздать, пусть не сплошной, антигерманский фронт.
Его решение усугублялось личными взаимоотношениями. Предыдущие контакты по службе между Корниловым и Алексеевым случались в далеко не лучших ситуациях. Например, как раз Алексеев после «мятежа» арестовывал Корнилова и принимал у него дела. Оба были крупнейшими военачальниками России, оба уважали друг друга, но никогда не были близки и очень различны по складу. Сработаться вместе им было трудно, о чем Корнилов честно сказал Алексееву. А трения между двумя признанными лидерами могли внести разлад в частях.
В это время из Москвы прибыла группа видных представителей общественности — князь Трубецкой, князь Львов, Милюков, Федоров, Струве, Белоусов. Национальный центр, собравшийся из обломков умеренных и либеральных партий, решил поддержать создание Белой гвардии, имел контакты с миссиями стран Антанты. Московские представители требовали, чтобы Корнилов остался на Дону. Он возражал:
"Сибирь я знаю, в Сибирь я верю. Я убежден, что там можно будет поставить дело широко. Здесь же с делом справится и один генерал Алексеев. Я убежден, что долго здесь оставаться я буду не в силах. Жалею только, что меня задерживают теперь и не пускают в Сибирь, где необходимо начинать работу возможно скорей, чтобы не упустить время".
Но у Национального центра тоже был веский аргумент — огромная популярность Корнилова. Если бы он уехал, за ним могли податься очень многие белогвардейцы. И все начинание на Дону могло развалиться. (И действительно, судя по настроениям офицерства, большинство вполне могло рвануть "туда, где Корнилов".) А Москва была городом торговым, обстоятельным. Предпочитала синицу в руках журавлям в небе. И поставила категорическое условие: материальная поддержка будет оказана только реальной, существующей организации, если вожди Белого Движения будут работать вместе, распеределив между собой обязанности и подписав соответствующее соглашение. К этому условию присоединились союзники, Англия и Франция, обещав помощь в 100 млн. руб., по 10 в месяц. Корнилов вынужден был согласиться. Три высших начальника подписали соглашение об образовании армии, получившей название Добровольческая. Корнилов принимал на себя командование. Скромный трудяга Алексеев ради пользы дела отошел на второй план, оставил себе финансовые проблемы, вопросы внутренней и внешней политики. Третий подписавший, Каледин, ведал формированием Донской армии и вопросами жизни Дона.
Вот, казалось бы, случайность… А кто его знает, может, из-за этой случайности Сибирь и Поволжье поднялись против большевиков на полгода позже, не имея авторитетных вождей? А союзники, кстати, так ни черта и не прислали. Их мизерной помощи Добровольческая армия дождалась только через год.
Корнилов считал свое командование на Юге временным, не навсегда. Как только армия прочно встанет на ноги, он все же намеревался ехать в родную Сибирь. А пока слал письма сибирским политическим деятелям. В частности, хорошо знакомому В. Н. Пепеляеву. Командировал ряд офицеров в Нижний Новгород, Казань, Самару, Царицын и Астрахань, чтобы организовать там белые силы. Увы, все тогдашние офицеры были никудышными конспираторами, все традиционно не разбирались в партийно-политических хитросплетениях. И подавляющее большинство офицерских организаций стали легкой добычей чрезвычаек. Из корниловских посланцев только один оставил заметный след в Белом Движении — капитан Лебедев. Впоследствии он стал начальником штаба Колчака.
Между тем выяснилось, что из приходящих с фронта казачьих полков прочные части можно создать только на принципе добровольчества. Донской штаб так и не сумел солидно наладить это дело. Разрешения на формирование отрядов выдавались чуть ли не всем желающим. В результате возникло много мелких белопартизанских отрядов — есаула Чернецова, войскового старшины Семилетова, сотника Грекова, есаула Лазарева и др. На Кубани Рада объединила офицеров и казаков в один добровольческий отряд под командованием капитана Покровского. Корнилов и Алексеев направили туда для связи генерала Эрдели.
Развертывание Добровольческой армии продолжалось. В среднем записывались 70–80 человек в день. Оружие отбирали у солдатских эшелонов, едущих по домам, доставали через скупщиков. К концу года армия состояла из Корниловского полка, офицерского, юнкерского и георгиевского батальонов, четырех артиллерийских батарей, офицерского эскадрона, инженерной роты и роты гвардейских офицеров. План Корнилова и Алексеева был — довести численность до 10 тыс. человек и лишь затем приступить к выполнению крупных задач. Жизнь решила иначе. Большевистские фронты перекрыли дороги, отрезали Дон от России и Украины. Приток добровольцев резко упал — добирались лишь единицы. В декабре красные отряды со всех сторон двинулись на Дон.
13. Кто разжигал Гражданскую
Ленинский план построения социализма обстоятельно описан им в 1917 г. в книге "Государство и революция". Ильич предвосхитил своими проектами самые мрачные фантазии-антиутопии Е. Замятина, Дж. Оруэлла, Г. Уэллса. Его социализм — государство-машина. Пирамидальная система со всеобщим милитаризованным подчинением сверху донизу. Никакой торговли, частной собственности, самостоятельности. Каждый работает по трудовой повинности, где указано. И рабочие, и крестьяне сдают свою продукцию государству. Централизованное распределение: каждый получает положенный ему продпаек и положенные промышленные товары. И работа, и распределение под контролем "вооруженных рабочих". А на верхушке пирамиды — "партия рабочего класса", которая регулирует работу всей бездушной машины, дергая за государственные рычаги. Подробно эту черную фантастику можете почитать сами, если интересно. Г. В. Плеханов писал, что из ленинского проекта может получиться лишь уродливое бюрократическое образование типа китайской или перуанской империи.
Но начать строительство такой империи в 1917 г. было никак нельзя. Ленинский социализм предполагал жесткую тоталитарную подчиненность, железную диктатуру. А чтобы взять власть, пришлось разложить и разрушить все государство. И после победы большевики оказались не на верхушке готовой бюрократической пирамиды, а на неустойчивом плотике в бушующей стихии. Значительная часть населения воспринимала большевиков как явление временное, очередной непрочный кабинет Временного правительства. Повластвовали по паре месяцев два кабинета Львова, по паре месяцев — два кабинета Керенского. Теперь пробует повластвовать кабинет Ленина… Да и Учредительное Собрание не за горами. Ничего реального дать большевики не могли — ни прочного мира, ни хлеба, ни промышленных товаров, ни порядка.
